Робин Гуд

Кроме того, в убранстве шатра неуловимо ощущалась и бесхитростная женская забота. Полотняные стены украшали со всех четырех сторон полуувядшие букетики колокольцев и барвинков, большой плетеный сундук, занимавший один из углов, был покрыт лоскутом тонкой чистой ткани, на нем стояли серебряный кувшин и серебряный таз для умывания, а также высокая темная бутыль с парой серебряных кубков.

В этот вечер шатер был до поры пуст, его хозяин пировал возле большого костра, разведенного возле самой воды, в окружении двух десятков самых преданных ему друзей-разбойников. Остальные располагались у других костров. Совсем рядом, так что все собравшиеся могли, если не видеть друг друга, то слышать голоса, доносившиеся от каждого из костров.

Возле костра Робина Гуда было особенно шумно и весело. Один из приготовленных к ужину больших винных бурдюков уже почти опустел, наготове был второй, и, в ожидании, покуда будут готовы двое насаженных на вертел поросят, разбойники поглощали фазанов с мягкими лепешками, с утра привезенными из расположенной на окраине леса деревни.

Робин сидел на расстеленной в траве оленьей шкуре, с серебряным кубком в одной руке и куском фазаньей тушки в другой. Пламя костра освещало его с ног до головы. То был молодой мужчина лет тридцати трех тридцати пяти, среднего роста, худощавый, но не тощий, с тонкой талией, но прекрасно развитыми плечами, мускулистыми руками и ногами, – любой рыцарь, годами упражнявшийся в битвах и в верховой езде, позавидовал бы такой фигуре, как нельзя лучше пригодной к сражению. Лицо можно было назвать красивым: правильный, чуть вытянутый овал, мощный лоб, высоту которого мешали оценить густые волны светлых волос, копной окруживших голову и падавших на плечи. Черты крупные, немного резкие, но гармоничные. И большие светлые глаза, при свете дня порой голубые, но обычно серые, с неожиданно ясным, почти доверчивым взором. Эту своеобразную красоту дополняла тонкая золотистая кайма небольшой бороды, коротко подстриженной и не скрывавшей, а напротив подчеркивавшей мужественные очертания крупного подбородка.

Одежда Робина Гуда вполне соответствовала и его живописной внешности, и его легендарной славе.

Кожаная куртка, сшитая в виде просторного камзола, с серебряными бляшками на груди, была подхвачена широким кованым поясом, но на груди распахнута, так что открывалась алая, расшитая серебром камиза [28] и толстый шнур с висящим на нем небольшим охотничьим рогом. Штаны, тоже кожаные скрывались в мягких рыцарских сапогах, поверх которых разбойник не постеснялся, однако, надеть обычные башмаки на деревянной подошве [29] . На металлическом поясе болтался длинный нож в деревянных ножнах.

28

В средние века камизой называли тонкую нижнюю рубашку из льняного полотна, с рукавами. Мужская и женская камиза различались только длиной – у женщин они обычно доходили до щиколоток, мужские шились чуть ниже колени, либо до колен, в зависимости от стиля верхней одежды.

29

В то время знатные люди, как мужчины, так и женщины, в основном ходили пешком только дома, а за пределами своих домов ездили верхом, поэтому их обувь представляла собой чаще всего подобие кожаных чулок с мягкой подошвой.

Рядом с Гудом, положив голову ему на колени, полулежала женщина лет двадцати с небольшим, одетая в платье из золотистого шелка, слишком свободное, чтобы казаться сшитым по ней. Оно отчасти скрывало ее гибкую статную фигуру. Правда в широком вырезе неплохо смотрелась стройная шея и красивые смуглые плечи. Но на этом благородные черты заканчивались: руки девушки, давно уже не знавшие грубой крестьянской работы, все равно были грубоватой формы, а вытянутая на оленьей шкуре босая нога вряд ли могла называться ножкой. Однако лицо во многом искупало эти недостатки: пламенная дикарская его красота легко могла заворожить и самого искушенного ценителя. Крупные, но правильные черты, тонкие шелковистые брови, такой густой черноты, что хотелось дотронуться до них – не подведены ли сажей, глаза еще чернее, маленький сочный нежно-вишневый рот, чувственный до странной, скрытой жестокости, – все это невольно рождало мысли о чародействе. К тому же, и волосы у красотки были тоже черные, густо вьющиеся, такие в сказаниях всегда бывают у колдуний. Вероятно, ухаживать за ними, живя в лесу, стало трудно, и девушка обрезала их на уровне плеч, превратив в настоящее облако.

