Роксана. Девочка у моря

М-да… крепко во мне сидит та прежняя Роксана Петровна, от которой я мечтаю избавиться. В обычной жизни особо себя никак не выдавая, она тут же появляется, стоит заговорить о делах, деньгах и прибыли.

— Амина, прости меня за дурацкую тарабарщину, с которой я начала разговор, — попыталась я исправить ситуацию. — Давай расскажу, что интересного увидела у вас в деревне и что с этим можно сделать, дабы люди стали жить лучше.

Знахарка, готовая слушать, согласно кивнула.

Ну вот! Могу же, когда захочу, — отметила я для себя и начала рассказ о ценности миндаля.

Глава 4

— Мне кажется, что ты была излишне сурова с Аминой, — наконец заговорила Прасковья.

Поднявшись на плато, мы остановились передохнуть и полюбоваться морем, искрящимся под ослепительными солнечными лучами.

Спорить не хотелось. Несмотря на то, что я два дня отлёживалась в доме знахарки, тело до конца не восстановилось, и подъём дался мне с трудом. Но дольше оставаться в деревне мы посчитали невозможным. Вот-вот должны были хлынуть обещанные уважаемым Хайдаром дожди. Путешествовать же по раскисшей тропе или размытой дороге — не самая удачная идея.

Уже сейчас небо разделилось на две части. Над морем светило яркое, тёплое, почти летнее солнце, а с гор тянуло промозглой сыростью, которую нёс туман и низкие тёмно-серые облака. Но пока о погоде можно не тревожиться, и сильной нужды торопиться нет. Духи обещали дождь только к вечеру.

— Она хорошая женщина, и мне кажется, ей можно доверять, — не отставала подруга.

Я вздохнула. В доме Амины я не могла вести откровенные разговоры, а на вилле Глафира мгновенно почувствует наше разногласие и пристанет с вопросами. Придётся объясняться здесь. Осмотрелась и, приметив высокий валун, способный защитить от ветра, дующего с гор, предложила Прасковье:

— Присядем? — хорошо, что мы в пальто и можно сесть прямо на землю. Устроились в затишке. Сверху солнышко греет, у ног Дружок развалился, только разговор недушевный будет. — Прости, подруга, но мне придётся напомнить, что в прошлой жизни я была старше тебя и опыта работы с людьми у меня больше, — начала я трудный разговор. — Амина мне понравилась очень. Иначе зачем бы я предложила ей возглавить весь проект. Но в процессе обсуждения всплыл один нюанс. Который и заставил меня взять с неё магическую клятву верности.

— Какой нюанс? — оторвалась от созерцания моря и непонимающе посмотрела на меня целительница.

— Скажи, если бы твоя доверенная лаборантка вдруг закрутила роман с магом, ведущим исследования в одном с тобою направлении, ты стала бы ей доверять?

— Нет конечно! — фыркнула подруга. — Не дура же я. Знаю, чем может это закончится. Бабы от любви глупеют до полной тупости. Попросит дурёху такой «возлюбленный» под любым благовидным предлогом вынести или скопировать журнал лабораторный, и та сделает всё, не думая о последствиях. А потом попробуй докажи, что это он у тебя украл идею, а не ты у него.

— Вот! — ткнула я пальцем воздух. — Амина твоя как кошка влюблена в купца Перкакиса. Неужто не заметила, как у неё щёки заалели, когда зашёл разговор о продаже печенья и пасты? Кого первого предложила наша компаньонка? Любовника своего. Как думаешь, почуяв выгоду, как скоро захочет торговец вызнать наши рецепты? То-то же… Ничего обидного в той клятве нет, а бережёного бог бережёт.

— Так может, не стоило её в дела посвящать? — ахнула Прасковья.

— Может и не стоило, да поздно уже. Она о своём возлюбленном не говорила, а мы с тобой сплетни по деревне не собирали, — вздохнула я о том, что даже в бочке мёда может оказаться ложка дёгтя, а человек изначально далеко не идеален. — Пойдём уже, не хватало ещё под дождь попасть.

