Роковая строфа
Шрифт:
Анна Михайловна Истомина была абсолютно счастлива. Она не расставалась с камерой и снимала все, что только было возможно. Поминутно вздыхала от восторга и говорила Маше:
– Ты только взгляни, Машенька, какая красота! Мы в самом центре мироздания! Я буквально дышу историей. Подумать только, люди живут здесь обычной жизнью, так же как и две и три тысячи лет назад! Как я благодарна тебе за эту поездку, если бы не ты, я ни за что не собралась бы. Да и Володя не отпустил бы меня.
Маша улыбалась, кивала, но продолжала думать о своем.
Телефон Анны Михайловны практически не
– Да, Володенька, у нас все отлично! Не волнуйся! О! Тут такая красота! Увидишь! Я нашла те книги, что ты просил, мне помог один ученый священник. Тебе непременно надо поехать!
Маша слушала и потихоньку завидовала. Потому что Анна Михайловна всю жизнь любила своего мужа, а он – свою жену. Потому что у них были общие интересы, красивый и умный сын; потому что в их квартирке, в обычной панельной пятиэтажке, Маша чувствовала себя уютнее, чем в собственном роскошном доме.
С Анной Михайловной было удивительно легко. Она прекрасно ориентировалась в незнакомых местах, умела знакомиться, причем мгновенно находила общий язык с совершенно разными людьми. Она ухитрилась приобрести себе друзей в кратчайшие сроки. Потрясающе эрудированная, образованная, все еще красивая женщина, Маша любовалась ей откровенно. Неистощимый интерес искренний, естественный, жажда нового, постоянное стремление к познанию – вот что отличало Анну Михайловну среди ее ровесниц, да что и говорить, женщин гораздо моложе ее.
Маша знала, что Анна Михайловна поймет ее, вздумай она заговорить о своих сомнениях. Но как-то не решалась. Не хотелось обижать женщину, привыкшую считать ее своей дочерью. К тому же, их пребывание было плотно расписано. Они практически не оставались с глазу на глаз, к вечеру страшно уставали, только бы до кровати добрести.
И вот, отстояли Пасхальную Всенощную. Прошли Крестным Ходом. Пропели всем миром «Христос Воскресе»!
Пора было возвращаться. Среди смуты, творящейся в своей душе, Маша нашла и очистила от лишнего главный ответ – она не пойдет замуж за Андрея. «Слава Богу! – Пела ее душа. – Как хорошо, как легко, словно сбросила тяжеленный груз, причем груз ненужный, кем-то взваленный мне на плечи». Она была так занята своими мыслями, что почти не обращала внимания на спутников, невпопад отвечала Анне Михайловне. Но, все считали, что девушка просто под впечатлением от пережитого, поэтому особенно не донимали.
Андрей и Владимир Истомины встречали их. Владимир бросился к своей Ане, и они обнялись порывисто, как жених с невестой. Андрей чуть коснулся губами Машиной щеки, потом расцеловался с матерью.
«Как хорошо, что я все для себя решила, – лихорадочно думала Маша, – как хорошо! Не будет больше этого вранья, этого льда, словно мы не знаем друг друга, словно то, что нас связывает бесконечно отвратительно и ужасно»!
– Едем к нам! – радостно кричала Анна Михайловна. – Будем разговляться.
– Едем, едем, – твердил вслед за ней Истомин старший.
Андрей посмотрел на Машу, она кивнула.
«Прекрасно, – думала она, – все к лучшему. Там и объяснимся».
Истомин старший не подкачал: холодильник был забит продуктами, он даже купил пасхальный кулич и отдавал его соседке, чтобы
освятила.– Она в субботу пошла свои освящать, я и попросил…
– Ну, ты даешь! – восхитилась Анна Михайловна.
– Ладно, я же понимаю…
Маша чувствовала себя очень усталой. Сказывались и напряженная неделя, и перелет, и постоянное нервное напряжение.
«Насколько Анна счастливее меня, – думала Маша, – вот, что значит любимая и любящая женщина». Анна Михайловна порхала по квартире, пела, накрывала на стол, то и дело целовала мужа, при этом была свежа, как будто не было самолета и бессонной ночи.
– Маша, детка, да на тебе лица нет. Давай-ка, моя хорошая, я тебе ванну наберу, а потом ты поспишь, давай? – заботливо спросила Анна.
– Я вам очень благодарна, – едва слышно ответила Маша.
– Вот и славно!
Когда Маша, завернутая в махровый халат, лежала на кровати Андрея, в бывшей его комнате, зазвонил ее телефон.
– Боренька! Родной! Как ты? – спрашивала Маша, потому что давно не слышала брата и волновалась.
– Привет, сестренка! – кричал он издалека. – Христос Воскресе!
– Воистину! Воистину Воскресе! – кричала в ответ Маша.
– Машка, я женюсь! – огорошил Борис.
– Господи! Я так рада! Кто она?
– Узнаешь. У вас с Андреем когда свадьба?
– Боренька, надо поговорить, – попросила Маша.
– Хорошо, давай поговорим.
– Нет, надо не по телефону… Мы ведь одни друг у друга. – Настаивала она. – Я понимаю, что тебе не до меня, но, все-таки, Борька, давай встретимся! Ты где сейчас?
– Пока в Женеве, но…
– Боренька, не убегай, я прилечу ближайшим рейсом, хоть с невестой меня познакомишь.
– Ладно, ладно, давай, – разрешил Борис, – только позвони, я тебя встречу.
Маша вскочила и побежала, придерживая полы халата, в большую комнату.
– Андрей, Андрей! – громко звала она.
– Что случилось, – Андрей поднялся со своего места и пошел к ней навстречу. Родители встревожено смотрели на взволнованную Машу.
– Андрей, Борис жениться! – выдохнула Маша.
– Вот это новость! – опешил Андрей.
Истомин старший только пожал плечами, Анна Михайловна вскочила и засуетилась:
– Вот радость-то! Неожиданная радость… Маша, сядь, поешь, ты ведь не ела толком…
– Извините меня, Анна Михайловна, Владимир Иванович, – обратилась Маша к родителям Андрея, – мне теперь надо лететь к Борису.
– Не волнуйся, – успокоил ее Андрей. – Завтра я все улажу, полетим вместе.
– Правда! – обрадовалась Маша, – вот, спасибо тебе! Ведь, надо же поговорить, решить все…
– Брат у вас, Машенька, как птица Феникс, возрождающаяся из пепла, – пошутил Истомин старший.
Маша улыбнулась. Анна Михайловна все-таки усадила ее за стол, поставила прибор, налила немного вина.
– Мне неловко, в халате, – шепотом сказала ей Маша.
– Ах, оставьте, – взмахнула руками Анна Михайловна, – давайте будем проще.
– Поддерживаю, – засмеялся Андрей и стянул через голову галстук.
– Быть по сему, – заключил Владимир Иванович, но, так как он был уже без галстука, то снять уже ничего не мог. – Останусь, как есть, – виновато развел он руками.