Роман межгорья

— В Караташе об этом знают, — отозвался Мухтаров, — но выделенный товарищ отказался поехать на заседание. Организация там, очевидно, слабенькая, а обительские и байские агитаторы действуют активно. Я только что оттуда.

— А, вот оно что. Значит, вы были у них, поэтому и запоздали? Теперь понятно… В самом деле, партийная организация там маленькая, всего шесть членов и кандидатов партии. Членам обкома после заседания придется поехать туда и провести кое-какую работу. Но главный вопрос иной. Нам поручено организовать штаб строительства, укомплектовать людьми основные участки. Разумеется, в первую очередь нам нужны специалисты. ЦК и правительство уведомили нас о том, что начальником строительства назначен Мухтаров, партийным руководителем техник Лодыженко. Это не так мало, товарищи. Заполучить на такое ответственное строительство инженера-коммуниста да еще и узбека, — большое дело! Да, да, товарищи! А остальных мы должны подобрать сами. Товарищ Мухтаров, кто вам нужен в первую очередь и есть ли у вас штаты? Что вы предлагаете в отношении людей?

Деловая атмосфера, воцарившаяся на заседании, рассеяла смущение Мухтарова. Он начал говорить, а Лодыженко шепотом подсказывал фамилии, факты.

— Проект не задержит нас ни на минуту. Но изыскательские работы начинать не с кем. Для изысканий нужен опытный, высококвалифицированный ирригатор, такой, скажем, как Синявин. А мы до сих пор его не имеем.

— Инженеры у вас есть?

— Кроме меня, никого. Четыре техника да еще чертежники сидят над проектом…

— А почему вы не пригласили Синявина? Он мог бы совмещать работу в областном водном хозяйстве и у вас.

— Синявин человек своеобразный, чтоб не сказать антисоветский, — бросил в ответ Лодыженко.

— Он неплохой специалист, товарищ Лодыженко, и, кажется, против власти никогда не выступал. А вы были у него, приглашали?

— Я сам ездил к нему по поручению товарища Мухтарова. Синявин получил от нас письмо и не захотел на него ответить. «Для чего, говорит, переписываться, если у меня есть работа и хватит с меня? Что выйдет из ваших проектов, еще увидим, а я уже стар для экспериментов. За Голодную степь брались и не с таким усердием…» Да еще нес всякую чепуху.

— Так и говорит: и не с таким усердием? — возмущенно спросил кто-то из присутствующих.

— Так и говорит. Человек он довольно откровенный, оригинал, если хотите. Конечно, он охотно нас слушал, но работать у нас не соглашался. Он вернул письмо, и… и я должен был уехать ни с чем.

— А что скажет по этому поводу Мухтаров?

Саид пожал плечами. Что можно добавить к тому, что говорилось здесь об инженере? Сам он с ним никогда не встречался, да и не пылал особым желанием его видеть. О Синявине и среди работников водного хозяйства ходят разные противоречивые слухи. Саид лишь сказал:

— Брать такого человека ответственным консультантом в экспедицию я бы не хотел.

Начальник водного хозяйства поддержал Мухтарова и добавил, что они давно уже хотели снять Синявина с работы, но все откладывали, потому что все-таки специалист он редкий. Синявина знали еще некоторые из присутствующих. Несколько голосов высказались за него, но большинство — против. Лодыженко бросил реплику:

— Да он и не хочет. Категорически отказывается даже вступать в переговоры.

— Вот что, — перебил секретарь обкома Гафур Ходжаев. — Что он не желает, это мелочь, товарищ Лодыженко. Нам еще много нужно работать, чтобы у нас были свои специалисты, даже невысокой квалификации. А время не ждет. Проблема Голодной степи — это проблема создания социалистической индустрии, о которой говорил товарищ Ленин. Этим все и определяется. Я считаю, что ты, Саид-Али, поступил неправильно. Ведь ты же начальник, и должен был сам поехать и поедешь к Синявину приглашать его на работу. Да, да, сам! И в этом нет ничего страшного, унизительного. Для великого дела надо идти и на это. А хочет он или нет… давайте не обсуждать. Должен захотеть, если его приглашают большевики! Так какое примем решение о Синявине?

