Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61

Под кроватью молчало. Но уже хотя бы не рычало.

– Вы, Наночка, стали мамочкой. Вы, мамочка-Наночка, сейчас в компании ваших добрых друзей. Добрых и сильных, – он кинул мимолётный взгляд на санитара. – Добрых и сильных друзей, которые никому вас не дадут в обиду.

Санитар уверенно кивнул в никуда, как кивает в никуда преданный пастуху северо-кавказский волкодав. Оксана открыларот, но старичок-психиатр окоротил её жестом. А ведь он сидел к ней спиной! Вот ведь!

– Расскажите нам, Наночка, что вас напугало?

Шуршание. Все насторожились. Кроме старичка-психиатра, который, согнувшись, кажется уже в три погибели, заглянул под кровать. Его глаза лучились светом, озарившим подкроватное логово… нет, не зверя, а – нашкодившего ребёнка. Без малейших признаков помешательства.

– Он меня убьёт! – Всхлипнула Наночка-мамочка, потянувшись навстречу психиатрическому свету, и пустила слезу.

– Никто вас, Наночка, не убьёт. Мы ему не позволим! – Старичок протянул Нане руку. – Ну, выбирайтесь же, радость моя! Вы, конечно, сущее дитя, но не собираетесь же вы пылиться тут вечно вместе с чужими тапочками за компанию, правда?

Нана несмело протянула маленькую ладошку навстречу ветхому ангелу.

Что-то это напоминало Поцелуевой. Ну да! Сикстинская капелла. Ватикан. «Сотворение Адама». Вот только недавно они с Родиным…

В этот момент в коридоре раздался топот, крики акушерок, похожие на вопли чаек при дележе недоеденного, – и в палату, преодолевая сопротивление, ворвался грузный невысокий мужчина очевидно грузинской наружности. И подкроватное дитя человеческое отдёрнуло руку, так было доверчиво протянутую к свету жизни.

– Где эта шлюха малолетняя?! – Зарычал взлохмаченный сизый посетитель.

Но не успела Оксана – в очередной раз! – рта раскрыть, – как хулиган нежно и ловко был фиксирован громадным санитаром. Оксана не уловила ни малейшего движения. Просто – раз! – и скандалист был обезврежен. Только ножками в воздухе болтал.

– Если вы пообещаете мне не буянить и не сквернословить, я разрешу поставить вас на пол. – Ни на секунду не изменяя ласковым и доверительным интонациям, сказал седенький сухонький старичок-психиатр.

– Да я!.. Да она!.. Опозо… – хрипел мужик, продолжая болтать ногами в воздухе в полуметре от пола.

– Андрей Потапович, не будете ли вы столь любезны вернуть гражданина в естественную среду обитания?

Андрей Потапович был любезен. Но, как только гражданин обрёл почву под ногами – он снова попытался выразить свой непонятный пока Поцелуевой протест, очевидно адресовавшийся подкроватной Нане, сидевшей снова тише мыши. Психиатр сделал санитару бровушками – и сизый снова взлетел.

– Вы не находите, что конструктивный диалог возможен только в тишине и покое? – поинтересовался старичок, и не думая изменять своей позе, всего лишь подняв взгляд вверх.

Багровеющий гражданин, прорвавшийся в отделение через все кордоны, кивнул.

– Вот и славно.

И старичок снова отдал санитару невербальный приказ: опустить. Потапыч послушался, но ворот подопечного пока придержал в лапе. Внимательно просканировав буяна несколько мгновений, старичок-психиатр скорее констатировал, нежели уточнил:

– Вы – отец Наны.

Мужчина кивнул. И снова-здорово стал брызгать слюной:

– Принесла в подоле! Проститутка! Да я…

– Ну как же вы можете говорить такое о своей дочери! Которую вы назвали нежной и доброй! Вас как зовут?

– Автандил, – как-то очень быстро представился мужчина. Возможно от удивления тому, что странный дедуля в белом халате, сидящий на полу, знает значение грузинских имён.

– Прекрасное имя! – Старичок-психиатр аж ахнул от восторга. – Означает: «Сердце Родины». Сердце Родины, родившее нежную и добрую. Как красиво!

Старичок мечтательно уставился в окно, мимо Оксаны Анатольевны, которая наблюдала за происходящим с некоторым недоумением. Но решила ни во что не вмешиваться. В конце концов психиатр – вот он. Пусть и разбирается.

– А я – Пето Бердианович.

Он протянул Автандилу руку. Так и не вставая с пола. Потапыч слегка наклонил мужика, всё так же удерживая его за воротник. Рукопожатие состоялось.

– Нет, я давно уже Пётр Валерианович, конечно же. Но на самом деле я – Пето Бердианович. Пето – камень. Бердиа – дарованный богом. Забавно. Камень, дарованный богом. Моя семья живёт в России с тысячу восемьсот первого года. Переехали аккурат после упразднения династии Багратидов – по их же, заметьте, просьбе. И перехода Грузии под протекторат Российской империи. Но вы грузин, вы знаете нашу историю. У нас сохранилась традиция называть детей грузинскими именами. Предки и потомки очень трепетно, да-с… Так что по паспорту я – Пето Бердианович. А так – Пётр Валерианович. Удобней. Наверное…Поздравляю вас, Автандил! Вы стали дедом. Быть дедом – это прекрасно! Я когда первый раз стал дедом…

– Да у неё мужа нет! Учёба – не окончена! Мать – с ума сойдёт! – Перебил Автандил старичка-психиатра. Было видно, что он уже куда спокойней. Хотя горячка ещё не прошла. – Квартиру ей снимали в центре города, как человеку! Ничего для неё не жалели!

– Когда я первый раз стал дедом, – безмятежно продолжил седенький сухой психиатр, – у моей дочери не было мужа. И когда я второй раз стал дедом – у моей дочери не было мужа. И даже когда я третий раз стал дедом – у моей дочери всё ещё не было мужа. Скоро я четвёртый раз стану дедом – и…

– И у вашей дочери всё ещё нет мужа! – Рассмеялась Оксана Анатольевна.

– Именно, деточка! Именно! – Радостно отозвался он. – Первенький мой внук – брюнет такой кареглазый, прекрасно рисует, очень добрый мальчик. Хотите, я покажу вам его рисунки?

Он вынул из кармана халата айфон, оживил, открыл нужное приложение и протянул Оксане: – посмотрите! Это же новый Нико Пиросмани!

– Я вижу, что не Резо Габриадзе! – Хмыкнула Поцелуева, вскользь пролистывая косорылых собачек, плоских человечков и страшно кривые фрукты.

– Да уж, конечно! Резо – конъюктурщик и подражатель! А у моего первенького внука – свой стиль! Второй мой внук – он прекрасно танцует. Он так исполняет картули! Что вы! Картули – это… – Он посмотрел на Автандила.

– Грузинский народный парный свадебный танец. – Пробурчал тот старичку. – Да отпусти ты! – Это относилось уже к дюжему санитару.

Санитар вопросительно посмотрел на старичка-психиатра. Тот кивнул. Потапыч выпустил мужика – и тот как-то сразу беспомощно опал плечами.