Роддом. Сериал. Кадры 14–26
Шрифт:
Подруги рассмеялись.
– Единственное, что действительно интересно, так это то, что у сынишки Волкова недюжинный талант. Он это платьишко, что для меня без единой примерки буквально на глаз сшил, – оно реально идеально сидит. Это при том, что ты в курсе, какая я в одежде капризная и как я тряпки люблю. Мне угодить трудно.
– Да уж, знаем. Каждый сублимирует, как может.
– Так вот, в той ресторации, где мы с Волковым нежно ворковали, к нам присоединилась парочка его приятелей. При одном из приятелей была девица из таких, для которых тряпки не сублимация, а жизнь. Так вот эта девица, спокойно кинувшая на пол сумку стоимостью в годовую зарплату Панина, так и впилась в меня, где это я такое платье достала! Она, мол, из Монако погнала на Пятую авеню в Нью-Йорк, потому что ей сказали, что в тамошнем магазине её размер ещё остался – не достала! Потому что частный борт, видишь
– О! Он уже с тобой ребёнка обсуждает! Тань, это серьёзно!
– Ага! Маленького такого почти четвертьвекового ребёночка, – засмеялась Мальцева. – Куда уж серьёзнее.
– И что ты ему посоветовала?
– Посоветовала не просить у меня советов. И поинтересоваться у парня, не сошьёт ли он мне ещё парочку тряпок. Пока запал ещё есть меня благодарить. Он ему тут же позвонил. Тот с радостью орал в трубку, что для меня он сошьёт всё, что угодно, совершенно бесплатно, потому что я ему жизнь спасла!
– А ты чего?
– В воскресенье вечером изучала сайты самых дорогущих модельеров.
– Тань, ты снова тупишь. Я тебя спрашиваю: чего с Волковым? И куда теперь впишется Панин… или выпишется? И что с интерном?
– Да ничего, Марго. Отстань. Они что, матрёшки, чтобы их друг в друга «вписывать»? Пошли уже к попадье твоей. Третьи роды. И холодно, между прочим. Март, ёлки-палки. Где-то на Средиземном море уже мимоза цветёт и радостные феи в брендовых тряпках стучат каблучками по старинным мостовым. А мы с тобой…
– А мы с тобой повивальные бабки. Зато родину, сука, любим! Пошли!
Через час попадья Катя потребовала, чтобы её называли Екатериной Андреевной. Не вопрос. Стала метаться по коридору родильного зала и твердить: «Прости меня, белый свет! Прости меня, матушка сыра земля! Я по тебе ходила, много грехов творила: одну душу прости, а другую на свет пусти!» Тоже ладно, нехай бубнит.
– Екатерина Андреевна, вы же жена священнослужителя. Неужели вы полагаетесь на все эти суеверия? – спросила её Маргарита. Но роженица ей не ответила. А только ещё сильнее прижала сложенные руки к груди.
– Екатерина Андреевна! Катя, у вас что-то болит?
– Душа болит!
Спустя пару минут она потребовала от врача и среднего персонала, чтобы они отыскали ей счастливое место в сенях, в сарае или в гумне, распахнули все двери, отперли в сундуках замки, сдвинули с места столы и лавки, положили на землю пустой мешок. И немедленно отворили в церкви царские врата!
После чего шлёпнулась на пол.
– Преднизолон срочно! – схватившись за телефон, распорядилась в родзал Мальцева: – Святогорского в родзал первого этажа, немедленно! И бригаду – разворачиваться! Эмболия околоплодными водами! – тут же в трубку проговорила она.
– Да ты чё?! – испуганно ахнула Марго.
– Сердце это у неё болит, а не душа. Мечется – двигательное возбуждение. Я тоже, дубина стоеросовая! Беленькая, аж синенькая – бледность и цианоз. «Душа болит» – ну ясен хрен, боли за грудиной. Вот надо же было спутанного состояния сознания дождаться, чтобы осенило! Давление какое?!
– Семьдесят на сорок.
– Коллапс!
– Измеряли каждый час – в норме было.
В родильный зал внёсся Святогорский. На сей раз без шуток-прибауток. Ибо ему как никому другому отлично было известно, что в случае эмболии околоплодными водами нередко наступает молниеносная смерть, а та треть, которой посчастливилось не скончаться сразу, погибает в течение первого часа после появления первых симптомов. При эмболии околоплодными водами развивается коагулопатия, начинается массивное маточное кровотечение…
– Места уколов кровят! – деловито констатировала анестезистка.
Ночь прошла под знаками кардиогенного и геморрагического шоков. Закончившихся ДВС-синдромом… Попадью Катю спасли только скорость и слаженность действий врачей. И то обстоятельство, что анестезиологом нынче дежурил Святогорский.