На вилле нас ждал тёплый приём. Глафира, обняв, никак не могла выпустить меня, то по спине гладя, то в висок целуя, то в глаза заглядывая.

— Когда ты вырасти успела, лапушка? Уже и первую кровь уронила, — ворковала она.

— Ба, это неизбежно. Все дети вырастают, — целую щёки женщины и прижимаюсь головой к её плечу. — Родная, позволь пальто снять, что-то жарко мне после улицы. Камин натопили?

— Нет, не камин, — княгиня хитро улыбнулась. — Ты даже не представляешь, что придуман наш Феденька! — Хоть я не только представляла, но и точно знала, о чём речь, портить новость не стала, а изобразила удивлённое ожидание. И Глафира торжественно объявила: — Теперь у нас на вилле во всех комнатах тёплые полы! Зимняя сырость и холодные постели нам больше не страшны. Хочу душечку Жени в гости пригласить — похвастаться. А то она у нас толком так и не была. Ты не против?

— Я не против. Пусть приезжают. Места и тепла всем хватит. А Феденьку надо отблагодарить за такую придумку, — поддержала я Глафиру и пока она задумалась, как организовать приём подруги, сбежала в свою комнату.

Хоть и бодрилась перед Глафирой и Прасковьей, но прогулка меня вымотала. Сбросив верхнюю одежду и захватив сменное бельё и примитивные предметы личной гигиены — эх, Олвейс бы сюда! — уединилась в комнате омовений.

Феденька и в этом закутке сделал тёплый пол. Теперь вода в кувшине, стоящем на полу, не будет холодной. Надо бы магомеханику нарисовать систему канализации и следующим летом — не в зиму же стены дырявить под трубы — оборудовать дом ванными и унитазами.

Освежившись, растянулась на своём ложе. Красота! Верно говорят: в гостях хорошо, а дома лучше.

Но несмотря на усталость, в очередной раз похвалила себя за то, что увязалась за Прасковьей в деревню. Новые знакомства, новые возможности для бизнеса. Пусть пока не до конца понятна схема сбыта, но, главное, есть продукты для продажи. Надо помочь Прасковье расширить производство косметики на основе лавандового масла, найти мельника, озаботить Феденьку «изобретением» миксера и постройкой многофункциональной печи в деревни. Хотя… в деревню позову печника из бригады, что терем-теремок нам в Калиновке строили. В котором теперь папенька живёт. Как он там, кстати, поживает? Марфа там ещё, Тимка… Надо бы у Глафиры спросить. В жисть не поверю, что не переписывается она с сыном. Таится только, думая, что я всё ещё на Петра обижена. Я же и думать о нём забыла, и если бы не печь, необходимая для сушки миндаля и выпечки печенья, то и сейчас не вспомнила бы.

Чёткие мысли всё реже и медленнее всплывали в сознании, превращаясь в больших ленивых рыб, что уплывали в дальние дали, плавно шевеля роскошными плавниками и хвостом и выплёскивая воду, с шумом скатывавшуюся по крыше, барабанившую по террасе и плиткам дорожек. Рыбы принесли дождь, — подумала я, закрываясь с головой одеялом и погружаясь в сон.

— Хозяйка, ты спишь? Хозяйка? — кто-то настойчиво дёргал меня за ногу.

— Аким, родненький, дай поспать. Вы с Феденькой так хорошо с полом придумали, что теперь в тепле спится чудесно, — не в силах открыть глаза, пробормотала я.

— Так тебе понравилось? — продолжал допытываться домовой.

— Очень, — прошептала я, уплывая вслед за ленивыми рыбами вглубь сна.

Рыбы? Почему при том, что мы живём у моря, на нашем столе нет рыбы? — первая осознанная мысль, посетившая меня после сна. За окном было сумрачно, по крышам, соснам и земле шуршал дождь. Не летний весёлый ливень, после которого на каждом листочке, каждой веточке и каждой травинке остаётся капелька, отражающая солнце, а тягучий, унылый, бесконечный осенний дождь.