Родом из ВДВ

– Вызовите ко мне замкомвзводов.

Четыре сержанта нехотя приплелись к командиру, всем своим развязным непримиримым видом показывая, что борьба между ними и зарвавшимся лейтенантом будет не на живот, а на смерть. Один из них, сержант Храмовской, уже успел где-то отловить небольшого угрюмого варана и, привязав его стропой за туловище, таскал за собой с вызывающе-наглым видом, как мелкую собачонку. Но Игорь дал себе слово, что впредь будет выдержан и последователен. В конце концов, ведь это его личная методика перевоспитания роты, одобренная командиром полка. Второго шанса кэп не даст, это он знал наверняка. Поэтому спокойным строгим голосом он обрисовал сержантам панораму предстоящего боя, приказал приготовиться к обороне, вырыв окопы для стрельбы стоя, изготовить карточки огня и выполнить еще множество мелких приготовлений. Сержанты выслушали, откровенно ухмыляясь. Они переминались с ноги на ногу, давая понять, что лейтенант зря тратит время, а один из них даже с наглым вызовом зевнул, словно спрашивая: «Ну что, товарищ лейтенант, все уже?» Другой же, старший сержант Скиба, который возрастом был ровней командиру взвода, в конце постановки задачи вдруг посмотрел на Игоря глубоким, без усмешки, взглядом аквамариновых глаз и тихо спросил:

– Товарищ лейтенант, а вы-то бой настоящий видели?

Игоря обдало ледяным потоком от этого законного вопроса и стало неприятно внутри, словно он по ошибке глотнул какой-то вонючей жижи. Но он промолчал, а потом сказал сдержанным, ровным тоном:

– Боевой практический опыт Афганистана готов внедрять при условии предварительного обсуждения. Замкомвзводам доложить по готовности. Предупреждаю, что оценка будет дана отдельно каждому солдату и каждому сержанту. Теперь свободны.

Как и предполагал отважный в своих устремлениях лейтенант, первые двое суток царил сущий хаос, неподвластный ни управлению, ни контролю, ни влиянию. Рота представляла собой чудовищный вертеп. В присутствии бывалых воинов юные бойцы стали марионетками, безропотно выгрызающими каменистый грунт. Собственные окопы они готовили днем, ночью же – устраивали для своих, похожих на уголовников, сослуживцев. Те же предавались безделью, время от времени собираясь, чтобы вместе поклевать тушенку из сухого пайка, поболтать или подурачиться с несчастными варанами, которых тут было так же много, как ящериц в украинской степи.

Лейтенант Дидусь невесело провел первую ночь на полигоне. Завернувшись в предусмотрительно прихваченную зимнюю камуфлированную куртку, он сначала долго и с откровенной тоской взирал на полосу гор, которую сначала робко и застенчиво, а потом все решительнее, настойчивее, исступленнее проглатывала мгла. Горнопустынную гряду сковали тяжелые оковы тишины, и лишь изредка откуда-то издали слышался странный пугающий звук, похожий не то на вой, не то на звериный призыв, не то на стон самой природы. «Совсем не так, как над Росью, совсем не так, как над Украиной», – с тоской подумал лейтенант, и в голове бешено несущимся метеоритом опять просвистел неумолимый вопрос: «Зачем я здесь?!» «Нет, – в который раз он отбросил сомнения, – я тут с большой и важной целью. И задуманное выполню!» Звезд не было совсем, и чем больше Игорь попадал под власть пелены, приглушающей контуры и тона всего сущего, тем более казался себе одиноким, потерянным неудачником. Ему уж больше не казалось, что он – сказочный герой, пробирающийся сквозь дебри; скорее, тот же персонаж, но только заблудившийся в буреломах и сбившийся с направления. А может, зря он, со своими принципами, явился тут с намерением переделать всех и вся?! И ничего, может быть, кроме бесславия и позора не получит?! Но как ни кружились стаей черных воронов мысли лейтенанта, они все равно возвращали его в ситуацию, в которой пути к отходу отрезаны, а он со своей ротой – одни на всем белом свете, и от результата возникшего противостояния зависит вся его дальнейшая судьба. И только когда Игорь множество раз прокрутил в голове немое кино будущих событий, он сумел заглушить тяжелые мысли усталостью и забыться на несколько часов в беспокойном сне.

Утром он опять походил на плотно сжатую пружину. Еще до рассвета вскочил и, скинув куртку, по привычке отжался несколько десятков раз, стряхнул с ладоней впившиеся мелкие камешки. После еще нескольких упражнений да привычной сигареты умылся, почистил зубы, побрился почти на ощупь, с трудом разглядывая свое лицо в маленьком осколке зеркала. Затем спокойно объявил подъем. И тут лейтенант стал замечать, как медленно менялось выражение лиц уставших, отвыкших от перегрузок «стариков» – по мере понимания серьезности уготованной им в Герани ловушки. В мятежных головах старослужащих появились первые хитроумные проекты примирения. По ночам, несмотря на сентябрь, становилось неимоверно, до нервного озноба, холодно, и дембеля инициативно организовали костер и заготовили дрова на ночь. В лагере беспорядочно выросло несколько палаток.

