Роботы божьи
Шрифт:
– Извините, это ужасное недоразумение, - сказал он, пряча глаза.
Секретарша вымученно улыбнулась ему. Они выключили свет и заперли за собой дверь, оставив прикованную к кресту Ирину в полной темноте. Священник для надежности намотал на дверные ручки снаружи взятую в глостинском арсенале цепь.
Подходя к гостиной, Егор услышал всхлипывания. Его половинка сидела на полу рядом с телом искалеченной ею роботессы и плакала.
– Я не хотела ее трогать...
– давясь слезами, проговорила Наташа.
– Зачем она вцепилась в тебя?
Егор присел рядом и обнял ее, успокаивая.
Авдеев
– Шива всемогущий, ну и делов мы наделали!
– воскликнул он огорченно.
– Сколько теперь стоит гулловский робот?
– От сорока тысяч в начальной конфигурации, - ответил Егор, гладя Наташу по голове.
При взгляде на мертвые тела его сердце сжалось. Он вдруг подумал, что обладание многими телами сразу только на первый взгляд кажется преимуществом. В действительности это возможность испытать многократно умноженную боль.
– Сто двадцать тысяч!
– сокрушенно пробормотал священник и пояснил, пряча вуду-нож: - Эта штука не просто режет их, она заодно сжигает им нервную систему. А это километры светопроводящих полимеров! Дешевле купить новых, чем починить этих.
Он похлопал себя по карманам, ища что-то. Увидев свою бутылку на полу, Авдеев поднял ее, откупорил и отхлебнул изрядную порцию. Зеленые струйки потекли по его бороде. Оторвавшись от бутылки, он вытер бороду тыльной стороной ладони и икнул.
Его внимание переключилось на Наташу. Она сидела полуобнаженная, халат в пылу схватки распахнулся и сполз с плеч. Забыв о приличиях, священник с нескрываемым восхищением уставился на наташину грудь. Заметив это, Егор запахнул ее халат и представил их друг другу:
– Наташа, мой друггл. Петр Авдеев, священник.
Улыбка сползла с его лица.
– Твоя демоница? Ну-ну, - недовольно сказал он.
– Впрочем, если она отвадит тебя от Нины, я это одобряю.
Наташа сразу перестала плакать. Егор услышал, как она скептически хмыкнула внутри его головы.
Оставаться в доме, среди лежащих на полу трупов, было неприятно. Они вышли наружу. Виллу окаймляла просторная террасса, защищенная от дождя нависающей низкой крышей. От взглядов с улицы террасу укрывала деревянная решетка, густо оплетенная диким виноградом. Рядом с входной дверью стоял уличный диван-качели.
Глостин жил в элитном районе в самом конце проспекта Кавайного. Все дома в округе были похожи: плоские крыши, два-три этажа, на толстых квадратных сваях. Перед каждым гордо торчал насыпной клочок земли в пару соток, украшенный цветами или даже кустами. У глостинского дома рос орешник.
На улице уютно сияли фонари, подсвечивая мягким светом прозрачный вечерний туман. Было тихо, лишь дождь мерно шелестел по воде. Это был приятный звук, в отличие от сухого треска аквапленки под дождем, похожего на стрекот саранчи в продуктовом отделе супермаркета. Пахнущее резиной порождение современности сюда еще не добралось.
Они уселись на диване-качелях втроем: Наташа, Егор и Авдеев. От священника разило спиртным. Егор был неприятно удивлен, он никогда не видел Авдеева пьяным. Петр протянул ему бутылку дешевого виски из водорослей, какие обычно пьют отморозки. Егор сделал большой глоток и закашлялся. Пойло было жгучим и соленым. "Как слезы", - подумал он.
– Надо уезжать, - сказал Егор.
– Если
– Не приедет, - отзовался священник.
– Он крупно вляпался. А если бы и приехал, это уже не имеет значения.
Они замолчали. Первым заговорил Авдеев:
– Не переживай, они всего лишь роботы. Ты жалеешь их, потому что непроизвольно одушевляешь. Глостину, как видишь, на жалость наплевать, он их истязает на чердаке. Ик!
Он перевел дух и продолжил:
– Одушевлять неживые предметы - нормально для INFJ. Покойный Юра Захарьин доходил до того, что благодарил кондиционеры за охлаждение воздуха. Признайся, ты ведь разговариваешь с бытовой техникой? Бывает такое?
– Иногда прошу таксобот ехать побыстрее, - ответил Егор смущенно.
– Вот видишь... Одно у меня в голове не укладывается, - пробормотал Авдеев.
– Четыре одинаковых робота...
– Пять, - поправил Егор.
– Пятый был в "Колизеум Арене". Вы смотрели матч?
– Смотрел ли я матч?
– переспросил священник и отсалютовал поднятой бутылкой.
– Еще бы. Вот, отмечаю нашу победу!
– Какую победу? Дубина проиграл, - мрачно заметил Егор.
– Победу русского боксера... ик!.. над пожилым председателем Китайской республики. Как он ему врезал! Этот удар войдет в историю бокса.
Авдеев вновь приложился к бутылке. Егор поморщился.
– Убили Дуньтаня-то нашего...
– загадочно сказал священник.
– Как вы только до этого додумались: прикончить китайского лидера на глазах всего мира?! Из всех способов национального самоубийства Глостин выбрал самый оригинальный.
– Думаете, китайцы нападут?
– с тревогой спросил Егор, забыв о неприязни, которую вызывали у него пьяные люди.
– К гадалке не ходи!
– заверил Авдеев и снова икнул.
– Им только в себя нужно придти от нашей беспримерной наглости. А как опомнятся, сразу начнут бомбить.
Он помолчал, а потом сказал неожиданно трезвым голосом:
– Пей, нам осталось жить в лучшем случае эту ночь. Может, еще пол-дня или день. А я не могу найти Нину, ее телефон не отвечает.
Егор послушно взял бутылку и сделал большой глоток. Горло вновь обожгло огнем. На глазах выступили слезы.
– Они должны понимать, что Россия ответит...
– переведя дух, сказал он.
– Ничем она не ответит!
– Но наше ядерное оружие...
– Давно не наше, - перебил Авдеев.
– Оно в залоге по кредиту. Спасибо президенту Васильеву, будь он трижды неладен! Мы не можем применить его без разрешения Гулла. А разрешения нам не дадут. Китайский рынок больше нашего, Гуллу не выгодно его уничтожение.
Повисло тягостное молчание. Егор со страхом посмотрел в черное небо, представив, как, разрывая ночную тьму, им на головы падают яркие точки - разделившиеся боеголовки китайских гиперзвуковых ракет.
– А, черт с ним, какая теперь разница!
– в сердцах сказал священник.
– Расскажи-ка лучше, что ты тут делаешь со своей... дамой.
Егор путанно объяснил, как они оказались в доме директора и почему их держали взаперти. Приставания Глостина к Наташе он решил опустить.
– А вы?
– спросил он, предварительно глотнув виски для храбрости.
– Что вас сюда привело? Глостин должен вам деньги?