Родина, вертолёт и ржавая скамейка

*****

— Я следователь прокуратуры Смирнов Герман Алексеевич. Веду ваше дело. Присаживайтесь.

Он указал мне на стул. Следователь был молодым и на первый взгляд вполне интеллигентным человеком. Он был похож на моего старого приятеля. Тот писал стихи, которые никто не читал. Обидевшись на весь мир, приятель уехал в Индию и там сгинул.

— Вы понимаете, почему здесь находитесь? — спросил следователь, листая папку.

— Не очень, — признался я, ещё не отдышавшись после общения с его коллегами.

— Но вы же знаете, что у вашего дома произошло убийство гражданина Лаврикова Василия Петровича. А за несколько часов до этого у вас с ним произошла ссора, во время которой вы грозились его убить.

— Это кто же вам рассказал такую ерунду?

— То есть ссоры не было?

— Ссора была, но убивать его я не собирался.

— Может быть. Но свидетели утверждают совсем другое.

— Какие свидетели?

— Гражданин Басов и гражданин Гришин Михаил Николаевич.

— Это рабочие, с которыми он приехал? Так они же наверняка его друзья-приятели, вот и говорят всякую ерунду.

— А ещё они завили, что у вас была огромная собака, которая и обгрызла убитому ноги, бедра и живот.

— Да нет у меня собаки, — я совсем забыл про того чёрного пса, который появился вчера сначала в лесу, а потом у моего дома. — Это я в шутку сказал, что собака моя. Чтобы их напугать. Все-таки их было трое, а я один. Понимаете? Я её в лесу встретил.

— Может быть, может быть… Будем расследовать. А на это время вам придётся побыть у нас.

— На какое время? — я окончательно растерялся и мгновенно осознал, что прямо сейчас меня отведут в какую-нибудь камеру, в которой будут чужие мне люди, с которыми придётся жить бок о бок долгое время. Последние годы даже мимолетное общение в транспорте или магазине мне давалось с трудом, а тут…

— Дело серьезное. Убийство. Так что думаю, месяца два для начала, — равнодушным голосом продолжил следователь, — а там, как пойдёт.

— Да вы что?!

— Вам, наверное, лучше нанять адвоката. Есть у вас такая возможность?

— Нет у меня никаких адвокатов.

Каша в моей голове из страха и паники не давала мыслить разумно.

— Тогда будет государственный, но я бы вам не советовал. Качество работы не очень, — следователь внимательно посмотрел на меня. — А вот это узнаете? — Он достал из ящика стола прозрачный целлофановый пакет, в котором был молоток с бурыми пятнами засохшей крови.

— Этим молотком убили гражданина Лаврикова. Потом его повесили на дереве, и чья-то собака обгрызла всё, до чего смогла дотянуться.

— Да кому вообще понадобилось его убивать? — воскликнул я.

— Может быть вам, Дмитрий Федорович? Всё это происходило рядом с вашим домом. А алиби у вас нет. Вы сказали, что всю ночь пьянствовали в этом доме. Может, пьяным были и не помните? Этот молоток нашли под вашим крыльцом.

— Каким крыльцом? — у меня закружилась голова.

— Под вашим крыльцом. И вот ещё что… Я получил информацию, что вы, Дмитрий Федорович, несколько лет назад проходили лечение в психиатрической клинике. Это так?

— Да, — обессилено ответил я.

Через мгновение я ощутил то беспомощное подавленное состояние, в котором по собственной глупости оказался тогда, много лет назад. Мне захотелось сжаться в маленький комочек и забиться в какой-нибудь дальний угол, где никто не сможет меня найти.

— Значит, хороший адвокат вам точно необходим. Есть у меня один… Но скажу сразу — берет дорого. Зато, как только вы с ним заключите договор, мне придётся вас выпустить. Он свою работу отлично знает.

— Дорого — это как? — обреченно спросил я.

— Когда дело касается свободы, то слишком дорого не бывает.

— Мне нужно подумать.

— Хорошо. Вас сейчас отведут в то место, где это будет очень удобно сделать.

Он нажал кнопку на столе и через пару минут в кабинет вошёл полицейский.

— Куда его, Герман Алексеевич? — спросил он.

Следователь посмотрел на меня.

— Попробуем для начала синюю таблетку, — улыбнувшись, ответил он. — А вам, Дмитрий Федорович, я советую принять решение побыстрее.

Камера, в которую меня привели, была не приспособлена для длительных размышлений. Тусклая лампочка над зелёной железной дверью, широкий деревянный помост вместо кроватей, унитаз за низкой перегородкой, стол с лавками и недобрые взгляды двух мужчин, с любопытством оценивающих нового соседа, мгновенно добили остатки моего рассудка.

После того, как я увидел тело строителя, висящее на дереве с обглоданными костями вместо ног, я пытался внушить себе, что это всё происходит не со мной. Что надо просто досмотреть этот кошмарный сон и утром от него останется лишь похмельная головная боль и кислый привкус во рту. Но сейчас я почувствовал, что провалился в болото, которое засасывает меня в липкую, пахнущую гнилью и трупным смрадом трясину. Казалось, что ещё чуть-чуть и вся эта мерзкая жижа сомкнётся надо мной и разорвёт мне легкие.

Я вспомнил, что такие же ощущения у меня были перед тем, как я попал в сумасшедший дом.

Говорят, любовь — это прекрасно. Но именно из-за неё я и оказался в психушке. И это была даже не самая большая беда.

Тогда я решил, что для моей любимой женщины будет лучше, если я буду проводить с ней как можно больше времени. Поэтому вышел из прибыльного бизнеса, потеряв при этом кучу денег. Этим я подвёл своего партнёра и старого приятеля, к которому потом и ушла моя любимая, как только сообразила, что денег у меня почти нет.

Следующий год я провёл будто в дурмане, и в итоге оказался в жёлтом доме в подмосковном Егорьевске. Через несколько месяцев меня выпустили. Оказалось, что находясь на лечении, я потерял всё, что у меня оставалось, и стал абсолютно нищим.

Пока я всё это вспоминал, присев на край лавки, один из моих сокамерников подсел ко мне и начал что-то расспрашивать. Я отвечал невпопад, вспоминая прошлое.

— Вляпался ты крепко, — наконец разобрал я слова лысого мужика. — С такими уликами они тебя лет на десять закроют. Если… Если раньше ничего с тобой не случится.

— А что со мной может случиться? — я пропустил мимо ушей предупреждение про десять лет, зацепившись только за последние слова.

— Да много чего. Тебя ещё пока и прессовать-то не начали. В этой камере у них как предбанник, как чистилище. А вот куда ты отсюда попадёшь, зависит от тебя.

— А куда я могу попасть?

— Да хотя бы в соседнюю камеру. Там с тобой никто разговаривать по душам не будет. Выйдешь ли ты оттуда живым или нет — это большой вопрос. Но что здоровье потеряешь — точно.