К концу второго лагерного дня бойцы со злобно-мрачными лицами, подобно выпущенным погулять узникам, бродили среди скудной пустынной растительности, по колено в пыли, которая поднималась до пояса при каждом шаге от пересушенной, казавшейся тревожной и изможденной земли. Игорь тоскливо, но сдержанно-спокойно взирал на солдатский беспредел, делая периодически обход и указывая на ошибки взявшимся за работу солдатам. «И как только Цезарь ухитрился за ночь возвести и лагерь и крутой вал вокруг него?» – вопрошал себя молодой командир, и ему от такого сравнения становилось душно и тошно. «Ничего, даст бог, дождемся результата. Мне спешить некуда, завтра уже будут сохнуть от жажды, когда вода на вес золота, она и спасет», – уговаривал он сам себя для ободрения. На второй день вода во флягах закончилась у всех, и сухие, рассыпающиеся в грязных руках галеты, вперемешку с горстью отвратительно хрустящих на зубах песчинок, уж не лезли в глотку ни с кашей, ни с тушенкой. Старослужащие осторожно, но настойчиво спланировав беседу, затеяли у костра задушевный разговор. Кроме трех замкомвзводов Игорь согласился на присутствие еще троих делегатов из числа наиболее влиятельных дембелей.

– Товарищ лейтенант, давайте договариваться, нам все это уже осточертело! – запальчиво начал сержант Храмовской, один из армейских авторитетов, который и не командовал никем, и никому не подчинялся. Это он, чуть ли не единственный в полку, безбоязненно щеголял в тельняшке и в шляпе с прикрученным орденом, прикрываясь внутри строя молодыми солдатами. Пока он говорил, присутствующие на сходке закурили, щелкнув дважды зажигалкой. «Берегут уже сигареты, которые заканчиваются, если только две на шестерых курят, – подумал Игорь, – совсем, как мы в училище».

– Давайте, – согласился командир взвода, сердце которого впервые после выхода в Герань радостно забилось, – мне тоже этот бардак опостылел.

– Есть деловое предложение, – услышал лейтенант вкрадчивый, с лисьей хитринкой, голос рядового Симакова, который также не занимал должностей, но находился на вершине негласной солдатской иерархии, – начинаем отношения с чистого листа. Вы нас, «стариков», до дембеля не трогаете, мы же обеспечим полную красоту в роте. Все будет просто ажурно: порядок, ремонт в казарме, результаты стрельб и так далее. Мы вам лучшую роту в полку сделаем.

Этот малый был, в отличие от остальных, щуплый, с изъеденным глубокими оспинами лицом и отрешенным, будто бы не от мира сего, взглядом. Игорь накануне отъезда внимательно ознакомился со всеми документами и характеристиками на солдат и с удивлением узнал, что Анатолий Симаков вместе со старшим сержантом Григорием Скибой пришли в армию со студенческой скамьи. Остальные в лучшем случае были выпускниками профтехучилищ, в худшем – прятались в армии от тюрьмы.

Командир взвода предполагал такое начало разговора, но готов был поиграть. Он не отвечал некоторое время, специально выдерживая долгую паузу. Он должен их всех перехитрить и переиграть. Иначе и быть не может, это он – офицер, он – командир и представитель власти. И он настроен серьезно.

– Что скажете, товарищ лейтенант? – спросил через некоторое время Симаков.

– А что думают остальные? – вопросом на вопрос ответил командир взвода.

– Остальные поддерживают Симу, – поспешил поддакнуть долговязый сержант Архипов, замкоммандира первого взвода, передавая окурок Храмовскому.

Дидусь обвел долгим пристальным взглядом всех сидящих у костра. Молодые, здоровые, решительные парни, уставшие от войны, получившие отсрочку у смерти, мечтающие о нормальной жизни. Жаждущие прикосновений к женщине, блистательных свадеб, собственных семей, трепетного писка рожденного ребенка, будущих побед. Но столкнулись с препятствием, командиром взвода, который поставил цель – добиться своего во что бы то ни стало! Сегодня они сплотились, как пауки, вокруг него, но он ведь тоже не подарок.

Игорь взглянул на небо. Ночь уже опустила на лагерь свое тонкое матовое покрывало, сквозь которое сверху струилось дивное мерцание удивленно глядящих звезд. Где-то сбоку настенным спальным торшером торчал осколок луны, да потрескивающий костер за спиной командира взвода отбрасывал заманчивые блики. Пустыня казалась молчаливой и оттого пугающей. На лицах солдат угадывалось уныние. Напряжение загнанных в угол прорывалось в каждом из них, и Игорь с удовлетворением отметил витающую над сидящими перед ним людьми некоторую долю озлобленности. Ему вдруг стало легко и весело на душе.

– Мои требования очень просты, – начал он тихо, подкурив сигарету, – сержантский состав выполняет мои команды по управлению ротой – это первое. И сержанты, и старослужащие – на всех построениях, по форме одеты – это второе. – После этих слов кто-то присвистнул от удивления, но Игорь сделал вид, что не заметил. – С утра все палатки снять и поставить заново, как это положено в походном лагере, – я укажу где и как. Это третье. – Он намеревался говорить дальше, но коротышка Симаков со смелой дерзостью перебил его.