Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Родиной призванные(Повесть)
Шрифт:

Пурга постепенно утихала. Послышался шорох лыж. Надя вздрогнула, вышла в коридор и, взглянув в незастекленное оконце, увидела едва заметных в белых халатах солдат из ягдкоманды. Охотники за партизанами растянулись длинной цепочкой, за ними пролегла глубокая лыжня. Вот они остановились, сошлись в кучу, скорее всего, курили; потом снова растянулись, пошли на восток, к Десне, и вскоре словно растаяли в снежном поле.

Надя встревожилась. Связная из-за Десны была вчера. В бригаде много больных, комиссар Мальцев собирался прислать сегодня кого-то из парней за медикаментами. Она уже приготовила сумку. Пожалуй, надо ее разобрать, но так, чтобы все лекарства можно было снова

быстро упаковать.

Надя всегда устраняла то, что могло указать на ее связь с лесом. Последние дни она жила в напряжении. Ночами ей снились кошмары, не оставлявшие ее днем. Арестован Жариков. Кругом шныряют солдаты из ягдкоманды. Что будет дальше? На фронте произошло что-то важное, гитлеровцы ходили мрачные. Иногда Надя прислушивалась к их разговорам и все чаще слышала слово «Сталинград». Она замечала, что и от немецких солдат что-то скрывают.

Вечером, раньше обычного, она легла спать. Ей казалось, что ночью что-то случится: партизаны нападут на авиабазу или бомба упадет на их дом, — но что-то обязательно случится.

Однако ничего не случилось. Утром все было так же, как и прежде. Тихо. Морозно. Надя позавтракала и отправила брата Сеньку в деревню Бельскую проведать Поворовых.

В больницу она шла медленно, снег был глубоким и рыхлым. Кто-то сзади тронул ее за плечо. От неожиданности Надя вздрогнула.

— Здравствуй, докторша. — Полицай, улыбаясь, опустил руку.

— Вы меня напугали, — сказала Надя.

— Так уж и напугал. Разве я страшен? — Он игриво оглядел ее. — Вон возле больницы наша подвода. Велено привезти тебя в управу.

— Срочно? А может, сначала перекусим? Замерзли, зайдем к нам, — предложила Надя, надеясь выяснить у полицая причину вызова в управу.

— Зачем я им понадобилась? — стараясь казаться равнодушной, спросила Митрачкова.

— Не знаю, поехали, — резко проговорил полицай.

— Мать! Там, в больнице, лекарства! Ты их собери. Если я сегодня не вернусь, отдай сумку с лекарствами тем, кто придет, — спокойно сказала Надя, уверенная, что мать ее понимает.

Дорогой полицай становился все угрюмее. В Дубровке он не повел Митрачкову к двухэтажному зданию управы: переехав железнодорожное полотно, остановился у большого дома на улице Вокзальной. Здесь размещалось полицейское отделение.

— A-а, докторша! Ну вот и встретились, — ехидно улыбаясь, сказал Зубов.

В кабинете Надя увидела главного врача Грабаря, через минуту втолкнули начфина Горбачева.

— Святая троица! Что же с вами делать, работнички? — Начальник полиции внимательно оглядел каждого. — Мне удобнее отпустить вас… Работайте! Но вас приказано отправить на поезде в Олсуфьевское гестапо. — И снова улыбнулся: — Прика-за-но! — растянул слово, нарочито подчеркивая, что он всего-навсего исполнитель чужой воли.

Зубов ничего не выражающим взглядом скользнул по лицам арестованных, остановился на Митрачковой.

— Господин Зубов, мы были бы благодарны вам за самую скромную информацию. Чем мы провинились? — спросила Надежда.

