Рисуя смерть

Грег рассмеялся:

— Не знаю, никогда не был супергероем. Хотя, если следовать твоей теории — быть мне непроходимо тупым.

Терри даже голос от неожиданности потеряла — вот это самомнение! Грег уже пояснил:

— Я же не в возрасте, значит, мозги мне не положены. И уж заговорили о мозгах… Ты вроде приболела, а я тут мешаю тебе, не даю отдохнуть. Пожалуй, мне пора домой. Как-нибудь повторим вечер? Обещаю: я заранее предупрежу что надену.

Глава 2

Утром Терри, спуская по лестнице на работу, заглянула в студию… Отец так и стоял возле мольберта, заканчивая четвертую, недостающую для квадриптиха картину — другой вид с боку. Судя по щетине и красным, припухшим глазам, спать он так и не ложился. Он вновь повернулся к Терри:

— Тереза, забудь все, что видела — целее будешь. Поняла?

Она судорожно кивнула и пошла прочь.

В зале с работами деда место диптиха “Последний глоток” занимали две другие картины Уильямса старшего. “Последний сон” с медленно погружающейся в полную воды ванну девушкой и (вот эту картину Терри люто ненавидела за то, что в детстве она её напугала до безумия) “Последний удар сердца” со вскрытыми венами на запястье у молодого парня с невнятной шевелюрой — яркий свет падал со спины, превращая волосы в что-то выцветшее и старое.

— Хорошо, что этот зал почти не посещают… — Терри могла по пальцам пересчитать и зарисовать всех посетителей этой экспозиции за последний год.

В офисе ждало еще одно неприятное открытие — счет о проведенной предоплате за квадриптих “Последний глоток” в 100 тысяч фунтов стерлингов.

Дед был знаменит, это да. Но не как художник, а как меценат и владелец галереи, один из тех Уильямсов, что шесть поколений отдали искусству. Столько его картины, даже квадриптихи не стоили.

— А ведь это только предоплата… — Терри судорожно набрала номер телефона бабушки и еле дождавшись ответного: «Да, Терри?» — стала быстро рассказывать:

— Ба… Ты что-то знаешь о продаже квадриптиха “Последний глоток”?

— Квадри…. Терри… Ты уверена?!

— Ба, отец ночью дорисовал… Я ничего не понимаю. Ба, тут счет на сто тысяч фунтов. И это только предоплата…

На той стороне трубки надолго замолчали, а потом железным голосом Элеонора Уильямс сказала:

— Тереза Уильямс, забудь о “Последнем глотке”. Ты ничего не знаешь, ты ничего не видела. Я сама все решу. Я поговорю с твоим отцом. Хорошо?

— Хорошо, Ба… — Терри закончила звонок, так ничего и не поняв.

В обед, который Терри проводила в своем кабинете, позвонил Грег и, первым делом поинтересовавшись её самочувствием и убедившись, что с Терри все хорошо, позвал её на прогулку по городу.

— Кроссовки, джинсы, толстовка. Больше ничего не надену, я клянусь. — Он откровенно намекал на её рисунки с несостоявшимся свиданием.

— Можно я не буду интересоваться судьбой нижнего белья? — не удержалась от шпильки Терри, тут же на первом попавшемся на столе листе бумаги рисуя Грега, удивленно рассматривающего в своих руках почему-то женские изящные стринги.

— Будет, Терри. Поверишь честному слову или…?

— В восемь, Грег, — она с улыбкой прервала звонок, сама не понимая, почему так свободно обращается с парнем, которого знает всего три дня? Может, потому что парнем его не воспринимала, а всего лишь героем своих комиксов?

Рука уже рисовала дальше: Грег у кровати, стаскивающий толстовку… И тот же Грег уже в форме полицейского. И эта форма Грегу отчаянно шла. И еще, фантазия рванула дальше, Грег с пистолетом в руках. Пистолет получился каким-то игрушечным, и Терри пришлось смотреть в поисковике, как выглядят полицейские пистолеты. Потом… Потом почему-то она взяла и нарисовала поцелуй Грега и… Себя. А потом тут же разорвала этот листок.

Последний рисунок был явно лишним.

Терри уже смирилась, что всем планам Грега на свидания не суждено сбываться — в этот раз подвела погода. Около пяти вечера зарядил мелкий, холодный дождь, и судя по плотности облаков, он будет идти до ночи, если не до утра. Но все равно в восемь вечера Терри собралась и вышла из дома. У порога уже ждал Грег — в знакомых рваных джинсах и длинном черном худи, вальяжно опираясь на громадного монстра — какой-то внедорожник ужасающих размеров.

— Попытаемся обогнать дождь, Терри? — предложил Грег. — Еду и напитки я захватил. От тебя требуется только хорошее настроение.

Она подумала… Подумала еще раз… И все же кивнула:

— А почему бы и нет!

Дождь они обогнать не смогли, как Грег не старался, но и с дождем было хорошо. Грег припарковал своего монстра у какой-то речушки, почти у самой воды. Знака на разрешение стоянки не было, и Терри оставалось надеяться, что Грег знает, что делает. На мили вокруг не было признаков цивилизации. Только шум капель дождя по листве, машине и асфальту, плеск реки, шорох деревьев и невероятно свежий воздух, который бывает только за городом.

Уже стемнело, лишь свет туристических фонарей, которые Грег нашел в багажнике, рассеивал тьму. Терри немного прогулялась по берегу, а потом забралась в машину, разуваясь и с ногами устраиваясь на сиденье. Грег тут же достал из багажника плед и укрыл её, не допуская ни одного лишнего или неприличного движения, а потом взял с заднего сиденья корзинку с едой.

— Будешь?

Терри кивнула:

— Буду, только бы руки протереть. Есть чем?

— Сейчас найдем… — Он обошел машину вокруг, уселся на водительское сиденье и тут же сосредоточенно стал искать в корзине полотенца.

Терри неожиданно решилась — ей не давал покоя разговор с Ба:

— Грег, а тебя только квадриптих “Последний миг” интересует?

Он моментально выпрямился, всматриваясь в Терри:

— Ты говорила, что других квадриптихов нет.

— Да я не совсем уверена, Грег. Я даже не уверена, что это тебе нужно знать…

Грег серьезно сказал:

— На квадриптихе “Последний миг” изображена девушка, очень похожая на Пегги Райли, одну из наследниц тех самых Райли. По странному стечению обстоятельств она погибла именно так, как нарисовано на картине твоего деда.

Терри кисло сказала:

— Только вот картину нарисовал дед шесть лет назад — почти перед смертью. А Райли….?

— Она погибла месяц назад.

— Совпадение, — облегченно выдохнула Терри. — И я точно знаю, что для картины Райли не позировала.

— Откуда ты это знаешь? Про модель?

— Потому что для картины позировала моя сестра Хелли. Я наотрез отказалась это делать. Кстати, весь цикл триптихов называется “Самоубийцы”.

Грег напомнил:

— Так что там с квадриптихами?