Родительный падеж

Все сопоставили факты и еще раз невероятно удивились.

— Ой, ничего себе! И правда! — разошлась Маша. — А я сейчас ей позвоню и сообщу!

— Машка, да успокойся! Зачем человека тревожить? Еще будет время, скажем. Нет, ну надо же такое, а? — удивлялся Николка.

— Гости! Вы бы ели еще, а? А то вижу я, одни разговоры да открытия, а на столе не уменьшается! Только Павлуша хорошо справляется. Ешьте, это вам не во Франции, мы с Машуней полдня готовили.

— Я больше не могу, — выдохнул Павлик. — Я пойду за компом поиграю, а то вы тут все про свое.

— Ну иди, — чмокнула его в макушку Маша, — мы тебя на сладкое позовем.

— И правда, тетя Ира, — сказал Николка, — вкуснота тут домашняя! Мама холодец варит только на Новый год по старой привычке, и то Жан-Поль ругает ее, чтобы не возилась возле плиты, все можно купить готовое.

— Да и у нас сегодня все можно купить, но хотелось же вас угостить домашним. Помнишь, Наташ, как я из Москвы гречку заказывала? Все кофе, а я гречку для твоего детсада, — обратилась к подруге Ирина.

— О! Про гречку! Леся обещала пригласить меня на гречневую кашу! Машка, ты берешь Сервантеса, я видел, как он на тебя смотрит, и поедем к Лесе на кашу, — сказал Николка, сделал паузу и добавил: — А то я сам боюсь.

Все опять засмеялись, закивали, и мамы еще раз осознали, как выросли дети.

* * *

Открытие выставки началось в одиннадцать. Двое парней с камерами, девушка с микрофоном, несколько людей с диктофонами — Наталья так разволновалась, что пришлось регулировать давление таблеткой. Короткое интервью для телевидения, потом комментарий хозяйки салона для новостей, несколько вопросов мастерице от прессы. Все это для человека, привыкшего просто делать свое дело, а не общаться с широкими массами, было слишком необычно, шумно и волнующе.

Из гостей были знакомые Яны, которые, без сомнения, имели отношение к искусству, были Ирина с Машей и Павлушей, Леся с высоким худощавым парнем, который все поглядывал на Машу, еще двое их друзей-художников. Была также Аня — девушка от женской организации, патронировавшая Наталью и Николя во время их пребывания в Киеве, и несколько ее коллег, которые тоже имели отношение к организации выставки, но которых Наталья пока не знала лично. Были просто проходившие мимо галереи люди, которые, заметив оживление, зашли из любопытства. Николка пытался быть поближе к матери, но держал под контролем и передвижения Леси.

Короткие речи, раздача гостям небольших открыток с изображением в цвете нескольких работ мастерицы, с координатами ее сайта в Интернете и обозначением, при чьем участии была организована экспозиция. Когда первая суета улеглась, Наталья присела за стол в углу зала. Николка стоял рядом, отвечая на вопросы молодой журналистки, и с нетерпением ждал, когда наконец она от него отстанет.

Люди разбрелись, разглядывая работы, организаторы обговаривали что-то свое возле входа. Закончив с интервью, Николка вздохнул с облегчением и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он оглянулся и увидел женщину, которая стояла рядом с Яной, но не принимала участия в беседе. Она смотрела на парня сквозь слегка затемненные очки и будто сверлила его взглядом. Николя обернулся — может, не на него? — но рядом никого не было. Мама за столом пила минеральную воду и разглядывала открытку, Леся пошла с Сервантесом смотреть работы, этот угол зала был пуст.

Николка склонил голову набок и посмотрел на женщину внимательнее. Полноватая, она была чем-то похожа на Наталью, но вид имела куда более презентабельный — темный брючный костюм, сумочка на металлической цепочке через плечо и массивные украшения выдавали женщину обеспеченную, но не похожую на богемных подруг Яны. Он вдруг вспомнил, что, когда на входе в галерею ждал Лесю, эта женщина приехала за рулем довольно солидной машины и Аня быстро подошла к ней поздороваться.

