Роковой поцелуй
Шрифт:
— Ты скоро? — спросила Бекки.
— Да, идите, я вас догоню, — крикнула я, спешно натягивая на себя другое платье.
Голоса подруг уже раздавались во дворе.
Я подбежала к зеркалу, чтобы поправить волосы, и услышала щелчок. Не особо придала этому значение, но когда подошла к двери, та не открылась. Я дернула еще раз — заперто! Кто-то закрыл дверь с другой стороны!
— Бекки! Юна! Джо! — в панике я начала звать подруг, но, безусловно, меня никто не слышал. Девочки уже были далеко от дома, в отличие от меня, запертой в своей комнате.
Стрелка часов стремительно приближалась к восьми. Оставались
Большая стрелка остановилась на восьми. Распределение началось. От обиды на глазах выступили слезы. Как так?
И тут из-под кровати раздалось тихое хихиканье и знакомое шуршание. Рахули?
Я опустилась на колени и подняла покрывало:
— Это вы меня закрыли, негодники? — внутри меня все клокотало от гнева.
Я ожидала, что там будут только мелкие, которые решили повредничать, но на меня с вызовом смотрела их мать Фиона. А потом и вовсе показала мне язык.
— За что? — вырвалось у меня.
И тут же настигло озарение. Ночью я разозлилась на них и бросила под кровать тапок. Неужели они решили мне отомстить таким образом? «Месть рахуль страшна», — вспомнились слова Джоанны. Вот же… Я страдальчески закусила губу. Придётся, наверное, просить прощения. Во всяком случае, Джо говорила, что это единственный способ примириться с рахулями.
— Я виновата, — произнесла я, изображая раскаяние. — Прости меня, пожалуйста. Я не хотела кидать тот тапок, просто вы немного шумели, а я не могла заснуть.
Фиона переплела руки на груди и прищурилась.
— Может, откроешь, а? Мне очень нужно попасть на распределение, — продолжила я. — Я искуплю свою вину, обещаю. Как насчёт кусочка сахара?
Рахули обожали сахар, это было их слабостью. Вот только Джо не разрешала угощать их сладким, потому что после него эти существа впадали в спячку на день, а то и два. Но сейчас был исключительный случай.
Фиона в ответ на моё предложение что-то проворчала и растопырила пальцы.
— Пять? — поняла я. — Нет, это очень много. Джо меня убьет.
Фиона нахмурилась, потом показала три пальца.
— Два, — попыталась сторговаться я, но рахуля отрицательно помотала головой и снова показала три пальца.
— Ладно, — вздохнула я. — Три так три. Только отдам их вечером, хорошо?
Фиона ещё немного поломалась и все же снисходительно кивнула.
— Откроешь, да? — напомнила я жалостливо.
Та нехотя кивнула и выбежала из-под кровати. У дверей она крикнула что-то на своём языке и меньше чем через минуту снова щелкнул замок.
Я осторожно нажала на ручку — дверь поддалась!
— Спасибо! — бросила я Фионе и опрометью выбежала из комнаты, а следом и из дома.
Я бежала так быстро, что ветер свистел в ушах. Когда я ворвалась в Колыбельный дом, мои щеки горели огнём, а дыхание сбилось.
— Миз Рафор? В чем дело? Вы опоздали! — меня сразу увидел ректор Форест.
— Простите, непредвиденные обстоятельства, — проговорила я, пытаясь выровнять дыхание.
— Но с вами все в порядке? Вы здоровы? — уточнил он.
— Да, я в порядке, — я попыталась улыбнуться. — И готова к распределению.
— К сожалению, оно только что закончилось, — сказал ректор.
— То есть? — я растерялась. И
только сейчас увидела, что все мои одноклассники стоят рядом с яйцами и смотрят на меня с непонятным сочувствием. Остальные преподаватели тоже как-то странно поглядывали на меня.— В смысле, вам выбирать уже не из чего, — вздохнул ректор. — Осталось только одно яйцо. Все хранители уже нашли свое. Сегодня все прошло необычайно быстро.
Насколько я знала, процесс распределения проходил так: будущие хранители ходили между колыбелей с драконьими яйцами и, прикасаясь к ним, пытались наладить связь. Конечно, кто-то оказывался быстрее, потому что теоретически связь могла появиться не с одним яйцом, а несколькими, и тогда он мог выбрать уже то, что приглянулось ему. Или везучее, поскольку яйцо, к которому тянулось сердце одного студента, могло отозваться лишь на призыв другого. Тем не менее, у всех изначально был выбор. Варианты. Но из-за опоздания я этого лишилась.
— Я понимаю, — упавшим голосом произнесла я. — И где оно? Которое?
— Вот, — ректор показал куда-то в угол.
Рядом стоящие однокурсники расступились, давая мне пройти. Но все продолжали настороженно молчать, даже Бекки с Юной. Мельком я отметила, что рука последней лежала на тот самом розовом яйце, о котором она мечтала.
И тут я увидела его. Это яйцо было заметно мельче остальных и имело непонятную бурую окраску. Совсем не привлекательную, даже отталкивающую. Вчера, когда мы с подругами заглядывали в окна, то даже не обратили на него внимание на фоне остальных. И вот это яйцо должно стать моим? Внутри меня все упало.
Похоже, так же думали все, отсюда и сочувствие в глазах, и настороженность.
Ректор прокашлялся, словно тоже смущаясь:
— Оливия, положи на него ладонь, попробуй ощутить связь.
Я медленно присела перед яйцом и осторожно коснулась его верхушки. Секунда, другая… И ничего не произошло. Я не почувствовала ничего.
6.2
Ректор перехватил мой растерянный взгляд и произнёс, успокаивая:
— Расстраиваться рано, надо попытаться ещё. Время есть. Приходи после занятий, побудь с ним подольше. В редких случаях драконы отзываются не сразу. У них ведь тоже разные характеры, — он улыбнулся. — А теперь отправляйтесь завтракать и учиться, — обратился уже ко всем. — С этой минуты вы можете посещать Колыбельный дом в любое время, если это не в ущерб учебе. Ещё раз поздравляю всех с распределением! Только не забывайте, что это всего лишь очередной шаг на пути к становлению вас как хранителя. Впереди ещё много забот и трудов.
Ребята, переговариваясь, потянулись к выходу, а я продолжала сидеть около своего неказистого яйца в отрешенном состоянии, все ещё не в силах поверить, в каком незавидном положении оказалась. Все это казалось мне просто дурным сном.
— Оливия? — моего плеча коснулась Бекки. Его голос тоже звучал виновато и сочувственно.
Все меня жалели. Но в глубине души радовались, что эта участь не коснулась их. Даже лучшие подруги.
— Я сейчас вас догоню, — сказала я, едва оглянувшись. — Все в порядке. Идите. Займите в столовой столик получше, — я старалась говорить спокойно, чтобы дальше не распалять всеобщую жалость, от которой становилось только противнее на душе.