Робеспьер

Фуше (остальным). Предлагаю всем собраться завтра к десяти часам утра, чтобы обсудить план боя. Мы отдадим последние распоряжения и условимся, как преградить тирану путь к трибуне и начать атаку.

Тальен. Пускай мне поручат нанести первый удар. Моя Тереза называет меня трусом. (Потрясает письмом.)Я докажу ей, я отомщу за нее, я ринусь на них, как лев!

Баррас (язвительно). Лев из «Сна в летнюю ночь»...

Тальен (не слушая). Поручите мне главную роль!

Фуше. Завтра увидим, останешься ли ты львом, когда ночь пройдет.

Баррас. Когда начнется сражение в Конвенте, оставьте за мной место в первых рядах.

Фуше. Я приберег для тебя место получше.

Баррас. Что же ты мне предлагаешь?

Фуше. Мы должны предвидеть и другое сражение — артиллерийский бой... (Берет его под руку и направляется к выходу, продолжая разговор.)

КАРТИНА ТРИНАДЦАТАЯ

Вступление [14] перед спущенным занавесом.

Проходят Билло и Колло. Билло останавливается. Он взволнован и удручен.

Колло. Скорей, Билло! Заседание уже началось. Чего ты ждешь?

Билло. Что мы делаем? Что мы наделали? Если войти — бой с Робеспьером неминуем. Я себя знаю: уж если ввяжусь в борьбу, то пойду на все. Сожгу за собой все мосты.

Колло. Мосты уже сожжены. Нам нечего терять.

14

Вступление исполняется по желанию. На занавесе декорация улицы; направо фасад Клуба якобинцев. Можно воспользоваться и обыкновенным занавесом. — Р. Р.

Билло. Что мы наделали? Кому мы доверились?

Колло. Не отступать же теперь, раз дело решено. Что тебя мучает? Ты сомневаешься в честности Фуше?

Билло. Я не верю больше никому на свете. Но я верю в Республику. И не могу примириться с тем, что мы в сговоре с ее врагами.

Колло. Только ради того, чтобы спасти Республику. Мы избавимся от врагов, как только они сослужат нам службу.

Билло. Нас втянули в преступную игру... Это азартная игра, Колло! А вдруг мы проиграем? Мы и так уже пошли на риск. Я проклинаю себя, что согласился.

Колло. Ты дал слово. Ты не имеешь права отречься от него.

Билло. Я дал слово пойти к якобинцам и выступить против Робеспьера. И пойду. Но я предложу ему союз.

Колло. Ты с ума сошел! Разве ты забыл, как ты его ненавидишь, забыл, как он тебя ненавидит?

Билло. Я забыл обо всем. Я вижу только пропасть, куда мы летим. И цепляюсь за камни, чтобы не сорваться... Ах, все лучше, чем союз с врагом!

Колло. Но ведь он тоже враг.

Билло. Он мой личный враг. Но что я такое в сравнении с нашей священной Революцией? Ради нее я готов поступиться своей ненавистью... Я протяну ему руку... Если он сделает шаг мне навстречу, я сделаю два... Пойдем, Колло, я решился! Пойдем туда! (Быстрым шагом, нагнув голову, устремляется вместе с Колло к дверям Клуба якобинцев.)

На пороге они сталкиваются с кучкой якобинцев в красных колпаках и карманьолах; те узнают прибывших по шарфам и пристально разглядывают их.

Группа якобинцев. Откуда принесло этих псов, членов Комитета? Ба, да это Билло, главарь той подлой шайки, что нападает в Конвенте на нашего Робеспьера!.. И ты посмел явиться сюда, чтобы оскорблять его!

Билло. Пусти!

Якобинцы. Нет, не пущу! Морду разобью! Все кости переломаю!

Мюскадены под предводительством Коллено, которые следили издали за Билло и Колло, прибегают на помощь, расталкивают якобинцев и расчищают дорогу Билло.

Мюскадены. Пропусти их!.. Тебе что, Робеспьер не велел пускать сюда Конвент?.. Может, ты откажешься пустить и Республику? Ведь они хотят послушать Робеспьера, это же честь для него!

Якобинцы. Они хотят сорвать его выступление.

Мюскадены. Робеспьер достаточно силен, он сам сумеет с ними поговорить.

Якобинцы. Ладно, пропусти их! Входи, негодяй. Но если ты только пикнешь, смотри у меня! Сейчас кулаком по башке... Да здравствует Робеспьер! Кричи и ты, скотина: «Да здравствует Робеспьер!»

Билло. Долой тирана!

Негодующие крики, угрозы. Мюскадены освобождают проход...

Колло. Хорошо же ты начал, если пришел мириться, нечего сказать!

Входят.

Занавес поднимается.

КАРТИНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Зал Клуба якобинцев.

Действие происходит поздним вечером с 8 на 9 термидора (с 26 на 27 июля), около часу спустя после двенадцатой картины. Живописная архитектура монастырского зала якобинцев [15] ; направо возвышается трибуна, бывшая церковная кафедра, высокая и узкая, точно клетка; видна только голова и грудь оратора, под трибуной четыре ряда скамей, расставленных вдоль стен, перпендикулярно к зрительному залу. Напротив, с левой стороны, разделенные проходом, еще четыре ряда скамей, расположенных так же. На уровне четвертого ряда — стол и кресло для председателя. Сзади другой стол, подлиннее, для президиума. Зал монастыря — длинный и узкий, под полукруглым сводом. В глубине видна единственная дверь, узкая и низенькая, подходящая скорее для кельи, чем для обширного зала. Робеспьер, стоя на трибуне, читает свою речь, уже произнесенную днем в Конвенте и названную им «Завещание». Слышатся пронзительные, неистовые крики толпы. Робеспьер в больших очках; он поднимает их на лоб во время пауз между периодами, окидывая взглядом возбужденную, взвинченную аудиторию. Его обычная холодность дается ему нелегко; это также и ораторский прием, которым он пользуется в начале речи и при отдельных репликах, как бы окатывая ледяной водой своих разгоряченных противников. У него скорбное, мученическое лицо праведника, которого преследуют нечестивцы. Но временами речь его становится вдруг резкой, язвительной и запальчивой. Он очень скуп на жесты. И потому, когда он изредка к ним прибегает, они тем сильнее волнуют людей, которые слушают его жадно, с открытым ртом, живо на все отзываясь и как бы отражая всю гамму чувств, звучащих в его речи. (В этой восприимчивости толпы, которая, не отрывая глаз от Робеспьера, чутко и бурно откликается на каждое его слово, и состоит основной эффект сцены.) Среди присутствующих Леба, Кутон, Пэйан, Кофиналь и другие.

15

Старинный монастырь якобинцев, где происходили заседания клуба, находился, как известно, близ улицы Сент-Оноре, между Вандомской площадью и церковью св. Роха. — Р. Р.

Робеспьер (продолжая чтение). ...Все объединились против меня...

Толпа. Нет, нет! Не все! Мы с тобой!

Толпа гудит, и этот непрерывный, взволнованный гул вторит словам Робеспьера, словно басы органа или морской прибой, не заглушая, однако, его ясной, отчетливой речи.

Робеспьер. Презренные! Они хотели, чтобы я сошел в могилу опозоренным!

Толпа (возмущенно кричит). Никогда!

Из узкой двери на заднем плане появляются Билло и Колло, проходят между рядами, но, не найдя свободного места, остаются стоять в глубине налево. Робеспьер, скользнув по ним взглядом, как будто не замечает их.

Робеспьер. ...И я остался бы в памяти народа как тиран...

Негодующие возгласы.

Они называют тиранией мою преданную любовь к вам, доверие, которым вы меня почтили, мое нравственное влияние — единственное оружие истины... Что может быть отвратительнее тирании, которая карает народ в лице его верных защитников? Эти чудовища пытаются наложить запрет на самое священное, самое свободное чувство — на нашу дружбу!..