Среди прочих сотрапезников Робина выделялся своей громадной фигурой старый знакомый Ноттингемского шерифа Малыш Джон. Он был единственный, кому кроме Робина и его подруги достался за этой трапезой серебряный кубок, а не деревянная, либо кожаная кружка.

– Значит, – переспросил Гуд густым звучным голосом, проглотив еще с пол-кубка вина, – наш светлейший шериф считает, что я отважен только напоказ? Так он сказал, а Малыш?

– Э-э, я бы не передавал тебе таких слов, Робин, но лучше ведь знать все, что твой враг о тебе думает и говорит! – воскликнул Джон. – А может, и не надо было…

– Обязательно, обязательно надо было, Малыш! – отрезал Робин, ставя кубок на землю и хлопая товарища по плечу, до которого ему удалось дотянуться, лишь привстав, хотя Джон сидел рядом в той же позе, вытянув ноги по земле. – За что я еще тебя люблю, так это за то, что из тебя не надо вытягивать правду, ты ее скажешь в любом случае, даже зная, что она меня не обрадует. Впрочем, мне, как ты сам понимаешь, плевать, на неуважение его светлости шерифа. А девчонку, он что же, с собой прихватил?

– Скорее всего, – пожал плечами Джон. – Наши говорят, в деревню она не вернулась.

– Ну так, ставлю хороший лук против ломаной стрелы, что наш сэр Эдвин сам решил поживиться свежатинкой! – расхохотался разбойник, хотя лицо его при этих словах слегка помрачнело. – Он решил хотя бы что-то урвать у меня, раз никак не может свести со мной счеты. Надо было мне сразу увезти девку, а не уговаривать ее, будто знатную леди.

– Разве в окрестных деревнях мало девчонок? – приподняв кудрявую голову и потянувшись за стоявшим возле бурдюка кубком, пропела красавица в золотом платье. – Да и замужние крестьянки почти все от тебя без ума: любая готова ради твоих объятий хоть мужа зарезать! А ты прицепился к какой-то недотроге. Нужна она тебе?

Гуд пристально посмотрел на свою подругу:

– Ты так ловко скрываешь ревность, Мэри, что я иной раз готов поверить, будто ты и вправду не ревнуешь. Признайся, ты сама бы зарезала любую девчонку, с которой я проведу одну-единственную ночь, да знаешь, что тогда я приведу еще двух-трех.

Мэри налила себе вина, выпила почти весь кубок, привстав, откусила от фазаньего бока, который разбойник держал в руке, и, проглотив кусок, проговорила:

– Если бы я так уж ревновала, то скорее бы тебя зарезала! Нет, Робин, что мне до твоих утех: эти дуры для тебя значат куда меньше, чем твой лук или вон этот нож, с которым ты не расстаешься. А я здесь на равных правах со всеми, и добычу получаю, как все остальные.

– Только никто из остальных не прихватил бы в захваченном обозе такое вот платьишко! – хмыкнул Малыш Джон, безо всякого стеснения подергав красотку за золотистый подол. – А ревновать Робина смысла нет: какой он был, такой уж и будет – упустить красивую бабенку для него то же самое, что не догнать и не подстрелить оленя на охоте. Точно я говорю, Робин?

– Да, и в этом он такой же меткий! – гоготнул один из сидевших рядом и слышавших весь разговор разбойников. – Что удивляться, коли нашего предводителя обозлил промах?

Остальные ответили таким же дружным хохотом. При этом Гуд нахмурился, однако быстро сообразил, что выдает себя, и засмеялся вместе со всеми.

– Но что меня и впрямь удивляет, – заметил он, когда стало немного тише, – так это нежданная доброта шерифа. С чего это он сразу не повесил наших ребят, а повез их с собою? Ты уверен, что он именно так сделал?

– А то? – обиделся великан. – Сам видел – сидел на холме, на дереве и смотрел, как они уезжали. И при том не в сторону Ноттингема, а в прямо противоположную. Сдается мне, шериф поехал провожать епископа.

– Тем более! – недоуменно воскликнул Робин. – С чего он потащил за собой пленников?

– Ну… – Джон замялся. – Возможно, решил передать Ноттингемскому судье.

– Вот-вот! А тот ведь может их не повесить, а продать, если ему это будет выгодно. Кстати, надо бы узнать, не найдется ли в городе богача, которому можно пригрозить, чтоб он попытался выкупить Гилберта, Рея и Сильвана, окажись те и впрямь в суде.

– Да городские-то не очень пугливы! – заметил кто-то из сидевших по другую сторону костра разбойников. – Им за стенами, да под защитой шерифа незачем нас бояться. Но, может, ребята смогут убежать по дороге?