— Чем провинились? — Зубов снова обвел арестованных взглядом и опять задержал его на Митрачковой. — Об этом расскажут ваши лесные друзья, которых ягдкоманда схватила сегодня ночью в овраге, недалеко от Радич… — Начальник полиции, снова посмотрев на Митрачкову, не мог не заметить, как побледнело ее лицо. — Недалеко от Радич, по пути к вашей больнице. Вы их не ждали? — спросил и, не получив ответа, подумал: «Наверное, у нее рыльце в пушку. А все же лучше будет предупредить их. Не очень-то ладно, когда совсем рядом с тобой…» И, обращаясь ко всем, сказал: — У одного из схваченных партизан записаны ваши

фамилии… Мы еще не знаем, откуда он их взял и зачем записал. Сегодня утром я был в олсуфьевском гестапо. Там тоже знают только то, что у партизана записаны ваши фамилии, а ведь может статься и так, что бандиты решили вас уничтожить. Тех, кто служит немцам, они часто заочно судят и приговаривают к смерти. Логика взаимоотношений между партизанами и работниками рейха ясна. Не пощадят!

— Пожалуй, так, — хрипло, без голоса, произнес Грабарь.

«Осторожность! — подумала Надя. — Зубов подсказывает, как себя вести, а может, провоцирует, заигрывает, чтоб, добившись некоторого доверия, уличить нас в связях с партизанами. Посмотрим, что он будет говорить дальше».

Однако Зубов на этом разговор закончил.

Вечером всех троих отправили в Олсуфьево. Гестаповец встретил их вежливо, но запер в нетопленой подвальной комнате. На полу валялась сырая, полусгнившая солома. Мужчины, измученные пережитым, скоро уснули. Надя чувствовала себя разбитой и долго не могла сомкнуть глаз.

«Как все непросто, — думала она. — Зубов, скорее всего, боится нашего разоблачения, поэтому и подсказал один из путей оправдания. А как поведет себя Вернер, если узнает о моем аресте? Ведь я знакома с офицерами СД, с Геллером… Вовсе непросто будет выкарабкаться из этого застенка. Но выбраться надо. Надо!»

В раме, на уровне земли, дул и выл холодный ветер; в почерневших ветках звенели ледяные иголочки. Было холодно, и Надя не могла согреться. Она вспомнила мужа, которого любила нежно и верно. Где он теперь? Как живет? Хорошо быть вместе, беречь друг друга, радоваться счастью!.. Мысли о муже отвлекли ее от действительности. Она задремала.

Утром принесли завтрак. Это был совсем неплохой паек. Солдат подал его учтиво. Митрачкова сказала ему: «Данке!» — он так же вежливо ответил: «Битте, битте». Надя переглянулась с Грабарем.

— Но ведь мы еще не узники, а только подозреваемые…

Они не слышали и не знали, что в подвале соседнего дома пытали партизана Сосновского из Рогнединской бригады.

— Ты шел в разведку… Шел на связь с докторшей? Отвечай!

— Мы шли, чтоб убить предателей, — твердил Сосновский.

Ноги больше не держали его, подкашивались, он хотел сесть, но точный удар в зубы валил на пол.

А было все иначе. В Рогнединской бригаде многие партизаны заболели гриппом и ангиной. Нужны были лекарства. Кроме того, бригада готовила нападение на село Рековичи, где находился крупный фашистский гарнизон. Всегда осторожный Мальцев подробности задания передал старшему группы своему другу партизану Сосновскому.

…Три человека в маскировочных халатах вышли из лесу в поход на лыжах. Идти по целине было тяжело — местность овражистая. Подъемы, спуски, глубокие и высокие сугробы. Близ деревни угодили под огонь, который вели из засады солдаты ягдкоманды. Завязалась перестрелка. Огонь фашистов был настолько плотным, что партизаны вынужденно отступили, но путь к лесу уже оказался отрезан. Упал тяжело раненный Сосновский. Опустели диски автоматов у его товарищей.

— Гранаты! — крикнул Сосновский, бросая лимонку в белые фигуры, что поднялись из снежного сугроба.

Под ногами закачалась земля. Острая боль сдавила все тело. Фашисты схватили окровавленного, обессиленного партизана, но он все еще продолжал командовать:

— Гранаты!.. Огонь!..

В подвале Сосновского долго пытали, он шептал одну и ту же фразу: — Смерть предателям!

На минуту открывал глаза. Полумрак, чужие люди, темная глубина, из которой вышли его товарищи. И опять допрос. В ответ одна фраза:

Поделиться с друзьями: