Рискнуть и победить (Убить демократа)

Шишковцу недаром прочили большое будущее. Он умел правильно оценивать ситуацию и быстро принимать решения. Он вдруг ощутил себя мальчишкой-первокурсником перед этим старым жилистым грифом, в котором чувствовались такая сила и уверенность в своих силах и правах, которым не было логического объяснения, но которые были основой этого человека. Более того, Шишковец ощутил, что такие люди, не мелькающие на телеэкранах и газетных полосах, не известные никому, — они-то как раз и есть настоящие властители государства, какие бы должности они ни занимали.

Они действительно служили России, верили в это, и эта вера давала им фактическую, а не назывную власть в стране. На их фоне даже самые известные и авторитетные политики выглядели не более чем марионетками, которых заставляет двигаться скрытый за кулисами кукловод. Одним из таких кукловодов и был этот жилистый, мосластый старик. И Шишковец понял, что сейчас решается его будущее. А в таких случаях уязвленное самолюбие плохой советчик, его лучше на время запрятать поглубже в карман.

Это Шишковец и сделал.

— Прошу меня извинить, — сказал он. — Я не придал должного значения срочности и серьезности вашего вызова. Я слушаю вас очень внимательно.

Профессор сунул в щель диктофона кассету и нажал кнопку «Play».

* * *

На хорах произошло какое-то движение, зажегся неяркий свет над органным пюпитром, прозвучали первые, не очень уверенные аккорды. Несколько минут Профессор и полковник Блюмберг молча слушали, потом Профессор спросил:

— Что это?

— Не знаю. Какой-то хоральный прелюд, скорее всего. Мне так и не хватило времени послушать серьезную музыку. Вам тоже?

— Да.

— Диктофон лучше вынуть и положить между нами на кресло. А то мой голос будет резаться, а ваш чрезмерно усиливаться. Зачем давать лишнюю работу расшифровщикам?..

* * *

Шишковец остановил запись.

— Диктофон? — переспросил он. — Откуда он знал, что вы записываете разговор?

Профессор только что не развел в стороны большими мосластыми руками.

— Даже не знаю, как вам ответить. Он просто знал, и все.

— У него был детектор? — предположил Шишковец.

— Какой детектор? При чем тут детектор? Ему не нужен никакой детектор. У профессионала такие вещи просто в крови, в генах. Вы же знаете, в какой момент выкрикнуть лозунг, чтобы его подхватила толпа?

— В общем, да.

— Вам нужен для этого детектор? Подсказчик? Нет. — Считая объяснение законченным и исчерпывающим, Профессор пустил остановленную Андреем Андреевичем запись.

* * *

"Профессор. Я не сомневался, что эта встреча состоится, как только увидел тебя в ложе прессы. Зачем тебе понадобился этот маскарад?

Блюмберг. Почему маскарад? Я экономический эксперт, мое агентство официально аккредитовано в пресс-центре Балтийского клуба. Я просто не мог игнорировать событие такой важности.

Профессор. Это твои телевизионщики пишут там все подряд?

Блюмберг. Да, я нанял эту группу.

Профессор. Зачем?

Блюмберг. Давайте не будем тратить на это время. Сами вы это прекрасно знаете, а тому, для кого предназначена эта кассета, объясните своими словами. Нет у меня никакого настроения читать лекции для ваших толстомясых боссов…"

* * *

«Толстомясые боссы» не очень понравились Шишковцу, но Профессор жестом попросил его не останавливать запись.

* * *

"Блюмберг. Встречный вопрос, коль уж мы затронули эту тему. Как вам удалось поставить на уши все контрольные телесистемы Германии? И меньше чем за сутки.

Понимаю: в Союзе, то есть в России, там довольно приказа. Но здесь, в чужой стране?

Профессор. Мы сотрудничаем. У нас много общих врагов. Наркотики, терроризм.

Блюмберг. Значит, под маркой поиска террористов вы и провернули это дело? На пару часов раньше — и вы бы меня засекли. Я как-то и сам не сразу понял, что происходит.

Профессор. Значит, это был ты?

Блюмберг. Мои люди. Все данные о каждом человеке, который имел хотя бы косвенное отношение к переговорам, зафиксированы и хранятся в сейфе.

Профессор. И что ты будешь с этой информацией делать?

Блюмберг. Это будет зависеть от того, что будете делать вы. Давайте, учитель, немного посидим и помолчим. Я мечтал об этой минуте двадцать три года…"

* * *

Странная, глубокая тишина храмового зала. Негромкий орган.

* * *

"Блюмберг. Как вы жили все эти годы. Профессор?

Профессор. Работал. А ты?

Блюмберг. Тоже.

Профессор. Я прочитал обе твои книги. Ну, про нравы нашей конторы я и без тебя знал. А книга про французский Иностранный легион очень понравилась. Как тебя туда занесло?

Блюмберг. Я прослужил там пять лет. Хотел забыть, что я русский.

Профессор. Не удалось?

Блюмберг. Нет.

Профессор. Пишешь еще?

Блюмберг. Нет. Все, что я знал, я написал. А выдумывать скучно и недостойно этого странного и, в общем, высокого ремесла. Занимаюсь бизнесом.

Профессор. И преуспел, насколько я знаю.

Блюмберг. Преуспел? Может быть. Я как-то об этом не думаю. Ну, есть у меня миллионов двадцать. Но знаете, за что бы я их все до последнего цента отдал?

Чтобы оказаться с вами во дворе Елисеевского гастронома, взять у грузчиков две бутылки «Кавказа» по трешке и выхлестать их там же «из горла». Как мы однажды с вами и сделали. Помните, надеюсь?

Профессор. Конечно, помню.

Блюмберг. Парадоксально, но даже на разных сторонах баррикады мы работали для одной цели. И самое поразительное другое. То, чего никто из нас не ожидал: мы ее достигли.

Профессор. У нас были разные цели. Ты разрушая систему снаружи, я пытался реформировать и укрепить ее изнутри. Можешь радоваться: ты оказался более прав.

Блюмберг. Рано радоваться. Итог происшедшего не осознан. И не скоро будет осознан. И не поддается прогнозу будущее. Это самое тревожное.