Роб Рой (др. изд.)

Мисс Вернон проговорила эти слова таким прочувствованным тоном, какой не мог не произвести на меня впечатления. Я уверил ее, что ей нечего опасаться с моей стороны ни назойливых выспрашиваний, ни ложного толкования, когда она отклонит те вопросы, которые могут сами по себе казаться вполне разумными или по меньшей мере естественными. Я слишком обязан ей, сказал я, за помощь в моем деле и не стану злоупотреблять возможностью вмешиваться в ее дела – возможностью, которую мне доставила ее доброта; но я надеюсь, и я настаиваю: если когда-нибудь ей понадобятся мои услуги, пусть она без стеснения и колебания потребует их от меня.

– Благодарю, благодарю, – отвечала она. – В вашем голосе звучит не пустая любезность – так говорит человек, который знает, что он берет на себя обязательство. Если… – это невозможно, но все же, – если представится случай, я вам напомню ваше обещание, и уверяю вас, я не рассержусь, когда увижу, что вы его забыли: с меня довольно, что сейчас вы искренни в ваших намерениях. Многое может изменить их, прежде чем я призову вас (если вообще когда-нибудь придет такой час! ) помочь Диане Вернон, как если бы вы были Диане братом.

– Если бы я был Диане братом, – сказал я, – это не увеличило б мою готовность прийти вам на помощь. А теперь я все-таки должен спросить, по своей ли воле Рэшли оказал мне сегодня содействие?

– Только не у меня. Вы можете спросить у него самого и будьте уверены, он скорее скажет «да», чем допустит, чтобы доброе деяние гуляло по свету, как несогласованное прилагательное в плохо построенном предложении, – он всегда предпочтет пристегнуть к нему существительным свое собственное имя.

– И я не должен спрашивать, не сам ли мистер Кэмбел помог мистеру Моррису освободиться от чемодана? И письмо, полученное нашим любезным юристом, – не было ли оно подослано нарочно с целью удалить его со сцены, чтоб он не помешал моему благополучному избавлению? Не должен спрашивать…

– Вы не должны спрашивать меня ни о чем, – сказала мисс Вернон, – а потому излишне продолжать ваш перечень. И придется вам думать обо мне не хуже, чем если б я ответила на все эти вопросы и на двадцать других так же бойко, как мог бы ответить Рэшли. И заметьте себе: каждый раз, как я дотронусь вот так до своего подбородка, это послужит вам знаком, что я не могу говорить о предмете, привлекшем ваше внимание. Я должна установить условные сигналы для сношений с вами, потому что вы будете моим поверенным и советчиком, но только при этом вы не должны ничего знать о моих делах.

– Что может быть логичней! – рассмеялся я. – Мудрость моих советов – уж поверьте! – сравнима будет только с полнотой вашего доверия.

В таких разговорах мы подъехали, довольные друг другом, к Осбалдистон-холлу, где вечернее пиршество хозяев было уже в разгаре.

– Принесите обед мне и мистеру Осбалдистону в библиотеку, – сказала мисс Вернон слуге. – Я должна сжалиться над вами, – добавила она, обратившись ко мне, – и позаботиться, чтоб вы не умерли с голоду в этом дворце обжорства, хотя мне, пожалуй, и не следовало бы открывать вам свое прибежище. Библиотека – моя берлога, единственный уголок в замке, где я могу укрыться от племени орангутангов, от моих двоюродных братьев. Они не осмеливаются туда заглядывать, я думаю, из страха, что старые фолианты упадут с полки и проломят им череп: иного действия на их головы книги оказать не могут. Итак, идите за мной.

Я последовал за нею по прихожей и гостиной, по сводчатому коридору и витой лестнице, пока наконец мы не добрались до комнаты, куда она распорядилась подать нам обед.

ГЛАВА X

Есть уголок в просторном доме том:

Забытый всеми, он лишь ей знаком;

Там ниши темные и полок ряд

Отраду для души тоскующей таят.

