Рокировка Сталина. С.С.С.Р.-41 в X.X.I веке

Конференция продолжалась, но накал первых минут уже спал. Ответив на несколько вполне технических вопросов, Виталий Иванович дополнительно порадовал журналистов сообщением об американском после Штейнгарте, [30] прибывающем на днях в Вашингтон из Москвы для консультаций. Шутку оценили все, так что конференция закончилась на веселой ноте.

г. Батуми.

Александр Тучков, капитан ГБ.

30

Посол США в СССР 1941 г.

Тучков уже во второй раз пересматривал лежащую перед ним папку. Все было запротоколировано, вплоть до перекрестного допроса. Если верить расплывающимся и нечетким буквам второй копии, получалось, что Александр Эдуардович Миллер, 1981 года рождения, был завербован лично Гимлером и Мюллером еще в 1938 году и передавал им секретные сведения о формировании и структуре подразделений конных водолазов. Потом, уже в 1939 году, Александр Миллер завербовал свою жену, Елену Махмудовну Багаутдинову, 1989 года рождения, и она сообщала финнам о планах штурма линии Маннергейма. Непосредственно из Уфы. Голубиной почтой.

Тучков посмотрел на застывшего по стойке «смирно» сержанта ГБ Титорчука. В совершенно оловянных глазах явственно читалось желание поощрения и продвижения по службе.

— Скажи-ка мне, товарищ сержант, — произнес Тучков, с трудом сдерживая ярость, — ты что, мудак?

— Никак нет, товарищу капитан! Я не мудак! Зовсим не мудак!

Капитан начал свирепеть.

— А раз ты, сержант, не «зовсим» мудак, тогда объясни, как Миллер мог кого-то завербовать в сороковом году, если до двадцать второго июня сорок первого его в нашем мире не было?! Просто не существовало?!

В оловянных глазах на мгновение появился проблеск мысли. И исчез.

— Не можу знаты, товарищу капитан. Але воны у усьому прызналыся!

— Млять, Титорчук, ну почему, когда к тебе попадает настоящий враг, у тебя в деле чистейшей воды правда. Все самооговоры отделяешь, — начал загибать пальцы капитан, — ни одной связи не пропустишь. Образцово-показательные дела, хоть на всесоюзную сельскохозяйственную выставку отправляй — при этих словах сержант просто расцвел. — Но как только к тебе попадет нормальный, ни в чем не виновный человек, ты такую туфту гонишь, что тебя пристрелить хочется! Объясни мне, какая голубиная почта в январе?! И из Уфы?! А вот это?! — Капитан взял в руку бумагу и прочитал: «…Миллер тайно проник на совещание Генерального штаба и спрятался под стулом товарища Ворошилова…» Нет, Титорчук, ты точно мудак. Ты Миллера видел?!

— Так точно!

— Под каким стулом он мог спрятаться?!

Несмотря на почти три тысячи оставшихся в СССР «паромщиков», Тучкову эта пара запомнилась хорошо, видимо, по контрасту. Миллер был немцем, словно сошедшим с плакатов НСДАП, под два метра ростом и сто килограммов природных, а не накачанных мышц. Сварщик, умеющий варить потолочные швы с закрытыми глазами. Бывший владелец небольшой, на сотню свиней, фермы и его жена — миниатюрная татарка. Пара из тех, для кого выражение «знакомьтесь, это — моя половина» звучит буквально. Только точнее было бы сказать: «Треть». А может, потому, что с прибывшими немцами капитан общался лично. Все же война была с Германией. Понятно, что это — не те немцы. Но вот…

— Так це, — промямлил сержант, — мабуть, у товарища маршала якись специальный стилець…

— Титорчук! Ну почему ты не нарисовал Набичвришвили шпионаж в пользу Турции?

— З того грузына шпыгун, як з гимна куля! — уверенно отрапортовал сержант. — Имеет место быть классовая несознательность, непонимание политики Партии и Правительства и непомерные амбиции, препятствующие адекватному восприятию действительности. Якщо казаты коротко, латентный троцкист вин, товарищ капитан!

Тучков поднял глаза от дела:

— Ты сам понял, что сказал, Титорчук?!

— Так точно, товарищ капитан!

— И где ты таких слов набрался?

— На политинформации, котру проводыв старший лейтенант Вашакидзе, товарищ капитан.

— Зоопарк! Где задержанный?

— Доставлен.

— Введи Миллера, а сам подожди в коридоре.

— Есть! — Титорчук вышел из кабинета и немного замешкался, пропуская Миллера. Руки у немца оказались закованы за спиной.

— Товарищ сержант, снимите с задержанного наручники.

— Да он може…

— Ничего он не «може», товарищ сержант. Приказ ясен?

Миллер стоял, растирая следы от наручников.

— Садитесь, — Тучков еще не решил, как будет обращаться к задержанному, «гражданин», «господин» или «товарищ», поэтому сказал обезличенно, — Миллер.

— Так я уже сижу, — уголком рта усмехнулся тот.

Но на стул сел. Не было в нем страха, ощущения несправедливости, взгляд кромешно-синих глаз излучал скорее задор, чем испуг.

— Не пойму, что это вас так веселит?

— Так, гражданин начальник, я к таким «наездам» уже привык, — не скрывая улыбки, пояснил задержанный. — У меня по пять раз на дню пытались ферму отнять. Что протоколы подписал, так любой адвокат их в две секунды раздраконит.

— Александр, вы там, в будущем, что, вообще историей не интересуетесь? И про «признание — царицу доказательств» не слышали? Про «кровавую гэбню» не в курсе? Вы же там такой херни про нас напридумывали! И что? Ни хрена не боитесь?! Так хоть уважали бы немного! Или просто жалели! Вас тут тысячи! Если каждый будет всякую похабень на себя возводить, я даже прочитать все ваши «мемуары» не успею! Какой, к матери, адвокат?! Вы признались в совершении государственных преступлений. Шпионаж — это от десяти до двадцати пяти лет заключения!

До Миллера начала доходить серьезность происходящего. Резко севшим голосом немец выдавил:

— Командир, мне-то что, я не пропаду. Ты только Ленку отмажь!

— Эх, Саша, Саша. На твое счастье, ты оказался один такой умный. — Тучков нажал кнопку, дверь открылась. — Вывести заключенного! Сержанта Титорчука ко мне!

Титорчук вошел, настороженно посматривая на начальника:

— Товарищу капитан, по вашему прыказу прыбув!

— Значит, так, сержант! Миллера и его жену освободить. Дело закрыть за отсутствием. Извиниться не забудь. И запомни, Титорчук! Если ты видишь в деле голимую фантастику, значит, человек невиновен! Слово «фантастика» знаешь? Хотя ты теперь и не такие слова знаешь, спасибо товарищу Вашакидзе. Приказ понял?

— Так точно, товарищу капитан, зрозумило! Лишень, це… — сержант опять замялся.

— Что еще?

— Так неперемещенцы ци. Вони ж уси сплошна фантастыка. Я его пытаю, що вин у тридцять девятому роци робыв, а вин каже: «Не родился»!

— Уйди, Титорчук! Как отпустишь Миллеров, узнай у дежурного, нет ли вызовов. Проедешь, развеешься! А если нет — займись латентным троцкистом!

Титорчук вышел, и из коридора донесся добродушный сержантский говорок.

— Пидемо, — говорил сержант Миллеру, — товарищ шпион, заберем твою жонку мелкую и свезем вас до базы. Невиновные вы, значится. Так что звиняйте, ежели шо не так!