Роли леди Рейвен. Том 2

Говорить было тяжело. Я пыталась сжать откровение как можно сильнее, чтобы быстрее с ним разделаться, и голос звучал сухо, неприятно царапая ещё не до конца зажившее горло. Мне не хотелось себя оправдывать, не хотелось приукрашивать действительность. Если Кьер так хочет знать – пусть знает.

– Он потребовал пятьсот толлов и дал мне срок до субботы. Как ты догадываешься, у меня таких денег не было, а если бы и были, я не настолько глупа, чтобы отдавать их ему вот так. Я попыталась вызнать о нем побольше, и выяснила, что лорд Оллин погряз в долгах, причем если сесть и посчитать общую сумму того, что он должен людям высшего света, все это и проценты, то из долговой ямы виконту не выбраться даже если вступится папенька. Не говоря уже о том, какой резонанс такое дело произведет в обществе.

Я перевела дух и пожалела, что кроме виски на столе ничего нет. Стакан воды мне бы не повредил.

– Мне виделся один единственный вариант заставить молчать шантажиста – это шантажировать его в ответ. И тогда я пошла в банк. Они готовы были предоставить мне кредит, достаточный для того, чтобы выкупить большую часть долговых расписок Арчи. Пришлось бы отдавать им все жалование в течение трех лет, но… отец все равно не берет моих денег, так что никто и не заметил бы их исчезновения, и я решила считать это платой за наивность. Да, по сути вышло бы, что лорд Оллин получил свои деньги. Но так я была уверена, что он будет молчать. А чтобы убедиться в этом, я не стала брать кредит сразу, а сделала несколько фальшивых расписок и пошла с ними к виконту. Я предполагала, что он будет в бешенстве, но подумать не могла, что… – я осеклась, сглотнула, и закончила: – Что он попытается меня убить. Судя по брошенной реплике, он связался с кем-то, кто будет грозить ему отнюдь не долговой ямой, поэтому тот факт, что я пришла без денег…

Я замолчала. Больше мне сказать было нечего. И по правде говоря, я была бы не против, если бы и Кьер ничего не говорил, а просто успокоился, получив ту правду, которую он так желал. Впрочем, на это надеяться было бессмысленно.

– Теперь понятно, почему ты так безрассудно пошла к нему одна, – фыркнул герцог.

– Прости? – Я нахмурилась.

– Надеялась, что в глубине души он помнит о ваших трепетных чувствах и не причинит вреда?

Эти слова заставили меня поморщиться, как от сильнейшей зубной боли.

– Перестань. Мне и без того противно и тошно. Утешает меня только мысль, что все ограничилось тем, что я подарила ему свою невинность. И никаких трепетных чувств не было. Я поверила, он воспользовался и сбежал на следующий день.

Очень хотелось огрызнуться в ключе: «Все? Удовлетворил любопытство или нужны ещё подробности?» – но я с большим трудом все же сдержалась. Он и без того взвинченный, ни к чему подобные провокации. Двух мужчин, жаждущих меня придушить, моя нежная душевная организация (и шея!) не перенесет.

Усилие не пропало даром. Кьер с силой потер лицо, пытаясь то ли взбодриться, то ли стряхнуть с себя неприятные ощущения, вызванные разговором, помолчал немного и нехотя произнес:

– Ладно. Давай о делах. Что там с этими чертовыми отбитыми почками?

Тон мне все же не нравился категорически. Слишком уж был злой. И пусть злость эта, по ощущениям, была направлена не конкретно на меня, а на все, что случилось с герцогом за последние дни в целом, все равно было как-то… боязно. И я уже немного жалела, что прибежала в особняк с такой поспешностью.

– Кьер, может…

– Рассказывай, – безапелляционно отрезал герцог, перекрывая пути к отступлению.

Я потерла лоб, пытаясь отыскать в голове потерянную мысль. Живодер, больные органы, Арчи…

– Мы остановились на том, что я причастен к гибели лорда Оллина, – с легкой ядовитой ноткой подсказал Кьер.

– Да! То есть нет. То есть исключительно, как причина заболевания его почек, но если кто-то об этом узнает, то…

– А что тебя однозначно убедило, что это не я? Ну, помимо моего безграничного обаяния.

А и правильно, пусть лучше так злость сцеживает, чем копит ее в себе. Поэтому на шпильки я не обращала внимания, а продолжала рассуждать.

– На время одного из убийств у тебя имеется неопровержимое алиби, это раз. То есть Живодером на постоянной основе ты быть не можешь. А версия с подделкой под него не выдерживает никакой критики. Помимо того, что ты, насколько мне известно, не имеешь хирургического, криминалистического или прочего, связанного с прицельным вспарыванием людей образования, я не представляю, как кто-либо мог подделать те колебания фона, которые считывают наши амулеты и артефакты. Мы, специалисты, не можем определить их природу, к тому же они больше никогда и нигде не…

Я осеклась. Озарение накрыло меня приливной волной, вымыв из головы все прочие соображения. Господи ты боже мой, какая же я идиотка!

Я в прямом смысле схватилась за голову – запустила пальцы в волосы и потерла виски. Разгадка маячила у меня перед носом уже такое долгое время, а я, увлеченная новой тайной и собственными личными переживаниями, совершенно о ней забыла. Такие показатели уже встречались в криминалистической практике! И я ведь даже выяснила уже где, когда и при каких условиях.

Испытания новой печати и массовые убийства людей. Я ведь пошла к старой ведьме по одной-единственной причине: магические показатели тех прошлых убийств совпадали с нынешними.

– Эри? – голос Кьера выдернул меня из лихорадочных размышлений, и я внезапно поняла, что должна все-все ему рассказать. Прямо сейчас и не медля ни секунды. И если он меня убьет за очередную жизненно важную тайну, то по крайней мере, это будет на благо Отечества!

Я подскочила и прошлась туда-обратно, нервно сжимая пальцы одной руки ладонью другой и мысленно выстраивая проведенное расследование в логическую цепочку.

– Эрилин!

– Да-да, сейчас… ты сидишь? Сиди!

А я бы предпочла куда-нибудь за шкаф спрятаться и вещать оттуда, но кто бы дал такой шанс. Поэтому я зашла за спинку своего кресла и вцепившись ногтями в обивку начала рассказывать. Про от скуки просмотренные бумаги из архива и вялое любопытство, про поход к старой ведьме, про печати – старую и новую, – про страшную тайну далекого прошлого, завесу над которой мне удалось приоткрыть. Про изобретателя, про его ученика «Профессора», про убитого Майка и родство Стэнли с тогдашним главой департамента, при прикрытые им убийства, неразгаданные и запрятанные в архив. И про то, что все это более, чем вероятно (Господи, чем раньше была забита эта светлая голова?!), имеет непосредственное отношение к убийствам сегодняшнего дня.

Потому что, несмотря на заверения многоуважаемого профессора Блайнта о том, что в наше время печать не может быть поставлена неправильно, сейчас я была уверена – с нашим Живодером именно это произошло.

Я рассказывала все это воодушевленно, торопливо, опасаясь, что он вмешается с каким-нибудь вопросом и собьет меня со стройного повествования. Герцог слушал меня внимательно, не перебивая. Молча сверлил бездонно-черным задумчивым взглядом, и я уже почти перестала бояться и почти начала верить, что обошлось.