Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников

Ринальдо стоял среди зрителей рядом с Лаурой, и та его спросила:

— Что вы думаете об этом танце?

— А то, — ответил он, — что ни за что на свете не разрешил бы моей любимой танцевать его с другим мужчиной, а только со мной.

— Значит, хорошо, — улыбаясь, продолжала Лаура, — что это не относится ни к вам, ни к графине!

Танец кончился. Графиня упала на стул, обмахиваясь платком, кивком подозвала Ринальдо и спросила:

— Как я танцую фанданго?

— Изумительно, особенно для того, с кем вы танцуете, — ответил Ринальдо.

— Ну, так станцуйте же его со мной, — графиня улыбнулась.

Он хотел было ответить, но тут партнер графини подошел к ним и стал упрекать ее за то, что она чрезмерно усердствовала.

— А разве это вам повредило? — спросила с явной досадой графиня.

Ринальдо, не дождавшись ответа обеспокоенного танцора, повернулся и завел разговор с маркизом Романо.

Вскоре к нему опять подошла графиня и попросила пройтись с ней. Она направилась в одну из боковых комнат. Ринальдо последовал за ней. Лаура заметила это, приблизилась к входу в ту комнату, и словно бы ненароком, но вся обратившись в слух, присела на софу.

— Рыцарь! — начала графиня. — Мне вручили для вас письмо, которое я передаю вам, и вы можете его здесь, в тиши, прочесть, если сами себе не решите помешать.

— Каким образом?

— Своими мыслями — о том о сем — о той или иной даме.

— Но я даже не знаю, как…

— Как зовут эту даму? Конечно же не Мартаньо. Ее зовут, бесспорно, куда более нежным именем. Может, Лаура или как-нибудь еще. А меня зовут всего-навсего Дианора. Это никак не поэтичное и еще менее того нежное имя. Но… не буду вам мешать!

Она вышла из комнаты, а Ринальдо вскрыл конверт; письмо было от Олимпии, там же были вложены письма маркизу Романо и барону Мальвенто.

Ринальдо стал читать:

«Любезный рыцарь!

Надеюсь, ты здоров. Во всяком случае, ты в самых надежных в мире руках. В силу твоего письменного обещания, я прошу тебя выказать мне свою благодарность тем, что во всем будешь прислушиваться к советам маркиза Романо. Он скажет тебе, когда настанет время познакомить тебя со старцем из Фронтейи. Тебе никак нельзя это упустить.

Быть может, мы скоро поговорим с глазу на глаз. Сообщаю тебе новость — разбойничья шайка пользующегося дурной славой Ринальдини, как говорят, уничтожена. В Сан-Лучито вчера расстреляли девять его соратников. Они, давая показания, заявили, что Ринальдини погиб, изрубленный в куски, у них на глазах. Все у нас рады, что этот опасный человек подобным образом закончил жизнь; да иначе и быть не могло, так как горстку его людей окружили тысяча четыреста солдат. Некий Чинтио с несколькими товарищами будто бы все-таки пробился. Его теперь преследуют.

Вторая новость — хорошо знакомого тебе капитана едва не убил некий Лодовико шестью ударами кинжала. Капитан, взбешенный, лежит в тяжелом состоянии. Преступник спасся бегством.

Всего тебе наилучшего! С тобой всегда любовь твоей

Олимпии».

Ринальдо спрятал в карман письма, и тут в комнату вошла Лаура. Она ищет, сказала она, свою подругу, но и не найдя ее, она осталась в комнате.

Завязался разговор о ничего не значащих вещах, так беседуя, они вышли неожиданно на галерею, примыкавшую к комнате. Продолжая беседу, они шли все дальше и дальше и попали в сверкающий зал, в котором был накрыт богатый стол.

— Надо признать, — сказала Лаура, — графине живется здесь превосходно! Ее дом безусловно один из самых прекрасных домов в Мессине.

— Мне трудно об этом судить.

