Рокоссовский: терновый венец славы

«Я постоянно ловлю себя на том, что мечтаю снова вернуться в Белоруссию. Уже пришла весна, и наша деревня, видимо, очень хороша. Я до сих пор помню, как по вечерам в наш домик врывался запах сирени и черемухи, залетали красные в белую полосочку бабочки, а прямо под окном заливались соловьи. Я никогда не забуду тот райский уголок земли*.

В конце февраля Рокоссовский вновь вступил в командование кубанцами, а в конце марта дивизия уже была сформирована.

Дивизия Рокоссовского вместе с пограничным отрядом дислоцировалась в пограничном городке Даурия, недалеко от реки Аргуиь, которая берет свое начало в отрогах скалистого хребта Большой Хинган. Небольшим ручейком течет она к югу, но, словно одумавшись, что не выдержит жары солнечной Монголии, она постепенно поворачивает к западу и, преодолев не одну сотню километров по китайской территории, у озера Чжалай-нор круто уходит на север. От казачьего села Абагатуй вплоть да слияния с Шилкой Аргунь на протяжении почти тысячи километров становится пограничной рекой: правый берег китайский, левый - русский. Именно здесь, в верхнем течении реки, раскинулись огромные необозримые степи. Ходи, скачи на самом резвом коне, катись на машине - и не заметишь ни пашни, . ни кустика, ни хотя бы корявого деревца. Но зато раздолье здесь для джейранов, которые большими стадами, в соседстве с двумя -четырьмя волками пасутся круглый год, благо снега здесь бывает мало, а к морозам они привыкли. Санитары-волки спасают этих небольших антилоп от болезней и эпидемий.

Но ни с чем не сравнима даурская степь в летнюю пору, когда, напившись вволю живительной влаги весной, она покрывается ярким узором разнотравья.

Художница-природа щедрой рукой разбрасывает по степи и небесный разлив остреца, и красные маки, и низкие белые ромашки, и розовые колокольчики, и множество другой растительности.

Рокоссовский и начальник пограничного отряда Никон Колесник выкроили себе выходной день и поехали на реку Аргунь. Рядом с водителем «газика» сидел Рокоссовский, а на заднем сиденье чинно восседал Колесник. Он был безумно рад, что сумел уговорить начальника гарнизона выехать на рыбалку. Начальник отряда был мужчина лет сорока, с жесткими черными волосами, хитроватыми серыми глазами и тугим борцовским животом.

Солнце приподнялось над зааргунскими горами и начало потихоньку припекать, когда «газик» прошел около даадцати километров.

По сторонам, среди нескончаемого разноцветья, то здесь, то там попадались большие стада джейранов. Завидев машину, они поднимали кукольные головки с большими ушами и, почуяв опасность, как по команде, поворачиваясь к незнакомцам белыми хвостиками и делая отчаянные прыжки, мгновенно исчезали. За ними лениво трусили волки, показывая своим видом: все равно от нас вы далеко не уйдете.

_; Охотничий азарт Рокоссовского тревожил его душу, но до се

зона еще было далеко, поэтому пришлось сдерживать эмоции.

«Какая же все-таки кудесница природа, - подумал он, - все предусмотрела да мелочей. Каждое живое существо старается убежать от гибели. А ведь оно приходит к этому не на опыте, а благодаря врожденной любви к самому себе. Животное понимает, что хорошо, что плохо. Заяц убегает не от сороки, не от вороны, а от известного ему коршуна. Видимо, первое, что дала природа живому существу для выживания, - это любовь к себе и приспособление к окружающей среде».

– О чем задумались, Константин Константинович?
– спросил Колесник.

– О жизни, - вяло ответил Рокоссовский и, оживившись, спросил: - Ты лучше скажи, Никон, какая рыба водится в верховьях Аргуни?

Казалось, этого вопроса начальник отряда только и ждал.

– О, осмелюсь доложить - в здешних краях нет лучше места для рыбалки.
– У Колесника разъехались губы в улыбке.
– Разве что с таким рыбным местом может потягаться Байкал-батюшка.

– Насчет Байкала не говори. Я там не раз ловил омуля. Прелесть, а не рыбалка.

