Робинзон по пятницам

Опять стрелочника нашли. Знакомая картина. Сейчас близнецы завоют, а там и Фима подключится к беседе. Вечер обещает быть томным.

Близнецы действительно завыли. Слаженно, громко и противно.

— Молчать! — Фима обоим дал по подзатыльнику. И наступила тишина, сквозь которую пробивался какой-то странный яростный звук.

— Эфа, мы собрались все здесь, чтобы помочь тебе. То, что ты замешана в двух преступлениях, бросает тень на всю нашу семью. Тебя могут арестовать, могут посадить, и тогда мы останемся без средств к существованию.

— Фима!

— А что я такого сказал, Соня? Я сказал, как есть. Без Эфы нам никуда. Поэтому ее проблемы — наши проблемы. И не сверли меня взглядом, поверь, для всех будет лучше, если ты дашь нам показания. Всем сразу, чтоб разночтений не было.

— У каждого из нас свой метод, — по-гадючьи улыбнулась Ольга. — Пусть победит умнейший. Каждый сам себе детектив.

— Вы с ума сошли! Расследованием убийств должны заниматься профессионалы. Понимаете, про-фес-си-о-на-лы! Куда вы лезете? Клара! Карл! Соня! Фима! Оля! Дети! Куда?!

Глас одиночки в пустыне. Перья белой вороны. Аутсайдер на пикнике. Сумасшедший среди разумных. Разумный среди сумасшедших. Примерно так я себя ощущала на этом спланированном семейном совете. Домашние смотрели на меня с сочувствием и некоторой брезгливостью. Ну-ну, у каждого свой метод. В надвигающейся буре я вновь услышала странный звук, словно кто-то скреб металлической мочалкой жирную сковородку.

Молчание прервала Клара.

— Видишь ли, детка, ты, как и многие другие люди, подвержена стереотипам. Нашла труп — вызвала милицию — мое дело сторона. А как же твой гражданский долг, Эфа? Ты раз в четыре года на выборы ходишь? То-то. Помочь же расследованию двух жутких преступлений ты почему-то не хочешь. Молчишь? Крыть тебе нечем, дорогая. — Старушка деликатно откашлялась и с удовольствием глотнула джин с тоником. — Уф, хорошо-то как! Пойми, Эфочка, у милиции и без того дел хватает, им не до наших трупов. К тому же преступление, дело не очень сложное. То есть не само преступление, а его расследование. Сначала надо собрать улики, опросить свидетелей и подозреваемых, а потом спокойно выйти на убийцу. И поймать его на поличном.

— То есть на новом трупе? — беззлобно уточнила я.

— Да, может быть. От этого никто не застрахован.

— А трупом кто будет?

— Кто-нибудь из нас. Не стоит вдаваться в мелочи. Истина, как и красота всегда требует жертв. Так что нам придется потерпеть. Ради тебя, Эфа. Ради истины. Ради страны.

— Страна-то тут причем? — простонала я, не в силах остановить поток семейного идиотизма.

— Вот! С этого и начинается разгул преступности. Каждый из нас должен любить свой район, уважать город, защищать страну. Стремиться к тому, чтобы стать героем. Кстати, героев очень редко убивают.

— В кино, бабушка, а не в жизни.

— А у нас будет как бы кино, — примиряюще улыбнулся дед. — Мы же по одиночке ходить не будем, правда?

— А я справочник криминалиста прочел, — ни к селу, ни к городу подал голос дядя Фима. — Еще с советских времен остался, но все равно там масса полезной информации. Особенно мне понравилась глава про снятие отпечатков пальцев.

— Круто! — заверещали близнецы. — У нас и гуталин есть. Будем Эфкины пальчики катать.

— Дети, что за жаргон, — одернула их Ольга. — Откуда вы только таких слов понабрались. Пальчики катать… Тем более гуталином. Какая гадость! Пальчики катать надо специальным составом… Я тоже об этом читала.