«Наверное, из организаторов. Да-да, все выглядело так, будто Аня перед ней отчитывалась. Наверное, крутая. Но благодаря ее заинтересованности мы здесь, мама становится известной, а я увидел Лесю», — подумал Николка и улыбнулся женщине. Губы той дрогнули в ответ, а рука потянулась к виску поправить волосы.

Тут подошла Маша с матерью, за ними приплелся Павлик, который предпочел бы рассматривать крутые машины на парковке возле галереи, чем батики, и сейчас явно скучал.

— Наташа, мы гордимся знакомством! Прогресс неимоверный, если припомнить те кусочки, которые вы разрисовывали дома с детьми в начале девяностых! А что уж слава, то теперь — международная! — засмеялась Ирина.

— Ну, мам, ты как скажешь! Начало девяностых! Прошлый век! Времена мамонтов и отсутствия мобильных телефонов! — засмеялась Маша. — Сейчас совсем другая жизнь, тем более во Франции! И тетя Наташа — современная развитая женщина, которая нашла свой собственный способ самовыражения! Да еще и обрела признание на родине! А как, кстати, они вас разыскали?

— Да как-то странно, — ответила Наталья, — сначала написали письмо, сказали, что видели меня в репортаже какой-то турфирмы. Оно и правда — однажды какая-то госпожа-туристка возле моего магазинчика рассказывала на камеру о туристических прелестях Эльзаса. А я, услышав родной язык, вышла и заговорила с ней, пригласила зайти посмотреть работы, угостила кофе. Она что-то спрашивала обо мне, даже немного поснимала внутри. А потом я об этой встрече и забыла. А эти женщины где-то увидели, разыскали координаты, прислали письмо, позже приезжала госпожа Евгения из Киева, что-то ее сегодня не видно, тоже расспрашивала, смотрела работы, три даже купила — для себя, для подруги и в офис. Николка как раз сделал мне сайт и выложил туда снимки других работ. Началась переписка, все это, если с самого начала, заняло около двух лет. И вот мы здесь, кто бы мог подумать?

Подошли Леся и Сервантес, с ними невысокая девушка с тремя десятками косичек, которую все называли Гайкой, и парень в черной кожаной одежде с заклепками, хоть день и обещал быть жарким. Его называли Зингером.

— Нам очень понравилось, — обратилась к Наталье Леся.

— И правда впечатляет, — закивала Гайка, и косички ее со вплетенными цветными нитками запрыгали вокруг головы.

— Да. Мы бы из вежливости врать не стали, — серьезно произнес Зингер. — Хотя когда меня пригласили, я боялся, что увижу какую-то кич-попсу. Много теперь стало эээ… поверхностных, так сказать, мастеров. Глазам вроде и приятно, а душа не переворачивается внутри. А тут я стал в малом зале в центре, а по периметру — картины. На мне будто какие-то векторы сошлись, аж мурашки пошли, еще и в полутьме, когда освещены только работы… Очень сильно у вас выходит! Слов мало, простите.

Наталья смутилась от такого количества положительных отзывов, да еще и от художников!

— Спасибо, деточки! Я никогда не думала, что вот так, в Киеве, для людей… Оно когда-то само начало вытекать из души, так и идет — если что-то всколыхнется. Есть и другие работы, цветы, абстракции, но киевлянки по сайту почему-то выбрали для экспозиции именно те, которые писались не для продаж, а от эмоций.

— Молодец ты у нас, Наталка! — Ирина обняла подругу за плечи и чмокнула в щеку.

Все заулыбались и заговорили.

— А вы, наверное, куда-то хотели пойти? — вдруг обратилась Наталья к Николке, который уже шептался с Лесей. — Так вы идите, я должна быть тут, а Яна со мной. Аня, когда все закончится, отвезет меня домой. Ты ж дорогу найдешь, c'ыночка?

— Да найду, мама, конечно, найду. А заблужусь, так спрошу Золотые ворота, — улыбнулся Николка.

— Мы с друзьями хотели показать Николя Андреевский спуск, — объяснила Леся, а Гайка опять закивала косичками.

— Маша, а ты тоже с ними? — вдруг спросила Ирина.