– В верховьях Аргуни, - хвастливо продолжал Колесник, -дно илистое и очень кормное для рыбы. Сазаны там, как бревна, сомы - от одной морды оторопь берет, караси попадаются величиной с лопату. ЗНаю все это - сам ловил. Это очень лакомое место для рыбаков.

– Порыбачим за милую душу, - улыбнулся Рокоссовский. От предвкушения отменной рыбалки приятная теплота всколыхнула его сердце.

– Константин Константинович, почему вы сами не ведете машину?
– спросил Колесник и авторитетно присовокупил: - Тут куда ни кинь - дорога ровная, как стол, ни тебе рытвин, ни даже бугорков - катись себе куда глаза глядят.

Рокоссовский ничего не ответил и приказал водителю остановить машину.

– Перекур!

После короткого отдыха Рокоссовский занял место водителя, завел машину и, резко рванув с места, направил ее на дорогу. Машина катилась по колее степной дороги, как по ровному асфальту. Потом, когда до Аргуни оставалось километров десять, она повернула направо и пошла по целине.

– Вы отлично водите машину, - сказал Колесник с оттенком

подхалимажа в голосе.
– Можно подумать, что за рулем сидит профессионал. ,

: Есть в лести некая сила, вкрадчивая и соблазнительная. На

Рокоссовского похвала подействовала положительно, и он смело прибавил газу. Справа и слева убегали назад красные маки, сиреневые колокольчики, белые ромашки, шарахались в сторону какие-то птички.

Рокоссовский садился за руль несколько раз, но почему-то до сих пор не испытывал особой тяги к управлению машиной. Только сегодня он впервые почувствовал прелесть скорости: стоило чуть-чуть нажать на газ и машина повинуется тебе без какого-либо сопротивления. Машины не лошади, на которых ему довелось проскакать тысячи и тысячи километров. Каждая из них имеет свой характер, причуды, и к ней надо приноравливаться. А машина не живое существо. Тут знай свое дело: нажимай на газ и крути баранку.

И вдруг - Рокоссовский не успел и глазом моргнуть, как машина провалилась в заросший травой окоп. Она, как бык, уперлась рогами в землю и стала на дыбы, а затем, пыхтя, завалилась на правый бок и заглохла. Над ней кружилось облако пара.

Не помня себя, первым выбрался из машины Колесник и, тяжело дыша, начал помогать Рокоссовскому и водителю. Минут через десять все трое сидели на бруствере окопа и угрюмо молчали.

– Вот тебе и караси с лопату, - нарушил молчание Рокоссовский, прикладывая спиртовую примочку ко лбу, на котором красовалась синяя шишка. Он с усмешкой глянул на начальника отряда и добавил: - Одного не пойму, Никон, ты же в полтора раза толще меня, сидел сзади, а выбрался из машины первым.

– Ей-богу, до сих пор понять не могу, как это все произошло. Я только тогда сообразил, что я жив, когда увидел машину и встал на ноги.

«Любовь к самому себе», - подумал Рокоссовский, а вслух спросил:

– Это не ты мне посадил сапогом синяк?

– Вполне возможно.

– Ладно, руки целы, ноги целы, головы тоже вроде на месте, -сказал Рокоссовский.
– Что будем делать, Николай?

– Надо вытаскивать машину, — ответил водитель.

Они провозились с машиной около пяти часов. И все же кое-как подняли ее наверх, сняли побитое ветровое стекло, выправили капот, подровняли дверцы. Напрягаясь изо всех сил, они прокатили ее около десятка километров. Далеко за полночь они устроили себе небольшой ночлег.

Ночью Рокоссовскому все казалось, будто что-то шелестело, шевелилось в степи, словно конь, находясь рядом, сорвался с привязи и, фыркая, все бегал и бегал впотьмах. Он открыл глаза. Над ним висело темное-темное небо, усыпанное угольками ярких звезд. Голос какой-то птицы жалобно охал Я охал вдали, трещали рядом кузнечики. Вскоре начался рассвет я все крылатое и бескрылое население степи запело, засвистело, зачирикало. А вокруг раскинулась бесконечная, как море, будто в гору идущая разноцветная даль.