Роковая неверность

– Мне Курляндская Софья Пантелеевна нужна, – в тон женщине произнес Жорик.

– Ну, я Курляндская, – в голосе хозяйки квартиры по-прежнему звучали игривые нотки. Она, очевидно, собиралась очаровать Привольнова еще до того, как он увидит ее. – А зачем я вам нужна?

Жорик усмехнулся. Разговор все больше напоминал беседу взрослого дяди со спрятавшейся за дверью маленькой шаловливой девочкой.

– Поговорить хочу.

За дверью целую минуту молчали, потом Софья Пантелеевна проговорила:

– Открыть не могу. Дома никого нет.

– Из взрослых, что ли? – пошутил Жорик.

– Нет, из детей. На работе все.

– Мамаша, это не смешно, – выходя из роли веселого дяди, проворчал Привольнов. – Мне действительно нужно поговорить.

– Мне очень жаль, молодой человек, – с выражением сказала Курляндская. – Но я вас не знаю. Неизвестно, кто вы такой и что у вас на уме.

На уме у Жорика был разговор об убитой супруге. Но не станешь же с ходу заявлять об убийстве. Услышав страшные речи, хозяйка и вовсе дверь не откроет. Жорик снова вошел в образ забавляющегося дяди.

– Боитесь, что ли?

– Конечно, боюсь! Сейчас много подозрительных типов по Москве шатается. От них всякого ожидать можно.

– Я к их числу не принадлежу.

– А я откуда знаю?

«Черт бы тебя побрал!» – выругался про себя Жорик, а вслух произнес:

– Софья Пантелеевна, давайте сделаем так. Я сейчас выйду на улицу, а через несколько минут выйдете вы. Мы с вами сядем на скамеечке и побеседуем. Договорились? – Вытянув шею, Жорик прислушался к тому, что происходило за дверью. А за ней ничего не происходило – стояла тишина. – Так я пошел? – спросил Привольнов с нотками нетерпения.

– Идите! – разрешила Курляндская, и ее шаги стали удаляться в глубь квартиры.

«Интересно, что означает «идите»? – подумал Жорик, выйдя из подъезда. – Совсем идти или все же стоит подождать странную женщину?» Привольнов решил ждать. Торчать у подъезда пришлось долго. В дом входили и выходили люди, в том числе и женщины, в том числе и пожилые. Каждую особу преклонного возраста Жорик встречал радужной улыбкой, которая тут же сползала с его лица, ибо дамы воспринимали его экивоки с недоумением, таращили глаза и проходили мимо.

Наконец, примерно час спустя из дверей подъезда вышла женщина лет за шестьдесят, с пышным бюстом и приличных размеров задом. Одета она была чудно – в пестрый брючный костюм, белые кружевные перчатки, туфли на каблуках и шляпу с большими полями. Несомненно, когда-то дама была красивой и даже прекрасной, но, увы, ничто не вечно, а красота особенно. Некогда милое лицо нынче было испещрено морщинами, причем так густо, что казалось, будто покрыто густой паутиной. Жаль, нельзя стереть эту паутину губкой и вновь обрести молодость. Однако женщина пыталась молодиться при помощи губной помады, румян и туши. Но всему свое время. Лет тридцать назад вызывающий макияж ее бы красил, сейчас уродовал. Ее лицо напоминало разукрашенную яркими красками посмертную маску и вызывало печальную улыбку.

На этот раз, хоть и грустная, улыбка попала по адресу. Пожилая женщина ухмыльнулась в ответ и спросила:

– Вы меня ждете, молодой человек?

Жорик растянул рот до ушей.

– Если вы – Софья Пантелеевна, то вас.

– Это я. – Курляндская встала у ступеньки крыльца подъезда и, вытянув руку, затрясла кистью, призывая Жорика помочь ей спуститься.

Привольнов бросился на помощь и галантно подал руку.

– Благодарю вас, молодой человек, – произнесла Софья Пантелеевна и очень осторожно, словно сходила по лестнице в бассейн с холодной водой, спустила одну ногу со ступеньки, потом вторую. Преодолев таким же образом еще две ступеньки, оказалась рядом с Жориком. – Давайте прогуляемся немножко, подышим свежим воздухом.

Жорик подставил руку, Курляндская вцепилась в нее, и странная парочка направилась по тротуару вдоль дома. Кое-кто из прохожих улыбался и приветливо здоровался с Софьей Пантелеевной.

– Так вы, оказывается, знаменитость, – подивился Жорик, когда очередной человек поздоровался с ней.

– О да, была когда-то актрисой в театре, да вот вывелась вся.

– А я слышал, актриса не профессия, а образ жизни, – блеснул Привольнов познаниями в театральном искусстве.

Софья Пантелеевна искоса взглянула на спутника.

– Может быть, вы и правы. Да только образ жизни человека не у дел стал порядком надоедать. Ну да ладно, оставим в покое мои проблемы, перейдем к вашим. Что вы хотели, молодой человек?

– Софья Пантелеевна, вы помните день двадцать второе августа этого года?

– Двадцать второе августа? – Пожилая женщина замедлила шаг и затрясла головой. – Нет, а что в этот день произошло?

– Вы в этот день заболели.

– Ой, молодой человек! – махнула рукой Курляндская. – Я уже несколько лет болею. То почки, то печень, то желчный пузырь. – Она заглянула Жорику в глаза. – А вы не помните, что у меня в тот день болело?

Судя по поведению старухи, с крышей она не дружила. Привольнов набрался терпения.

– Нет, не знаю. Но, по-видимому, нечто серьезное, раз вы врача на дом вызывали.

– Ах да, вспомнила! – Бывшая актриса резко остановилась с видом прозревшего человека. – У меня в тот день обострение цистита было. Я врача и вызвала. А приходила Наташенька Привольнова. Я ее хорошо знаю. Она наш участковый врач. Ой! – всплеснула вдруг старуха руками. – Я же совсем забыла. Наташу-то убили. Тогда же еще милиционер приходил. Допрашивал.

«Везде уж менты побывали, а я по второму кругу хожу», – почему-то зло подумал Жорик.

– Вот как раз по поводу убийства вашего участкового врача я и пришел, – объявил он и сдвинулся с места, увлекая за собой все еще стоявшую Курляндскую. – Мне насчет нее поговорить с вами нужно.

– Но я ничего не знаю, молодой человек, – вдруг заартачилась Софья Пантелеевна. – Все, что мне было известно, я уже рассказала следователю.

– И все же, – мягко произнес Жорик. – Я попрошу вас еще раз рассказать о визите Наташи. Я ее муж, Привольнов Георгий.

Курляндская округлила глаза.

– Что вы говорите! Бедный вы, бедный человек. Ах, какое несчастье, какая жалость. Примите мои искренние соболезнования, Георгий. Конечно, конечно, я отвечу на все интересующие вас вопросы. Спрашивайте, спрашивайте.

Жорик посчитал, что они отошли достаточно далеко от подъезда, развернулся и повел пожилую женщину в обратном направлении.

– Меня интересует все, – заявил он. – Расскажите подробно о Наташином визите к вам.

Вспоминая, Курляндская подвигала ртом, очевидно, поправляя вставную челюсть: