Ритуал
Шрифт:
— Я заметил.
— Думаешь, я зашел слишком далеко?
— Не то слово. С тобой не соскучишься, шеф. Похоже, они в шоке от твоего поведения.
Люк почувствовал первые уколы совести, но обрел контроль над собой. — Нет. Я не перегнул палку. Нет. Я должен был выговориться.
— Ясно.
— А ты просто стоял в стороне. У тебя тоже бывают моменты. Никогда не замечал, что кто-то топчет тебе яйца, когда у тебя кризис. Почему со мной должно быть по-другому. Я этого не потерплю.
Какое-то время Хатч молчал. Потом заговорил, — Люк, я бы сказал, что в Лондоне ты спалил несколько предохранителей. Таких, которые не уже заменить. Сделал это сам. Когда я был консультантом по выплатам. Помнишь?
Вместо
— А попробуй направить свою ярость в правильное русло.
— Я иногда бываю очень зол. Наверное, я психопат, или что-то в этом роде, — заявил Люк тоном, не терпящим возражений.
Хатч рассмеялся.
— Я серьезно. Этим утром. С Домом. Это уже не первый раз. Со мной было такое в метро, по дороге на работу.
— Ни фига себе!
— Месяца два назад. Какой-то придурок влез в вагон, прежде чем я успел выйти. Знаешь, там объявляют, что сперва нужно выпускать людей. И еще про то, как нужно перемещаться по вагонам. Все равно никто не слушает. Как бы то ни было, я полез в драку. Вытащил этого пиздюка за шею из вагона и уложил. На платформу. На глазах у трех сотен людей. Мне было плевать. Я просто хотел, чтобы этот засранец знал, что нельзя лезть в вагон, когда кто-то выходит.
— Тебя арестовали?
— Оштрафовали.
— Шутишь?
Люк покачал головой. — Мне нужно найти выход. Иначе я сойду с ума. В моей коробке не осталось предохранителей. Все перегорели. Расплавленная пластмасса и провода, дружище. Вот кто я такой. В этом году у меня было с десяток стычек. На публике. И еще кое-что. — Он замолчал, сплюнув в темноту. — Я просто очень зол. Все время. Было у тебя когда-нибудь такое?
— Не могу сказать.
— Это я, я,все время я. Понимаешь? Я, и только я. Я хочу остановить это. Хотя бы ненадолго.
— Вот почему я живу в деревне. Город мне не подходит.
— Думаю, ты прав.
— Знаю, Дэвон зовет. Пора домой, шеф.
Люк кивнул, и почувствовал, что мыслями он где-то в другом месте.
Хатч вернул его в реальность. — Тем не менее, я собираюсь рассказать тебе кое-то. Но только между нами.
— Что?
— Ты поймешь, почему я не хочу, чтобы ты поддевал толстяков насчет их жен. Надеюсь, это поможет избежать будущих военных действий.
— Продолжай.
Хатч сделал длинную затяжку и выбросил сигарету. Она упала во тьму, оставив след оранжевых искр. — Мишель выгнала Фила из дома.
— Да, ну?
Хатч кивнул. — Ему пришлось перебраться в квартиру. Она забрала девчонок, и дом собирается забрать. Сплошной шантаж.
— Почему?
Хатч оглянулся через плечо на палатку, где спал Фил. Когда после короткой паузы оттуда снова донесся храп, он снова повернулся к Люку. — Он ей никогда не нравился. Ты знаешь это. Но он был при деньгах. Мамин-папин банк, потом агентство недвижимости. Только поэтому она им и заинтересовалась. Хотя дела на том фронте шли не так уж и хорошо. Его компания пострадала от кризиса. Агентство недвижимости. Никто не будет покупать те шикарные апартаменты, которые строит его фирма. Если у него и было чего много, так это долгов. А все из-за кредитов и займов. Им было нечего возвращать банкам. И как только все зашаталось, Мишель умыла руки. Он и дом на Кипре потерял. Банкрот.
— Вот, дерьмо.
— Не то слово. И Домжа в той же лодке, плюс-минус пара миллионов.
— Нет.
— Шш. — Хатч снова посмотрел в сторону палаток. — Развелся.
— Правда?
Хатч кивнул и потянулся к котелку. — Передай ведро.