Неизвестный автор

Библиотека Осбалдистон-холла была мрачной комнатой, где старинные дубовые полки гнулись под грузом тяжелых фолиантов, столь милых семнадцатому столетию; мы же, так сказать, извлекли из них посредством перегонки материал для наших in quarto, in octavo, а наши сыновья, быть может, превзойдут нас в легкомыслии и дальнейшей перегонкой сведут их к in duodecimo note 45 и к небольшим брошюрам. Здесь были классики, книги по древней и европейской истории, но главным образом – по богословию. Содержались они в беспорядке. Долгие годы в библиотеку никто не заходил, кроме священников, сменявших друг друга на должности капеллана при замке, пока пристрастие Рэшли к чтению не побудило его нарушить покой достопочтенных пауков, затянувших книжные полки гобеленами своей работы. Поскольку Рэшли готовился к духовному званию, его поведение показалось отцу не столь странным, как если бы такую наклонность проявил кто-либо из прочих братьев; так что сэр Гилдебранд разрешил произвести в библиотеке некоторые переделки и превратить ее в жилую комнату. Все же в этом просторном помещении чувствовалась обветшалость, явная и неуютная, – признак небрежения, от которого его не могли уберечь собранные в этих стенах сокровища знаний. Повисшие клочьями обои; полки, тронутые червоточиной; большие, неуклюжие, шаткие столы, конторки и стулья; ржавая решетка в камине, который редко баловали дровами или каменным углем, – все выдавало презрение владетелей Осбалдистон-холла к науке и книгам.

Note45

Форматы книг. Самый большой формат – in folio (фолиант) – книга в целый лист; in quarto, in octavo, in duodecimo – книги в 1/4, 1/8 и 1/12 долю листа.

– Это место покажется вам, пожалуй, довольно унылым? – сказала Диана, когда я обвел взглядом запущенный зал. – Но мне оно представляется маленьким раем, потому что оно мое и здесь я не боюсь ничьих вторжений. Раньше, покуда мы были друзьями, я владела им совместно с Рэшли.

– А теперь вы больше не друзья? – задал я вполне естественный вопрос.

Она тотчас приложила указательный палец к ямочке на подбородке и лукаво на меня взглянула, как бы запрещая вопрос.

– Мы остаемся союзниками, – продолжала она, – и связаны, как две союзные державы, обоюдными интересами; но боюсь, наш союзный договор, как это нередко бывает, оказался более стойким, чем то дружественное расположение, которым он порожден. Во всяком случае, мы теперь меньше времени проводим вместе, и когда Рэшли входит в одну дверь, я выхожу в другую. Таким образом, убедившись, что нам вдвоем в этом помещении тесно, как оно ни просторно на вид, он великодушно отступился в мою пользу от своих прав, тем более что обстоятельства часто отзывают его из замка. Так что теперь я стараюсь продолжать одна те занятия, в которых прежде он был моим руководителем.

– В чем же состоят эти занятия, если позволите спросить?

– Позволю, и не опасайтесь, что опять приложу палец к подбородку. Самые любимые мои предметы – естественные науки и история. Но я изучаю также поэзию и древних авторов.

– Древних? Вы их читаете в подлиннике?

– Непременно. Рэшли, обладая сам значительными знаниями, выучил меня греческому, и латыни, и многим современным европейским языкам. Смею вас уверить, на мое образование положено немало трудов, хоть я и не умею вышивать ни гладью, ни крестом, не умею готовить пудинг и «не обучена ни одному полезному делу на свете», как соизволила выразиться на мой счет толстая жена викария. Что ж, ее замечание столь же справедливо, сколь изящно, вежливо и доброжелательно.

– А кто установил для вас предметы занятий – Рэшли или вы сами, мисс Вернон? – спросил я.

– Гм! – отозвалась она, как будто не зная, отвечать на вопрос или нет. – Не стоит поднимать палец по каждому пустяку. Частично он, частично я. Научившись за стенами замка ездить верхом на коне, а в случае нужды седлать его, и взнуздывать, и перемахивать через высокую изгородь, не моргнув стрелять из ружья, – словом, усвоив все мужские совершенства, по которым сходят с ума мои неотесанные кузены, я пожелала, как мой ученый кузен Рэшли, в стенах замка читать по-гречески и по-латыни и приобщиться в меру сил моих к древу познания, которым вы, мужчины, хотели бы завладеть безраздельно, – в отместку, как мне кажется, за соучастие нашей праматери в первородном грехе.

– И Рэшли охотно поощрял вашу склонность к учению?

– Понятно, ему хотелось, чтобы я стала его ученицей, а учил он меня только тому, что знал сам, – вряд ли он мог посвятить меня в таинства стирки кружевных манжет или подрубания батистовых платков.

– Я понимаю, как соблазнительно было приобрести такую ученицу, и не сомневаюсь, что наставник очень сообразовался с этим.

– О, если вы начнете разбираться в побуждениях Рэшли, мне придется опять приложить палец к подбородку. Я могу отвечать откровенно, только когда меня спрашивают о моих. Но подведу итог: он отказался в мою пользу от библиотеки и никогда не входит в эту комнату, не испросив на то разрешения; и я в конце концов позволила себе вольность перенести сюда кое-что из моего личного имущества, в чем вы убедитесь, если осмотрите комнату.