Роковое влечение

Девушка улыбнулась, почувствовав его присутствие, открыла глаза, сладко зевнув. Антонио увидел маленький розовый язычок за прекрасными белыми зубами. Она приподнялась на локтях и потянулась губами, обнять не могла, поэтому вот таким странным образом приглашала поцеловать себя. Он знал, что она притворяется, будто ей не больно, ладони наверняка ныли, бесконечно, каждое мгновение доставляя дискомфорт. Его восхищало, что она почти не капризничала, а улыбалась, будучи такой слабой и в тоже время охренительно сильной.

— Доброе утро.

Усмехнувшись, он наклонился, планируя быстро чмокнуть и отправиться на поиски завтрака. Ее раны еще не зажили, значит, он потерпит. Но хотелось сильно. Как будто ему только исполнилось пятнадцать, а перед ним первая позволившая потрогать сиську женщина. Надо сказать, пристрастился он к сексу с Ульяной знатно, аж нутро скручивало от воспоминаний ее тесноты и вкуса. Взгляд бесстыже скользнул по голым ногам и майке, натянувшейся на груди. Он скрипнул зубами, удерживая себя на месте, выругался, втянув сладкий женский запах.

Но как-только он прижался к ее рту, Ульяна выгнулась кошечкой, лизнула его языком и укусила за нижнюю губу. Затем поцеловала шею, где чернела жёсткая щетина, медленно переходящая в бороду. Он навис над желанным телом, упираясь кулаками в каменистый пол.

— Полечи меня, — прошептала Ульяна, намекая на вполне конкретное лекарство.

А дальше всё было как в тумане: розовом, сладком и вязком, затапливающим сознание. От этой женщины у него срывало крышу.

Сам не понял, как принялся целовать: болезненно, мучительно, нежно. Облизывал всю целиком, словно обезумевший, каждый миллиметр женской кожи. Ульяна так много будила в нем. Антонио дотронулся до хрупкого тела, и, прижав к себе, начал страстно ласкать её губы, углубляя поцелуй, возбуждая, от чего член затвердевал в штанах. Внутри полыхнуло с такой силой, что глаза застелило пеленой желания. Ничего не осталось, кроме чувственного тела под ним. Это был далеко не первый и даже не пятый раз, когда они занимались сексом, но все, что происходило сейчас в пещере, чувствовалось иначе. Глаза в глаза, отсекая все лишнее.

Антонио привык руководствоваться разумом. Всю жизнь поступал, просчитывая все за и против, тщательно взвешивая свои решения. Он легко контролировал желания и всегда держал слово, чётко выполняя обязанности.

С появлением Ульяны, все пошло наперекосяк. Впервые, он так легко менял то, что задумал. Хотел пойти на рыбалку, а вместо этого долго, со смаком целовал её грудь, всасывая губами затвердевшие вершинки. С наслаждением наблюдал, как рвано она хватала ртом воздух, как сочилась желанием, возбуждаясь все сильнее, раз за разом достигая точки кипения. Раскаленная, раскрытая для него, она раздвигала ноги шире, в очередной раз предлагая любить себя. Играла нечестно, соблазняла, призывно облизывая губы.

Здесь, на острове, Ульяна заполнила собой весь его мир и это странным образом удивляло Антонио.

Он двигался по ее животу вниз, поглаживая и кусая, принялся с азартом мять бедра и ягодицы. В ответ она шептала грязные пошлости, которые смешили и одновременно заводили еще сильнее.

— Вот такая ты мне нравишься, — прохрипел Антонио и провел языком под коленной чашечкой, резко согнув ее ногу.

И это была неправдой, она нравилась ему любой. Опьянённые близостью друг друга, они не замечали шум океана, ветер, шепот листвы, пение птиц и крики животных. Под ним стонала податливая распутница, глядя на которую, хотелось всего и сразу. Так много эмоций, что, кажется, еще одно движение и он полностью забудет, кто он и где. Мир вокруг завертелся, пульс зачастил, сердце билось о рёбра. Все, чего хотелось — это еще плотнее чувствовать их соединение. Антонио ощущал себя очень остро, горел, когда входил в ее нежное лоно. Нет, уже не входил, дико вбивался, трахал, теряя разум, совершенно забыв, что собирался быть аккуратным.