– Классика жанра! – сказал он под утро, разводя руками. Они с Мальцевой стояли в ОРИТ [38] главного корпуса, куда была переведена попадья. – «Сколько есть в роддоме». Конец цитаты. Академик Владимир Николаевич Серов [39] .
Это я о глюкокортикоидах, Татьяна Георгиевна. Если вы позабыли. Сколько мы в эту Катю влили итого?38
ОРИТ – отделение реанимации и интенсивной терапии.
39
В. Н. Серов, академик РАМН, профессор. Президент Российского общества акушеров-гинекологов.
– Литров пятнадцать. Или двадцать. Я ещё не все протоколы записала, не все бумажки приклеила.
– Ну, это тебе на неделю работы.
– Интерна посадила. Аркаша, она выживет? – устало спросила Мальцева.
– Ты будешь ржать, но гемодинамика стабильная. Отёка лёгких нет. И даже – тут уже вообще чудо, – время свёртывания почти нормальное. Подержим ещё немного на ИВЛ [40] – и жить будет. Что правда, наверное, заговорит по-китайски. После таких-то реанимационных мероприятий. Поп ейный, кстати, с понятиями. Стойко так вполне себя ведёт, говорит, сделайте всё, что можете, а на всё остальное воля божья. Не отрицает, короче, медицинской помощи. Раз, мол, она существует – реанимация и интенсивная терапия, – значит, и на то воля божья. Об экстракорпоральном оплодотворении и суррогатном материнстве с ним не поговорил, прости. Как-то не до теологических дискуссий было, да и момент, прямо скажем, не очень подходящий.
40
ИВЛ – искусственная вентиляция лёгких.
– Фуф! – шумно выдохнула Мальцева. – Раз ты пусть немного вяло, но уже иронизируешь, значит, всё в порядке.
– Да. Мы герои. Жаль, не могу сказать «как всегда». Смертность от эмболии околоплодными водами наступает в девяноста процентах случаев. Так что отбивайся от Панина здоровым поповичем и тем, что ты не способна диагностировать превышение маточного давления над давлением в межворсинчатом пространстве или же повреждения матки и плаценты, когда клиническое течение родов нормальное. Он всё равно пришьёт тебе недосмотр за анализами на свёртываемость крови в динамике и прошлёпанное изменение сократительной деятельности матки. Но главное – баба жива.
– Не пришьёт! Анализы регулярно и как часы. КТГ в родах вторая акушерка снимала регулярно. Но орать, разумеется, всё равно будет. Хотя сам прекрасно знает, что прижизненный диагноз эмболии околоплодными водами может поставить только… – Мальцева запнулась.
– Ищете слово, Татьяна Георгиевна? Да-да, вы – то самое слово на «б», – засмеялся Святогорский. – Ну, кстати, никакая… никакой ты не «б». Это могла оказаться и тромбоэмболия лёгочной артерии. Клиника-то один в один. Вовремя ты не отщипнула у неё кусок лёгкого, а поскольку мы её спасли, то и эмболов, содержащих меконий, сыровидной смазки, ворсин хориона и прочих элементов околоплодных вод, мы уже не обнаружим при микроскопическом исследовании.
– Не, ну вот скажи, почему? Ни гестоза у бабы не было. Ни амниоскопии или амниоцентеза ей никто не выполнял. Она же попадья, какие инвазии?! Новорождённый без признаков переноса. В родах никаких окситоцинов и амниотомий. Вообще её не трогали. И на тебе!
– Почём я знаю, Тань? Я ведь тоже не «б». Так, суфлёр при престоле.
– Ну и что писать на клинический разбор?
– А всё как было и напишем. Пусть Панин думает. Он начмед. А не под роспись от себя скажу: ни почему. Вот просто должна была случиться у этой попадьи ЭОВ. Или ТЭЛА. Она и случилась. А мы должны были её спасти. И мы её спасли. У всех и каждого своё амплуа. Кто-то исполняет волю божью, стукая за сценой палкой по листу железа, кто-то, вроде нас, мечется по самой сцене, спасая пьесу от провала. А кто-то и вовсе «Кушать подано!» – что тоже хорошо. Потому что, признаться откровенно, моя младшая подружка, жрать мне захотелось неимоверно! Пойдём-ка, навернём овсянки с дерьмовыми роддомовскими котлетами. Я лично ничего более прекрасного в это время суток да после такой ночки и представить не могу. И пока мне рот не забили глиной… Не-не, Бродского тут надо перепереть, – Святогорский глянул на пациентку. – И пока мне в рот не воткнули трубку, из него раздаваться будет лишь благодарность! Спасибо вам, баба Гала, что котлету, коей пренебрегла какая-нибудь очередная травоядная фифа или просто избалованная гусиной печенью девица, вы не отвезли до своих приусадебных свиней, а сохранили для раба божьего Аркадия! Хорош тут торчать, за ней присмотрят, пошли, а то кто-нибудь Галкину заначку раньше меня срубает.