Рискуя всем
Шрифт:
— Божья коровка, ты в порядке? — пробормотал он и затаил дыхание, ожидая услышать ее голос.
Губы Серы прижались к его щеке в открытом поцелуе.
— Да, даже лучше, чем "в порядке".
Он слегка откинулся, чтобы взглянуть в ее покрасневшее лицо. Девушка выглядела так, словно ее атаковали. И даже несмотря на то, что он привел ее в такое состояние, и что она сама умоляла его, Боуэн не мог перестать беспокоиться.
— Мне бы хотелось сказать, что так будет не всегда, но я не могу. Ты что-то переворачиваешь во мне, Сера. Во мне что-то меняется, и как только это происходит, я не могу сдержаться.
—
Боже. Истории известны случаи, когда сердце взрывалось в человеческой груди?
— Мне нравится, как ты произносишь это.
Они поспешно начали приводить одежду в порядок. В голове Дрискола зазвенел тревожный звонок: как долго они были уязвимы? Черт, пока он тонул в ней, могло случиться что угодно. Хоган возвращается завтра. Угроза жизни Серы растет поминутно. Но Боуэн справится. Он защитит ее, пожертвует своей жизнью, не раздумывая ни секунды. Сможет он покинуть Бруклин? Да. Да! Вмиг. Пока она рядом, он может все.
Глава 22
Входя в квартиру Боуэна, Сера знала, что приняла верное решение. Наконец-то, она сделала что-то, чего желала сама, а ни кто-то другой. Ей было страшно, но ровно до тех пор, пока руки Боуэна не сомкнулись за ее спиной, и его энергия просочилась внутрь нее. Девушке хотелось ощущать его голод. Хотелось, чтобы Дрискол нуждался в ней, потому что ее собственная привязанность росла посекундно. И, как только все откроется, как только не останется секретов, то – она была уверена – их чувства укоренятся.
Она не была готова думать о том, что сделала, и как ее действия отразятся на будущем. Теперь нужно учитывать Боуэна. И надо как-то разобраться с возникшими проблемами. Девушка надеялась, молилась, чтобы Дрискол согласился помочь. Но сейчас им обоим необходимо отдохнуть. После того, что она узнала от дяди, мозг отказывался соображать. Месяцы подготовки, годы боли – все это ради того, чтобы прикрыть погрязшего в коррупции человека. Человека, которого она, очевидно, никогда не знала, и отношения с которым выдумала, опираясь на харизматичный образ из телевизора.
— Эй, — нахмурившись, Боуэн приподнял ее подбородок, — О чем задумалась?
— Думаю о том, как сильно я проголодалась.
Его взгляд сфокусировался на точке над ее плечом.
— Ты же... Только не говори, что ты уже сожалеешь...
— Нет, — она покачала головой и взяла его руки в свои, — Я просто хочу быть с тобой здесь и сейчас. Мне не хочется ни о чем думать, хоть немного. Можем это устроить?
Боже. Ему хотелось спорить. Сера видела это. Боуэн запросто мог пригвоздить ее к полу и потребовать всех деталей. Сидеть и ждать объяснений – это что-то новенькое для него, и все же парень сдержался. Он поскреб подбородок и кивнул.
— Давно не заходил в магазин – был немного занят, — он подмигнул ей, направляясь к холодильнику. — Сэндвич с яйцом или можем что-нибудь заказать в ...
— Сэндвич с яйцом, пожалуйста.
Облокотившись на кухонный островок, Сера с неподдельным восхищением наблюдала, как этот большой человек с кучей шрамов разбивает яйца в миску с мужским изяществом, заставляющим вспыхивать ее кожу. Закончив, Дрискол
бросил на девушку тревожный взгляд. Он что, думает, она исчезнет? Боже, разве можно его винить? В ее планах было уйти. До сих пор есть. Только теперь девушка собиралась спросить, сочтет ли Боуэн ее достаточно достойной, чтобы последовать за ней.— Божья коровка, — Сера подскочила, осознав, что не заметила, как его лицо оказалось в миллиметре от ее, — Я готов плыть с тобой по курсу "никаких размышлений", только если ты будешь сотрудничать.
Они взяли по сэндвичу и принялись есть.
— Согласна на сотрудничество.
— Значит, карьера официантки для тебя закончилась? Слава Богу, у тебя есть навыки в органах порядка, — уголок его губ приподнялся, но глаза оставались серьезными. Это такой способ спросить ее, собирается ли она продолжить службу в полиции? — Что-то мне подсказывает, что ты не получишь хороших рекомендаций из Rush.
— Хочешь сказать, что я плохая официантка? — возмутилась Сера.
— Нет! Пытаюсь сказать, что просто кошмарная.
Надеясь, что легкость между ними задержится надолго, она бросила в Боуэна смятую салфетку.
— Между прочим, это сложнее, чем кажется! В отделе реанимации у меня бывали пациенты, беспокоящиеся о сломанных ногах меньше, чем посетители Rush о куриных крыльях.
— Куриные крылья – это тебе не шутки.
— Хмм, — она доела свой сэндвич, довольная, что, наконец, что-то попало в ее желудок. — Между прочим, ты был моим самым капризным клиентом и все же ни разу не заказал поесть.
— Я хотел. Хотел увидеть, как ты приносишь мне завтрак. До сих пор хочу, — Боуэн пригладил волосы, — Черт, в моей голове это не звучало так ненормально.
— Как-нибудь я приготовлю для тебя, что захочешь, — поспешила она ответить, желая облегчить уязвимость, появившуюся в его чертах. — Я же обязана тебе за сэндвич с яйцом.
— Ты мне ни за что не обязана. Никогда, — взяв пустые тарелки, мужчина поставил их в раковину. Когда он взглянул на Серу, то показался задумчивым. — Вообще-то, есть кое-что, что ты можешь для меня сделать. Идем.
Не успела она опомниться, как Дрискол потянул ее за собой в спальню.
— Деликатность – не твой конек, ты в курсе?
Не то, чтобы она возражала. Ни капли. Мурашки моментально побежали по коже, и Сере стало интересно, привыкнет ли она когда-нибудь к тому, под каким контролем держит реакции ее тела этот человек.
Перед дверью он остановился и, обернувшись, кинул ей обвиняющий взгляд.
— Вытащи голову из канавы, детка. Вроде католическая девочка, а такие грязные мысли.
У нее отвисла челюсть. Но, когда они зашли в спальню, и Боуэн включил свет, рот тут же захлопнулся. Картины исчезли... все. Стены были выкрашены в белый, а на полу валялись кучи заляпанных тряпок. Здесь словно пронесся торнадо, укравший все краски. Хотя нет, не все. Когда Боуэн прошел вглубь комнаты, она увидела это. Картину на дальней стене. Она? Это что, она?
У нарисованной Серы отсутствовал рот, но волосы, глаза и черты в целом были запечатлены с поражающей точностью. Девушка словно глядела в зеркало в свой самый лучший день. То, как он изобразил ее, усиливало то, что и так существовало. Глаза смотрели с любовью, а волосы парили словно облако.