— Можете мне поверить. И вообще, графиня обладает тонким вкусом и блестящим умом и весьма любезна. Говорят, она собирается опять замуж за того господина, который танцевал с ней фанданго.

— Вот как? Желаю ей быть счастливой в браке, — сказал Ринальдо.

— А почему вы еще не женаты?

— Для меня одного у меня достаточно средств, чтобы хорошо жить. Для супруги их не хватило бы.

— Вам надо взять жену, которая сама владеет состоянием.

— Но главное, она должна меня любить…

— Это я считаю непременным условием. Как долго вы еще пробудете в Мессине? — поинтересовалась Лаура.

— Покуда мне здесь не разонравится.

— Стало быть, вам здесь нравится?

— И даже очень, — ответил Ринальдо.

Они по галерее вернулись в комнату, и Лаура быстро и незаметно из нее выскользнула. Ринальдо, передав кому следовало запечатанные письма от Олимпии, вернулся в боковую комнату и сел, призадумавшись, на софу.

Здесь он оставался, никем не замеченный, пока звуки трубы не позвали его к столу. Там его, как человека нового, посадили рядом с хозяйкой дома, графиней. Лаура сидела напротив. Раздумья испортили настроение Ринальдо, и он вел себя по отношению к графине слишком церемонно, что весьма забавляло Лауру.

Барон Мальвенто занимал общество рассказами о гибели Ринальдо в Калабрии. В разговоре об этом знаменитом человеке все приняли участие. Каждый гость высказал свое мнение.

Лаура сочла, что разбойник ушел из жизни слишком почетно, он должен был кончить жизнь на колесе. У Ринальдо от этих слов больно сдавило сердце, и безжалостная девица тотчас была отодвинута в нем несколько в сторонку. Графиня же, напротив, сказала, что Ринальдини — человек значительный, и если бы стоял во главе войска, то обрел бы вечную посмертную славу. Эти слова сильно приблизили графиню к сердцу Ринальдо.

Маркиз Романо поведал обществу, что его новый друг, господин рыцарь, знал Ринальдини. Тотчас все общество засыпало мнимого рыцаря вопросами.

Лаура спросила:

— Как он вам понравился?

— Со мной, — сказал Ринальдо, — он обошелся очень хорошо. Я был в его власти, но он не злоупотребил ею.

— А как он выглядел? — поинтересовалась графиня.

— Более благородным, чем позволяет ему его ремесло, — ответил Ринальдо.

Лаура отчаянно ругала Ринальдини, пока разговор не перешел на другой предмет.

Ночь прошла в танцах. Когда наступило утро, Ринальдо пошел не к себе, а на окраину города, где раскинулись сады и загородные виллы, дабы там насладиться дивным утром, что простирало посверкивающие рассветной влагой крылья над цветущими долинами. Шаги Ринальдо оставляли следы на росистых лугах, а взор его искал холм, с которого он мог бы обозреть прекрасную местность. Золотые лучи солнца переливались всеми цветами радуги в водных жемчужинках, небо и земля проснулись, и розовые пальцы Авроры дали волю чувствам Ринальдо. Он, прислонившись к пинии, окинул взором сверкающую долину. В слезах его тоже сверкали золотые лучи солнца, а на щеках пылал небесный багрянец.

Вдалеке мелодично и звонко шумел водопад, а еще дальше, с холмов, где паслись тучные стада, доносилась свирель веселых пастухов.

— Ах! — вздохнул Ринальдо. — Если бы я по-прежнему пас стада, как некогда на отцовских лугах! Если бы я, такой же веселый и бодрый, невинный и простосердечный, как эти пастухи, мог слить звуки моей свирели с ласковым дуновением ветерка! А что, если я уйду в далекую страну, возьму опять в руки пастушеский посох и укроюсь в глуши испанских пастбищ? Что удерживает меня в сумятице этого мира, в котором я, подстерегаемый опасностями, наверняка стану жертвой виселицы? Прочь, прочь из долин Сицилии, живей на душистые мирные луга Испании!