И снова горячие губы, терзающие ее несчастный, опухший и покрасневший от поцелуев рот. Ульяна мешала ему думать, она сбивала с толку. Он собственнически вжимал ее в свое тело, жадно двигаясь. Мурашки бежали по спине, а в ногах появилась мучительная слабость. Антонио менялся… они оба менялись.

Он никогда не хотел узнавать ее, но узнал уже так много, что понятия не имел, куда теперь все это деть. Пугало то, как он нуждался в том, чтобы трогать, брать, присваивать. Но еще страшнее чувствовать, привязываясь к ней.

И когда, казалось, что ближе уже просто не может быть. Он дернулся, желая обнять еще крепче. А Ульяна нежно улыбнулась, произнеся три слова, которые он никак не ожидал от нее услышать:

— Я люблю тебя.

Глава 27

Антонио не двигался, нависая над моим телом, удивлённо рассматривал, будто своими словами я подтвердила существование НЛО. Мягко улыбнулась, любуясь красивым, мужественным лицом. Кожа все еще горела от его поцелуев, внутри сладко ныло, а в животе порхали бабочки размером со слона. Сама не поняла, как произнесла заветные три слова. Ну ведь не преступление совершила? Виновата лишь в том, что поддалась соблазну, кинулась в омут с головой, и теперь даже просто дышала с трудом. Меня переполняли чувства, и я произнесла самое простое, что пришло в голову. Здесь и сейчас, я правда любила этого сильного и смелого мужчину, иначе никогда не стала бы рисковать жизнью ради него. Незабываемые, замечательные минуты, проведённые вместе, часы полные взаимопонимания — все это вскружило голову. Я прикипела к своему загадочному пирату без прошлого и настоящего, которого знала и в то же время, не знала совсем.

— Это не смешно, Ульяна! — встал Антонио, выпуская меня, дав возможность выползти из-под массивного мужского тела. — Не понял, ты издеваешься надо мной или что?

Антонио прожег меня тяжелым и темным взглядом, поразив странной реакцией. Наши глаза встретились, и я поежилась. Он сомневался, нахмурил брови от внутреннего напряжения; факт — ещё не овладел Антонио собой настолько, чтобы он мог громко и бурно выразить радость. По крайней мере, я на это надеялась. Но может мне все это показалось? И только мне хорошо рядом с ним, а он просто пытался выжить? Его глаза, в которые я так любила смотреть, всегда спокойные, уверенные и умные, какие-то глубокие, в тот момент показались тревожными и колючими.

— Мне нужно в туалет, — недовольно промычала и заелозила на листьях.

Постелью нам служили всё те же пальмовые листья и мягкий мох.

Я почувствовала, проснувшись, как он проверял мои руки и ноги, мне так нравилась его забота, она грела теплее костра. А ведь раны ныли, доставляя бесконечную боль. Я крепилась, нарочно скрывая от Антонио, что в местах повреждения на руках ощущалась токающая боль, а это означало, что внутри образовался гной, и протяну я недолго. Но расстраивать пирата не стала, попросив ещё немного нашей сладкой близости. Мне нравился этот мужчина, который даже в такой тяжёлой обстановке не терял присутствия духа, боролся, дрался с любым препятствием, встававшим у нас на пути. И никогда не думал о себе, только о нас.

Но раз уж мои чувства вызывали у него такое отторжение, то и на раны жаловаться я не буду.

— Зачем ты это сказала? — никак не унимался пират, до молний в глазах поражённый дерзостью моего признания.

Я отвернулась. Для чего люди признаются в чувствах? Наверное, потому что не могут сдержаться… Немного обидно, что мои слова вызвали столь негативную реакцию.

— Сказала, потому что хотела, — пробурчала я, пытаясь встать.

Оперлась на локти, раскорячилась, стараясь удержаться в вертикальном положении. Антонио не помогал мне, стоял неподвижно, заметно злился. Я утонула в его нежности, страсти и заботе одновременно, вот я и сказала то, что почувствовала.

— Так не бывает, слишком быстро.

Он продолжал меня рассматривать с суровым интересом, будто невесть откуда взявшийся призрак. С некоторой долей ужаса, а может быть, восхищения, не знаю. Понятия не имею, какая из южных кровей взыграла в моем пирате, но он размахивал руками, возмущаясь.