Родня

— А что, может, я глупо надумала? — услышала она тихий, беспокойный голос Лизы. — И Гена мне говорит: «С чего это ты?»

Аля замотала головой, уронила ее Лизе на плечо. Ей казалось, что стоит произнести слово, и она заревет.

Иногда выходил на кухню Илюшка с книгой в руке, садился отдельно и делал вид, что читает. Потом, как будто только заметив Алю, спрашивал бодро:

— А! Ну, как жизнь молодая?

Аля злилась. Почему он задает ей необязательные вопросы? Что она должна ему отвечать? Она демонстративно поднималась и, не попрощавшись, шла к выходу. Это был откровенный вызов, и в первую минуту она была уверена, что Илюшка пойдет за ней. Пройдя несколько шагов темным проулком, она оглядывалась. Потом во всю мочь бежала к трамваю.

Александр, старший из племянников мамы, служил в армии. От него изредка приходили письма, но никто не ждал, что вдруг он заявится, — ни мама, ни Аля. И вдруг как гром среди ясного неба: приехал! Даже не стал заезжать к себе в деревню.

В маминой комнате пришлось ставить раскладушку, а Женечка опять переселился в боковую, к Але. Он часто просыпался по ночам, Аля не высыпалась и утром, собираясь на работу, хмуро избегала виноватых глаз матери.

— Ты вроде отгулы свои не отгуляла? — спросила как-то мама.

— Да выберу день потеплее и съезжу к Зинке в гости, — ответила Аля и вдруг засмеялась. — Ладно, завтра останусь дома.

— Вот и ладно, — обрадовалась мама. — Мне кой-куда сходить надо, так я завтра же…

Не надо было ломать голову, чтобы догадаться: мама будет устраивать племянника на завод. Весь день ее не было дома, а вечером она сообщила Але:

— На курсы крановщиков пойдет Александр. Через два месяца, глядишь, специалист. А в мартене, там и заработки хорошие, и в очередь на квартиру тут же запишут. А пока в общежитии поживет.

Курсам Александр обрадовался, но, когда мама сказала про общежитие, он смутился и сказал, что подождет малость.

— И подождешь, ничего, — ответила мама. — А пока живи, места всем хватит.

Но и радушные слова не обрадовали Александра. Что-то, несомненно, мучило его, он лежал на раскладушке, курил и вздыхал. Мама заглядывала в комнату и спрашивала:

— Рубаху-то погладить?

— Зачем? — отзывался он бесстрастно.

— На танцы бы сходил.

— Нечего там делать.

Аля стояла в коридоре и зажимала рот ладошкой. Было смешно, что маму интересует его досуг.

Мама купила Александру новые полуботинки. Он поблагодарил, спросил, сколько стоит, и, не вынимая из коробки, сунул покупку под кровать.

— А костюм, — шептала Аля, давясь от смеха, — ты ему костюм не купишь? Как же он без костюма на танцы пойдет?

Но мать была серьезна и гадала вслух:

— Молодой парень, а без интереса. Ты бы позвала его куда. С подругами познакомь.

«А что, может, с Зинкой познакомить?» — подумала Аля и в тот же вечер зашла к Александру в комнату.

— Ты чего? — хмуро сказал он, подымаясь с раскладушки.

— А чего?

— Скалишься, говорю, чего?

Нет, ничего у нее не получится. Плохая из нее сваха. Она решила никуда его не звать и с Зинкой не знакомить. Облегченно переведя дух, она заговорила о пустяках, и Александр оживленно ей отвечал. И вдруг он сказал:

— Я что скажу… только смотри! Умеешь язык за зубами держать? Гляди. — Он вынул из бумажника карточку и протянул ее Але. Круглолицая, с вытаращенными глазами девица…

— Фи-и! — сказала Аля.

— Фи-и! — передразнил он. — Это моя жена.

Она очень удивилась.

— Твоя жена? Твоя? Мама!.. — крикнула она во все горло.

Он шикал на нее, даже схватил ее руки и сжал, не пуская на кухню. А она еще задорнее кричала:

— Мама, скорее, мама!.. У него есть жена, — сказала она, когда вошла мама. — А ну, покажи карточку.

Он спрятал карточку в бумажник, сунул его в карман и строго, почти зло сказал Але:

— А теперь выйди.

— Не выйду.

— Тетя Тася, пусть она выйдет.

— Не выйду! — сказала Аля и расселась на стуле. — Ну?

Он махнул рукой.

— Я ведь обманул тебя, — сказал он тетке. — У меня, и правда, есть жена. Меня и в общежитие не прописали из-за этого. Вот. — Он помолчал. — Может, мне уехать?

— Зачем уезжать? — сказала мама.

— Сама знаешь, — сказал он с усмешкой. — А может, мне квартиру поискать? — спросил он с надеждой. — Ведь правда?..

— Ты садись-ка да пиши письмо жене, — сказала мама. Она принялась шагать по комнате, лицо ее было сурово, слова звучали деловито, почти как приказ. — Пусть сразу же и приезжает. И квартиру поищем, да еще я похлопочу в завкоме. Ты разве не знаешь, и тетя Шура у нас жила, тут и замуж вышла, потом тетя Люба, за ней Захар. Спроси вон Алю, она все помнит. А жили в одной комнате, теперь-то, считай, хоромы. Пиши письмо.

Ну, значит, скоро приедет жена Александра. Аля чувствовала нестерпимое, какое-то почти алчное желание увидеть эту круглолицую, с вытаращенными глазами, жену Александра. Кем, стало быть, она приходится Але? Невесткой? А кем Аля ей приходится? Она спросила у матери. Золовка — вон как!

Догадается ли Александр в один прекрасный день сказать жене, что она, Аля, пусть косвенно, но содействовала-таки скорейшему их соединению?

Мысли о молодоженах наводили ее еще на одну мысль — о беспутном своем муже. Где он мыкается, неприкаянный, одинокий, и почему не смеет объявиться и поглядеть на сына — разве бы она запретила?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Если бы Алю спросили, дорожит ли она своей работой, она удивилась бы такому вопросу: как же иначе, конечно, дорожит! Что же она, она дорожила — но прежде всего потому, что работа освободила ее от скучной череды однообразных дней.

Но однообразны и, наверно, тягостны были теперь дни у мамы. Похлопывая-пошлепывая внука, она вдруг задумывалась, и лицо ее становилось таким отрешенным, таким жалобным. Неся Женечку на руках, она выходила в коридор и останавливалась возле телефона, как будто в назначенный час ей должны были позвонить. (Телефон в их доме не был предметом роскоши. Он был нужен стройке, и стройка раньше вызывала мать в ночь-полночь.) Но телефон молчал. Иногда она, побросав дела, решительно направлялась к телефону и набирала номер.