Рисующий светом
Шрифт:
— Мистер Эриксен и сэр Алекс, я уверена, поедут с нами и защитят нас, если что. Позовём леди Гортензию, чтобы было больше рук, а потом будем украшать гостиную. Леди Стендфорт уже приказала достать зелёные шторы. На этих шторах даже есть петли для нарциссов.
Лорд Лукас не только позволил выехать в поля, но собрался собирать нарциссы сам. И даже леди Гортензия, которая редко показывалась с тех пор, как Дженнифер видела её ссору с лордом Лукасом, не стала кривить рот, а быстро собралась и вышла во двор. Миленькая и очень юная в светлом платье она стояла в ожидании остальных. У нее был такой невинный
Миссис Хамфри была в самом лучшем настроении. Она надела голубое платье вместо обычного серого, и Дженни показалось, скинула пять лет. Красивая и веселая, миссис Хамфри казалась девицей на выданье, а не вдовой и живущей из милости хозяина ненужной никому гувернанткой, подопечная которой давно исчезла.
Нарциссы собирали на большой поляне недалеко от замка, и даже лорд Лукас принимал участие во всеобщем веселье. Он то и дело бегал с букетами к коляске, где поставили огромные ящики для цветов. Он ни единого плохого слова не сказал леди Гортензии, которая улыбалась и была сама доброта. Казалось, эти двое никогда не ссорились, а были в мире друг с другом и со всем миром.
— Ваш приезд так преобразил лорда Лукаса, — проговорила миссис Хамфри, когда они с Дженнифер несли цветы к коляске в больших корзинах.
— Почему? — удивилась Дженнифер, сама не зная от чего вся вспыхнув.
— Раньше он и бровью бы не повел, если бы его позвали на такое мероприятие, а холодно бы сообщил, что девчачьи радости не для него. Поверьте, я знаю его с десяти лет! Он всегда был очень замкнут и увлечён только своими делами. И он никогда не ездил с нами собирать цветы. Да и на праздник спускался только ради приличия, а потом уходил как можно скорее.
— Возможно, он изменил свои взгляды? — спросила Дженни.
— Его сестра очень любила день Нарцисса, всегда наряжалась, украшала свою комнату цветами, а он только смеялся над ней. Традицию приглашать гостей и вешать зелёные шторы, украшенные цветами, завела леди Мэри. До этого граф и графиня Вортон выезжали сами в гости, но никогда не звали никого в дом.
Дженни с любопытством слушала, как жил замок до её появления. Неизвестно, как сложится судьба, возможно замок навсегда станет ее домом, хочет она того или нет, и все, что было с ним связано, вызывало у Дженнифер искренний интерес.
— Люди меняются, — сказала она, вынимая нарциссы из корзины и перекладываю их в коробку. Нежные лепестки цветов казалось, гладят ей руки.
— Нет, люди не меняются, — улыбнулась миссис Хамфри, — но бывает, что хотят кому-то угодить.
— Кому же хочет угодить лорд Лукас?
— Конечно же вам, — миссис Хамфри рассмеялась, — это же так заметно!
Дженни замерла, чувствуя, как забилось её сердце от какой-то невероятной, щемящей радости.
— Он… Он… — голос её дрогнул, она отвернулась и попыталась сделать вид, что ничего не произошло. Хотя произошло все! Мир её перевернулся, засиял бледно-золотистым сиянием цветов.
— Конечно, он влюбился в вас, — просто сказала миссис Хамфри.
Дженни сдержалась. Руки ее дрожали, когда она подхватила корзину.
— Это очень неприлично, я же невеста его отца, — проговорила она, чтобы успокоить биение сердца
и вытравить из него все это навалившееся на неё яркое, невероятное, пушистое счастье.— Любовь не бывает неприличной, — заверила её гувернантка, — любовь — это самое прекрасное, что есть в мире. Подумайте об этом, дорогая мисс Лейси. Возможно… любовь стоит того, чтобы за неё бороться.
Ветер колыхал огромные золотистые поля, а Дженнифер стояла, смотря вдаль. Миссис Хамфри уже ушла, оставив её одну. Дженни сжимала в руке корзину, но не двигалась с места, будто ноги приросли к траве. Лорд Лукас что-то весело обсуждал с мистером Эриксеном, а леди Гортензия смеялась тому, что говорил ей сэр Алекс. Мир был так чист и прекрасен, освещаемый юным мартовским солнцем.
Дженнифер сделала несколько шагов вперед.
Затишье перед бурей. Вот что это. Все слишком хорошо, чтобы могло оставаться таким. Но глаза её не отрываясь смотрели на лорда Лукаса.
Ей слишком хорошо думать, что он любит ее. И было бы слишком хорошо, если бы она сумела бороться за его любовь. Ведь никогда, никогда не случится больше такого прекрасного дня. Дня, когда она узнала, что он её любит.
Глава 22
Где Дженнифер танцует вальс
Праздник удался. Весь день Дженнифер и другие дамы украшали гостиную и лестницу нарциссами. Получилось очень мило и красиво, так, что Дженни, пребывающая в каком-то благостном настроении, даже залюбовалась своей работой.
Бального платья у неё не было, кроме того, в котором она ехала зимой в Уэльс. Его привели в какой-то приличный вид, а Меган украсила нарциссами, пустив их по вырезу и корсажу. В волосы её тоже вплели нарциссы, и Дженни сама себе казалась воплощением весны. Когда она спустилась в этом виде в гостиную, чтобы проверить, все ли готово, на пути её попался лорд Лукас, который, видимо, шёл за тем же.
При виде Дженни глаза его распахнулись и она отчётливо прочитала в них восхищение.
— Мисс Лейси, — он схватил её за руку, — пока солнце не зашло! Скорее!
И он потащил её обратно наверх, и Дженнифер едва успевала за ним.
— Что вы задумали, лорд Лукас?
Но ответ она получила только когда он втащил её в комнату, где стояла деревянная камера.
— Садитесь. Нужно запечатлеть вашу несравненную красоту. Если тянуть, солнце сядет.
Солнце действительно клонилось к вечеру, вскоре приедут гости, зажгут свечи и будут танцевать. Дженни заулыбалась своим мыслям.
— Вот так замрите! — он быстро вставил кассету в камеру, — сидите, не шевелитесь. Помните, только две минуты!
И Дженни сидела в лучах уходящего солнца, потому что лорд Лукас приказал ей не шевелиться. Он колдовал в лаборатории, а Дженни все улыбалась, думая о его любви. У всех любовь разная. У него — вот такая. Фотографическая.
— Вы отдадите мне дагеротип? — спросила она, когда он закончил и показал ей снимок.
Она была невероятно хороша на нем. Дженни радовалась, как ребенок, но лорд Лукас снимок у неё забрал.
— Нет. Это для моей коллекции. Оставлю его потомкам.
Улыбка у него была смущенная, но Дженни не стала возражать. Это было самое малое, что она могла сделать для него — отдать ему снимок.