Родная страна

Электролюминесцентная проволока, или ЭЛ-проволока — обязательное украшение на Burning Man. Она стоит недорого, выпускается в множестве цветов и ярко горит, пока не сядут батарейки. Ее можно вплетать в волосы, прикалывать или приклеивать к одежде, просто подвешивать к чему угодно. Энджи вдоль и поперек оплела светящейся проволокой плечевые ремни на своем джавском костюме, и они пульсировали и переливались всеми цветами радуги. Еще одну нитку она аккуратно пришила к краю капюшона, а другую — к подолу балахона, так что издалека походила на собственное светящееся карандашное изображение. А мне вся проволока досталась бесплатно — я собирал у других погасшие проволочные украшения, кропотливо чинил, находил обрывы и замыкания, аккуратно склеивал изолентой. Снабдил свои армейские ботинки светящимися шнурками, остальное смотал кольцами и повесил на пояс. И я, и Энджи были хорошо заметны издалека, однако это не помешало нескольким чокнутым байкерам едва не наехать на нас. Они повели себя очень вежливо и долго извинялись, оправдывались тем, что были рассеянны. Рассеянность — это вообще перманентное состояние всех, кто пребывает на фестивале.

Но чем глубже мы уходили в пустыню, тем меньше людей нам встречалось. Периметр Блэк-Рок-Сити определяется «мусорной оградой», которая кольцом опоясывает город на небольшом расстоянии от горного хребта. Эти изгороди хорошо задерживают любой сор, вылетающий из людских лагерей, там его можно собрать и упаковать — «Не оставляй следов». Между мусорной оградой и центром города на две мили тянется открытая плайя, ровная как доска, тут и там пестрящая людьми, арт-объектами и всякими неожиданностями. Если Плазу Шести часов считать за Солнце, то Человек, храм и лагеря составят внутреннюю часть Солнечной системы, а мусорная ограда станет чем-то вроде пояса астероидов или Плутона (позвольте на миг прерваться и заявить, что ПЛУТОН — ЭТО ВСЕ-ТАКИ ПЛАНЕТА!).

Мы шли словно по какому-то инопланетному пейзажу. Если не оглядываться через плечо на бурлящий позади карнавал, легко было представить, что мы единственные люди на Земле.

Ну, почти единственные. Мы чуть не споткнулись о парочку, извивавшуюся голышом на одеяле среди великой пустоты. Такой способ получения удовольствия чреват опасностями, однако служит неплохим оправданием для темнушника. И, с учетом обстоятельств, эти ребята, надо сказать, отнеслись к нам весьма добродушно.

— Простите, — бросил я им через плечо, проходя мимо. — Пожалуй, нам и самим пора в темноту.

— Это верно, — подтвердила Энджи и нащупала выключатель на аккумуляторах своей перевязи. И через мгновение скрылась во тьме. Я последовал ее примеру. Внезапная тьма оказалась такой непроницаемой, что хоть открой глаза, хоть закрой — разницы не заметишь.

— Посмотри наверх, — сказала Энджи.

Я поднял глаза.

— Бог ты мой, да тут полным-полно звезд! — Я всегда повторяю эту шутку, когда вижу усыпанное звездами небо. (Это гениальная цитата из книги «2001: Космическая одиссея», хотя из фильма болваны-создатели ее почему-то выкинули.) Но никогда еще я не видел звездное небо таким ярким. Млечный Путь, обычно даже в безлунные ночи казавшийся всего лишь белесой полоской, рассекал небо, словно серебристая река. А Марс… Я пару раз смотрел на него в бинокль, и он выглядел всего лишь чуть более красным, чем остальные небесные тела. А этой ночью, среди пустыни, когда гипсовая пыль плайи на мгновение осела, он пылал, как раскаленный уголек в единственном глазу циклопического демона.

Я стоял с запрокинутой головой и, потеряв дар речи, глядел в звездное небо. Вдруг тишину нарушил странный звук, похожий на журчание воды о камень или…

— Энджи, ты что, писаешь?

Она шикнула на меня:

— Ну да, пока никто не видит. До переносных туалетов слишком далеко. Ничего, к утру высохнет. Угомонись.

