Роковые таблички

Максим спешил, и то ли от усталости, а, может, от частой стрельбы, в ушах его звучал назойливый гул. Максим помотал головой, сделал несколько глубоких вдохов, стараясь избавиться от наваждения, но звук не пропадал. Мало того - гул становился всё громче и отчётливей. Наконец, Максим вспомнил, что напоминал этот звук – это был приближающийся рёв моторов и грохот тяжёлой техники. В теперешние времена это могло означать лишь одно – по трассе движется колонна грузовиков в сопровождении военных.

Максим понял, что у них с Олей появился, пусть небольшой, но шанс попасть в Москву, чтобы сообщить новости, способные вернуть мир к прежнему порядку и избавить его от тотального торжества голода, насилия, страха и ненависти. Максим уже видел мощный луч прожектора, который ощупывал дорогу перед автоколонной. Он сильнее сжал ладонь выбивающейся из сил девушки, и потянул её за собой, желая как можно скорее оказаться в потоке света, излучаемого головной машиной охранения автокаравана.

Но, внезапно, они оказались пойманными в пучках света, выпущенных ручными фонариками – гончие псы Нового мира всё-таки обнаружили их в густой тьме ночного леса. Слева от лица Максима, вырванный из мрака ярким пятном ствол дерева лопнул, как старый нарыв, плюясь щепками и кусками коры. Одновременно за спиной пастушьим кнутом щёлкнул выстрел. Тут же последовали частые хлопки пороховых газов, выталкивающих из коротких стволов резвые пули, которые принялись со свистом вспарывать тьму рядом с беглецами.

Максим бросился в сторону, стараясь вырваться из пятна света. И ему почти удалось это, как вдруг Оля тихо всхлипнула:

– Ой!
– и обвисла на руке своего мужчины. Максим склонился над притихшей девушкой. Обхватив ладонями её нежное личико, он принялся шептать над ней, как магический заговор:

– Оля, Оленька, что с тобой? Не молчи, родная, скажи что-нибудь. Потерпи, сейчас будет помощь, сейчас, - Максим склонился к губам любимой, пытаясь уловить её ускользающее дыхание. Он не чувствовал, как его лицо царапают до крови щепки, сколотые пулями с ближайшего дерева, не ощущал и боли в измотанных долгим бегом мышцах. Единственное, что он сейчас чувствовал – это тяжёлый ком, подступивший к горлу, который не позволял нормально дышать, и грозил вырваться наружу жгучим потоком слёз.

Максим уже не помнил, когда последний раз на его глазах появлялись слёзы. В жизни случалось немало горестных моментов, подчас было очень сложно сохранить равновесие, но глаза всегда оставались сухими. Даже утраты и испытания последних месяцев не смогли выдавить из него ни слезинки. Но сейчас, когда любовь всей его жизни, его Ольга, лежала перед ним, смертельно раненная, и жизнь по капле уходила из её хрупкого тела, сдерживаться было невыразимо сложно. Давно забытые, а может, и вовсе, ни разу не изведанные ощущения одолевали мужчину – будто острый крюк вонзили в самое сердце, и медленно тянули его наружу.

Максим, из последних сил сопротивляясь натиску эмоций, способных скинуть его в пропасть смертельной апатии, прикусил до крови губу. Когда боль немного очистила его разум, он аккуратно подхватил девушку на руки, и бросился на дорогу. Всего двадцать шагов, и его усталые ноги ощутили твердь асфальтового покрытия. Максим выскочил на самую ось трассы, в сноп яркого света, испускаемый грохочущей массой металла на огромных колёсах. Впрочем, Максим видел лишь слепящий свет фар, и слышал оглушительный гудок сигнала. Гудок не прекращался, он становился лишь громче и ближе – значит, его заметили, и это хорошо. Желая показать, что он не уступит требованиям сигнала, и не покинет асфальт, Максим, продолжая прижимать к груди тело своей девушки, опустился на колени.

