Ритмы улиц

— Ты чего? — подскочила ко мне Мари.

— У тебя живет ПАУК?!

— Ну да, — кивнула девушка, усмехаясь, — Поздоровайся с малышом Грутом.

Да уж, малыш. Огроменный, волосатый, мать его, паук! Восемь лап, голова со жвалами, задница, из которой торчат какие-то две колючки. Черт возьми, и это ее домашний питомец?!

— Как тебе пришло в голову завести этого монстра? — поинтересовался я, отворачиваясь от террариума.

Маша пожала плечами:

— Просто. С детства боялась пауков, поэтому решила, что со своими страхами нужно бороться. Ну вот тогда и купила небольшого птицееда. В итоге — пауков я всё еще боюсь, но с Грутом мы подружились. А ты знал, что паукам нравится, когда их по заднице гладят пушистой кисточкой?

Нет, я этого не знал. И не был уверен, что мне эта информация когда-то пригодится в жизни. Вряд ли, встретив огромную мохнатую тварь на улице, я вооружусь кисточкой, и кинусь его щекотать. Нет, куда более реальный другой вариант развития событий. В нем фигурирует мой истошный вопль и ботинок.

— Эм… — промычал я что-то, делая два шага и присаживаясь на диван.

Мари заняла небольшое кресло и бросила на меня внимательный взгляд. И я снова вспомнил, собственно, почему я здесь.

— Итак, — начал я, чувствуя себя, мягко говоря, не в своей тарелке, — Дима мне сказал, что он, — указал я на животик Мари, — Мой.

Золотцева кивнула, усмехаясь:

— Ну, знаешь ли, других половых партнеров у меня не было ни до, ни после. Так что вариантов больше нет.

— Почему ты не сказала мне? — прямо спросил я.

Мари посмотрела на меня, будто с вызовом, и снова повела хорошеньким плечиком:

— Не захотела.

Я чуть не взвыл от ярости. Но постарался держать себя в руках. Нам обоим не стоит нервничать. Иначе наговорим друг другу глупостей.

— Маш, ну что значит — не захотела? Это ведь не коробку конфет от меня прятать. Это ребенок. Мой ребенок.

— Он прежде всего мой! — отрезала девушка, — А уже потом твой, мамы, папы или еще чей-то. Я — его мать. А ты — мальчишка, который сам не понимает, чего хочет от жизни. Уж прости, если я сочла нужным уберечь свое дитя от такого несерьезного отца-кукушки.

— Но…я же не знал…

Слова Мари, пропитанные болью и обидой, задели меня. Хотя бы потому, что она была права. Все они были правы — и Дима, И Олег, и Иришка. Я — дурак, идиот, дебил. Сопляк, который не знает, чего хочет по жизни.

Мари фыркнула:

— Не знал? И что? Это тебя оправдывает? А если бы узнал — то что, бросил бы Иру? Я уже говорила тебе, что не хочу этого.

— Ну, поздновато уже думать о твоих желаниях, — развел я руками в стороны, — Кажется, Кузьмина сама меня бросила. А если нет — то я это сделаю, как только выйду из этого дома. Потому что — да, ты права. Я — ребенок. Но я очень хочу вырасти. И в этот раз я не собираюсь отказываться от тебя. Потому что теперь мне есть за что бороться.

— Да не за что тут бороться, Андрей, — голос Мари звучал устало.

— Почему? Ты не любишь меня? — Мари промолчала, лишь отвела взгляд, и я продолжил, — А я вот тебя — да. Очень. Сильно. До дрожи в руках и аритмии. И если раньше я был уверен, что никогда не добьюсь от тебя взаимности, то теперь у меня появилась надежда. Наш ребенок.

— Мой ребенок, — упрямо повторила Мари.

Я прищурился, глядя на девушку как никогда серьезно:

— То есть ты не позволишь мне видеть с ним? Или с ней? Кстати, — спохватился я, — А ты знаешь пол малыша?

Золотцева покачала головой, чуть улыбаясь и касаясь рукой живота:

— Пока нет. Врач назначил мне следующее УЗИ через две недели, тогда можно будет точно сказать, мальчик или девочка. Но я попросила не говорить мне. Пусть это будет сюрприз.

В душе я был с ней согласен. Хотя, мысленно я всегда представлял, что у Мари будет от меня сын, я ничего не имел против дочери. Лишь бы малыш был здоров. И счастлив.

— Можно мне? — я протянул ладонь, вопросительно кивая на упругий шарик.

Золотцева окинула меня еще одним долгим взглядом, но всё же кивнула. И моя рука, наконец, коснулась живота. Он был тёплым и удивительно упругим. Было так странно осознавать, что там, под слоем одежды и живой плоти, растет и развивается новый человечек.

— Он еще не пинается? — тихо, словно боясь спугнуть момент, спросил я.

— Начал буквально вчера, — нежно улыбнулась Мари, касаясь живота уже двумя руками, — Но ты пока не можешь почувствовать. Он как бы толкается внутрь, а не наружу. Еще слишком маленький. Окружающие смогут пообщаться с малышом еще через пару недель только.

— Я хочу быть первым.

— Андрей, — начала было говорить Маша, но я её прервал, повторив свой вопрос:

— Ты не дашь мне с ним видеться?

Вздохнув, Золотцева покачала головой:

— Нет. Я знаю, что это такое — расти без отца, в котором так отчаянно порой нуждаешься. Поэтому — я не стану препятствовать вашему общению. Но это будет только через пять месяцев, когда ребенок родится. А пока — тебе не стоит докучать мне своим вниманием. Я его не оценю.

Это мы еще посмотрим, куколка. Я умею быть весьма настойчивым. Хмыкнув, я отнял руку от живота и поднялся на ноги.

— Ну, тогда я пойду. Тебе нужно отдыхать. Увидимся завтра.

— Андрей, ты вообще меня не слушал сейчас? — кажется, моя девочка начала хмуриться.

Улыбнувшись, я покачал головой и напомнил ей:

— На работе. Ты ведь еще не ушла в декрет.

— Оу, точно, — стушевалась Золотцева и виновато улыбнулась, — Ну да. До завтра.

Прежде чем она успела меня остановить и хоть как-то отреагировать, я наклонился и, быстро клюнув ее в щеку, почти выбежал из квартиры. мне вслед неслось недовольное ворчание, но я не обращал на него внимания. В моей голове потихоньку начинал формироваться план. У меня была цель, и я должен был сделать все, чтобы достичь ее.

Моя цель — это семья. С Мари.

Глава 23

Стоило мне спуститься вниз и сесть в свою машину, как зазвонил телефон. Решив, что это Кузьмина, я с неохотой достал из кармана аппарат. Но на дисплее высветилось не имя моей пока еще девушки, а названной сестры. Хм, не поздновато ли для звонков?

— Кариша, что-то случилось? — первым делом спросил я, взяв трубку.

— И тебе привет, братец, — отозвалась Малышкина до странного серьезным тоном, — Ты сейчас сильно занят?