Когда по жаре приходится постоянно пить воду, то вскоре столкнешься с неизбежными последствиями — пи?сать тоже хочется постоянно. У некоторых счастливчиков в лагерях стояли домики на колесах с личными уборными, но остальным при нужде приходилось брести в «туалетный лагерь». К счастью, попо-эзия, развешанная внутри кабинок, была довольно занятным чтивом. Строго говоря, мочиться на плайе не разрешалось, но шансы быть пойманными с поличным стремились к нулю, а до туалетов было реально далеко. По примеру Энджи мне тоже захотелось отлить, и мы с наслаждением оросили сухую пустынную землю в теплой чернильной ночи.

В этой кромешной тьме невозможно было определить, далеко ли до мусорной ограды. Впереди была лишь чернота, она еще сильнее сгущалась вдали, там, где вздымались горы, и слегка светлела над головой, в звездном небе. Но постепенно глаза сумели различить крохотные мерцающие огоньки — должно быть, свечи. Они выстроились впереди нас длинной трепещущей вереницей.

Подойдя ближе, я понял, что это и впрямь свечи, точнее, фонарики из жести и стекла с капающими свечками внутри. Они стояли через строго выверенные промежутки вдоль огромного, человек на пятьдесят, стола, накрытого для торжественного обеда, на котором были тщательнейше расставлены столовые приборы, винные бокалы и полотняные салфетки, свернутые шалашиками.

— Что за черт? — тихо спросил я.

Энджи хихикнула:

— Чей-то арт-проект. Обеденный стол возле мусорной ограды.

— Эй, привет, — послышался голос из темноты. От стола отделилась тень, вспыхнула электролюминесцентная проволока, и перед нами появилась девушка с ярко-фиолетовой шевелюрой, в кожаной куртке с обрезанными рукавами. — Добро пожаловать.

Возле нее нарисовались новые тени, они тоже превратились в людей: три девушки, одна с зелеными волосами, другая с синими, третья…

— Привет, Маша, — сказал я.

Она слегка помахала мне:

— Познакомься с моими спутницами. Собственно говоря, ты с ними уже встречался. В тот день, когда взорвался мост.

Ну да, верно. Эти девчонки тоже играли в «Харадзюку Фан Мэднесс», были в одной команде с Машей, и мы столкнулись с ними в Тендерлойне, за пару минут до того, как неизвестные злоумышленники взметнули на воздух Бэй-Бридж. Как бишь я их тогда назвал? «Леденцовая команда».

— Рад снова видеть вас, — сказал я. — А это Энджи.

Маша слегка кивнула в знак признания.

— Подруги любезно разрешили мне воспользоваться их обеденным столом для короткой беседы, но я не хочу тут задерживаться надолго. Слишком много народу меня разыскивает.

— Зеб здесь?

— Отлить отошел, — ответила Маша. — Скоро вернется. Но давайте уже начнем.

— Давайте, — подала голос Энджи. С той минуты, как я поприветствовал Машу, она стояла рядом со мной, словно оцепенев, и мне подумалось, что, возможно, она далеко не в восторге от этой встречи. А с чего бы ей радоваться?

Маша повела нас к противоположному концу стола, подальше от подруг. Мы сели, и я разглядел, что корзины, которые я поначалу принял за хлебницы, на самом деле наполнены любимой едой хиппи — полуфабрикатами длительного хранения, которые предпочитают хиппи: цельнозерновые булочки из «Трейдера Джо», органическая вяленая говядина, пакетики домашней овсянки с орехами и изюмом. Высококалорийная еда, которая не расплавится на солнце. Маша перехватила мой взгляд и сказала:

— Подкрепляйся, для того оно тут и лежит.

Я вскрыл пакетик вяленой говядины (сунув упаковку за пояс, чтобы потом выбросить в лагере; превращать подаренную еду в мусор считается очень дурным тоном), а Энджи взяла булочку. Маша потянулась через весь стол, приоткрыла стеклянную дверцу фонарика и задула свечу. Мы превратились в черные кляксы среди черной ночной тьмы, далекие и невидимые.

Чья-то рука — Маши — во тьме схватила меня за локоть, ощупью двинулась вниз, сунула в ладонь что-то крошечное и твердое, отпустила.

— Это USB-флешка, очень маленькая. На ней крипто-ключ, которым открывается четырехгигабайтный торрент-файл. Его можно скачать с The Pirate Bay и c десятка других торрент-трекеров. Файл называется insurancefile. masha.torrent, и его контрольная сумма тоже записана на этой флешке. Буду очень признательна, если ты скачаешь его и раздашь, а также попросишь остальных сделать то же самое.