Сдерживаемые титаническим усилием воли слёзы, предательски заполнили глаза, исказив окружающее пространство, и без того сумбурно исчерченное белыми полосами лучей и черными пятнами тьмы. Наконец, слух Максима уловил долгожданный скрежет тормозов. Сквозь пелену слёз, казалось, что огромный слепящий круг фары, вот-вот поглотит голову человека, как мифический огненный змей. Когда движение прекратилось, до стекла прожектора было не более метра.

Сквозь шум моторов невозможно было что-либо услышать, а сквозь завесу слёз – что-то разглядеть. Максим почувствовал на шее холодное касание металла. Размер пятна холода намекал на ствол оружия. Он заговорил первым:

– У меня нет оружия. Позови командира – я должен сообщить что-то очень важное, - Максим не успел договорить, так как в метре от него, высекая искры, по асфальту чиркнули три пули. Солдат, взявший на прицел Максима, крикнул в сторону колонны:

– Из леса стреляют. Пощекочите мерзавцев огнём.

В ответ коротко застрочили автоматные очереди. Рядом прозвучал ещё один голос, более низкий и грубый:

– Капитана позови. И медик пусть подойдёт.

Спустя минуту кто-то принялся разжимать онемевшие пальцы Максима. Олю вырвали из его рук, и уложили на асфальт. Незнакомец в форме склонился над ней, прикладывая пальцы к шее, к запястьям. Максим, затаив дыхание, ждал его решения, но тот проводил все свои манипуляции, не проронив ни звука. Потом, порывшись в большой брезентовой сумке, поколдовал со склянками и шприцом, и сделал девушке укол.

– Пульс есть, кровопотеря небольшая, но в больницу везти надо.

На Максима эти слова произвели такой же эффект, какой исходит от благодатного ливня, упавшего на иссушенную землю. Он обдумывал, впитывал эти слова, потом, поняв, что у Ольги, а значит и у него, появилась надежда, воспрял духом. Он, как молитву стал повторять эти слова:

– В больницу, надо в больницу…

– Эй, блаженный, ты хотел со старшим переговорить?
– Перед Максимом появился силуэт высокого мужчины, и только сейчас Максим вспомнил, зачем они с Олей бежали наперерез вооружённому конвою.

– Да, это я. Мне надо поговорить с вашим командиром.

Силуэт раздражённо высказался:

– Ну, так это я и есть – капитан Нестеров. Ты в курсе, что мы могли по тебе проехать всеми колёсами, и нам бы за это благодарность объявили? Тебе повезло – водила девчонку пожалел твою, решил остановиться. А эти, в лесу, с пушками, за вами, что-ли, гнались?

– За нами.

– А чего так?

– Очень не хотели, чтобы их тайна стала известна другим.

– И что за тайна такая?

Максим постарался придать лицу выражение, призванное подчеркнуть важность момента, и вполголоса сказал:

– Именно об этом я и хотел с вами поговорить. У меня есть крайне важная информация, но сообщить её я могу только чрезвычайной комиссии правительства. Доставьте меня в Москву, пожалуйста, и доложите о моей миссии.

Капитан на мгновение опешил от подобной наглости. Максим даже в темноте смог увидеть выражение изумлённого раздражения на лице офицера. Капитан замахал руками.

– Не-ет, нет, ты чего, мужик, обалдел?

Максим поспешил прервать начавшуюся нотацию о закрытых границах города, о нехватке ресурсов и прочих вещах, о которых не желал знать.

– Я всё понимаю, но информация настолько мощная, что способна изменить коренным образом сложившееся положение. Но распорядиться ей надо умело, поэтому до поры я никому не могу её раскрыть. Можете меня привезти, поставить перед комиссией, и так же вывезти обратно. Слова не скажу, только Ольгу мою в больницу на лечение определите.

– Да ты думай, что говоришь – с меня ведь шапку снимут вместе с головой, - капитан выразительно похлопал себя по фуражке, потом спокойно добавил:

– Ну, девушку попытаемся в госпиталь определить – придумаем что-нибудь, но в остальном…