Люк протянул ему свою пустую кружку.
Хатч сосредоточенно налил кофе из котелка. — Еще до моей свадьбы. В тот день они даже формально
не были вместе. Гэйл уже несколько лет была сильно подавлена. Вопросы самооценки. Или послеродовая депрессия после рождения Молли, их последнего ребенка. Кто ее знает? И в прошлом году она попросту опустила руки. А ты знаешь, какой букет у их младшего. Астма, синдром дефицита внимания. Теперь они думают, что это аутизм. Все, что полагается. Плюс, Дома еще выгнали с работы. Маркетинг в сфере финансовых услуг. Сократили. Весь его талант как водой смыло.— И чем он сейчас занимается?
— Присматривает за детьми, злится. Вертится как белка в колесе, только толку мало. Гейл живет у матери. Сидит на таблетках.
Люк закрыл лицо руками и застонал, — Вот, дерьмо.
— И он проделал весь путь из Швеции, чтобы замудохаться, заблудиться, и получить от тебя даже не одну взбучку, а две. Вот почему они оба такие взвинченные и сварливые. И, похоже, им не так уж приятно видеть, что кое-кто прожигает жизнь без всякой ответственности.
— Какого хрена ты не говорил мне это раньше, Хатч?
— Они не хотели портить отпуск. Просто хотели полностью отвлечься, а если бы ты узнал, пришлось бы слишком многое объяснять и погрязнуть в самоанализе.
Люк почувствовал, будто попал под холодный душ. Он вздрогнул. Его переполняла ненависть к себе. — Боже, какая я сука.
— Ты не должен был знать.
— Как будто они мне не друзья.
— Не так уж вы были близки, шеф. Ты исчез с их радара на долгие годы.
— Я знал, что что-то стряслось. Знал. Должен был догадаться. Боже, какой я эгоист. Я совершенно ушел в себя. Не видел дальше собственного носа…
Его прервал какой-то треск. Где-то там, посреди бескрайних лесов, в океане невидимых зарослей и древесных обломков, хрустнул то ли ствол, то ли крупный сук. Этот треск, казалось, разнесся во всех направлениях, и было невозможно понять, откуда он исходил.
— Боже, я здесь чокнусь.
Хатч с шумом выдохнул. — Я тоже.
— Я уже слышал такое раньше. Рядом с лачугой.
— Просто ветка упала.
— Думаешь?
— Больные ветки раскисают от воды и отваливаются.
Но последовавшая серия звуков, не могла быть вызвана деревом. Ничего подобного они ни в этом, ни в любом другом лесу раньше не слышали. Это была смесь бычьего кашля и шакальего лая. Такой глубокий и сильный звук могло издавать только очень крупное животное. Дикое и свирепое. С которым лучше не встречаться. Потом звук повторился в метрах в двадцати от них, с подветренной стороны. Но не сопровождался шумом движения.
Это определенно было какое-то животное, но Люк знал, как тьма приглушает или усиливает ночные звуки. Даже маленькую жабу можно услышать за несколько миль, отчего она покажется гигантской. Птичий крик может быть принят за человеческий, а в звуках, издаваемых некоторыми млекопитающими при спаривании, можно даже разобрать слова. Он напомнил себе, что здесь нет хищников, которых стоит опасаться. Здесь наверняка много диких животных, но пока они не наступили на гадюку или не перешли дорогу росомахе с потомством, с ними все будет в порядке. Они уже проверяли. Все дело в «городских ушах», не привыкших к ночным крикам дикой природы. Что-то вроде этого быстро сказал себе Люк.
И все же, нечто очень крупное, сильное и жестокое забросило вчера на дерево ту тушу. Оленя или лося. Содрало с нее шкуру и закинуло наверх, будто пометив территорию или устроив запас пищи.
Хатч прервал тревожные мысли Люка, — Обязательно закопай пакетики от супа и банку от хот-догов поглубже. А то ночью здесь будет рыться какой-нибудь длинноносый засранец.
Люк фыркнул, хотя ему было не до смеха. — Что, по-твоему…
А потом снова этот звук. Еще ближе, только на этот раз за спиной у Люка, а не у Хатча. Как будто, нечто бесшумно кружило вокруг лагеря.