Я взглянула на свои аккуратные пальчики, на ноготки, покрытые серебристо-розовым лаком, и почувствовала, что чаша терпения переполнилась. Наконец-то! То же мне священный Грааль: в тебя, понимаешь, плюют, а ты, бульк-бульк, и выдаешь экологически чистый продукт — минеральную воду, обогащенную витаминами и полезными веществами. Сколько можно? С меня хватит! Одно дело принимать участие в милых семейных посиделках за электрическим самоваром и другое, когда из тебя, законного главы семейства, это самое семейство, не дрогнув, делает шута горохового. Совсем от рук отбились за время моего отсутствия.

— Ну, вот что, дорогие мои детективы! На сегодня мы, пожалуй, закончим упражнения в дедукции и разойдемся по комнатам. Заседания вашего клуба объявляю законченным. В противном случае — вырублю свет. Найдете свечи — отключу воду. Если приметесь за старое, лишу денежной помощи. Всем все ясно? Молчание — знак согласия. И никакой самодеятельности. Убийства будет расследовать милиция. В частности, Федор Федоров. Завтра я ему позвоню…

— А чего ему звонить? Вон он, сидит в углу, — пробурчал дядя Фима. — Мы его в консультанты пригласили. 200 у.е. в час.

— И сколько он тут сидит? — ужаснулась я.

— Да почитай часов пять, — ухмыльнулась тетя Соня. Так что с тебя 1000 у.е., не меньше. Федор Федорович, вы как предпочитаете — в долларах или евро?

Из угла послышался сдавленный скулеж. И опять этот странный звук — шкрябанье по грязной сковородке. Я подошла к следователю, пригляделась и ахнула:

— Изверги, что ж вы с ним сделали?!

Вид Федора Федоровича мог понравиться разве что быку перед началом корриды. Кожа нашего гостя приобрела свекольный оттенок, черты лица можно было с трудом угадать и только под лупой: глаза превратились в узенькие щелочки, нос алел расцарапанной пуговкой, вместо рта появились черные полоски меж которых желтели зубы. Следователь чесался и тихонько постанывал — то ли от боли, то ли от наслаждения. Хотя какое тут наслаждение?! Я бесцеремонно задрала его фуфайку. Ой, мамочки мои! — как говаривала моя подруга Белка, пытаясь слезть с большой березы, куда забралась на спор. Все тело несчастного было покрыто кровоточащими волдырями.

Родственники с интересом разглядывали господина консультанта.

— Думаю, это проказа! — с апломбом заявила Клара и опять тяпнула джина. — Она всегда так начинается. Потом нос отвалится, а, может, и руки…

— Нос, дорогая, отваливается при иных недугах, — тон дедушки Карла балансировал на грани брезгливости и любопытства. — Вот помню, у нас был такой случай…

— Оставьте ваши подробности, дедушка. Никакая это не проказа, обыкновенная экзема. Экземус вульгарис. Помочь можно, вылечить нельзя. — Тетя Соня на всякий случай отошла подальше. — Вдруг он заразный?

Федоров снова почесался и горестно замычал.

— Э-э… ме-э… гия….

— Влипли мы, — деловито пробурчал дядя Фима. — Теперь придется скорую вызывать, потом дегазацию помещения заказывать. Диван хороший сжигать.

— Зачем? — с недоумением спросила Ольга, которая из последних сил удерживала близнецов, рвущихся к больному дяде.

— Затем, Оля, чтобы твои дети не подхватили эту болезнь. Вроде умная женщина, а таких вещей не понимаешь. — Фима отпихнул ногой крокодила, который выполз под шумок и теперь пытался попробовать на зуб левую ногу Федорова.

— Не бойтесь, Федор Федорович, он не кусается. Гена у нас ручной, домашний. Своих не ест, — успокоила жертву добродушная Клара.

— Я бы не давал ему таких гарантий, — пыхнул трубкой дедуля. — Крокодилы, насколько мне известно, предпочитают э-э, несвежее мясо, а вид у Федора Федоровича на редкость сейчас располагающий… к крокодильей трапезе.

Федорова затрясло, то ли от страха, то ли от нового приступа неизвестной болезни.

— Когда он к нам пришел, то был здоровым, — задумчиво произнесла Ольга. — Подождите, он потом еще иск вчинит за нанесение физического вреда.