— Разрешите, товарищи, — отозвался Мухтаров, поднявшись со своего места. Только насупленные брови и складки на переносице свидетельствовали об охватившем его волнении. — Здесь какое-то недоразумение: я говорю не о штатах строительной организации, а лишь об укомплектовании Проектно-исследовательской экспедиции. Это — во-первых. А во-вторых…

— А во-вторых, товарищ Мухтаров, — снова перебил его секретарь, — во-вторых, недоразумение заключается лишь в том, что вы, очевидно, еще не ознакомились с последним постановлением Совнаркома и ЦК ВКП(б). Обком партии получил телеграмму-молнию, в которой говорится о том. что строительная организация в Голодной степи уже создается и что начальником ее назначен инженер Саид-Али Мухтаров. Из этого мы и должны исходить при решении и обсуждении всех вопросов. Вы согласны, товарищ Мухтаров?

Саид-Али только развел руками, посмотрел на Лодыженко, который дружески улыбался, будто говоря: «Порядок полный, иначе и не могло быть!»

— Конечно, — ответил смущенный Мухтаров. — Там виднее, а я коммунист… Вот только к Синявину надо было бы послать кого-нибудь из ферганцев.

— К Синявину должен поехать ты сам. Я тоже не радовался бы такому поручению, но если надо — значит, надо ехать. А кому же, как не тебе? Среди нас инженеров нет. Что ему скажу я или Баткулов, Щапов? Тебе и карты в руки. Значит, так, договорились: поручить инженеру Мухтарову лично пригласить на строительство инженера Синявина. Водхозу предлагаю Синявина не освобождать от работы, а создать ему нормальную обстановку, необходимую для специалиста высокой квалификации. Он ведь у нас один такой. У меня есть и другие данные о его, так сказать, политическом кредо. Своенравен, оригинал, но чтобы совсем был чужой — это еще нужно проверить. Было бы совсем неплохо, если бы вот такой зубр (этого не стенографируйте) изменил свои взгляды, перевоспитался на строительстве, стал бы нашим… Добиться таких результатов — большая заслуга руководителя. А руководителям водхоза в этом отношении похвалиться нечем. Кстати, я ставлю на голосование еще одно предложение: обязать товарища Мухтарова прервать свой отпуск и приступить к исполнению обязанностей начальника строительства. Будут какие-либо другие предложения?

Мухтаров уже готов был согласиться с Гафуром Ходжаевым, но все-таки не хотелось ему приглашать к себе в помощники чужого по духу человека. Это будет не помощник.

Шесть других инженеров, предложенных исполкомом, без споров совещание решило зачислить в штат. Это были молодые люди, окончившие высшие учебные заведения и приехавшие сюда по рекомендации центральных организаций. Саид-Али предложил инженера Мациевского, и руководители Урсатьевского железнодорожного узла нехотя согласились отпустить на строительство этого ценного работника.

Кто-то из местных работников упомянул об инженере-строителе Преображенском. Он никому не был известен, никто его не рекомендовал. Однако специалисты были нужны, и Саид-Али особенно не возражал против приема. Строительство должно получить инженеров — будешь ли тут выбирать. Мухтаров вспомнил о своей встрече с Преображенским в парке, когда Любовь Прохоровна познакомила их, и неясно ощущаемую антипатию к этому рыжему субъекту отнес за счет обстоятельств, в которых ему пришлось встретиться с инженером.

Так включили Преображенского в штат строительства.

XI

Теперь для жителей Намаджана дни проходили куда заметнее. Все настойчивее распространялись слухи о строительстве в Голодной степи. И люди при встрече, говоря о своих делах, непременно вспоминали об этих удивительных новостях.

Извечный намаджанский покой был нарушен.

До последнего времени Любовь Прохоровна не представляла себя занятой какой-либо работой. Ей казалось, что она создана только для прогулок в городском парке и, с тех пор как вышла замуж, ни о чем другом и не думала. А тут вдруг в голову полезли новые мысли.

— Женик, а я сумела бы что-либо делать на этом строительстве? Почему-то хочется, чтобы и у меня были заботы, как у тебя… Хочется быть среди людей, — мечтательно говорила Любовь Прохоровна, провожая мужа на службу.

— Любик, голубушка! — откликался Евгений Викторович на слова жены. — Тебе нужно… собственно, я убеждаюсь, что это нужно не только для тебя, а для нас обоих… для семейного уюта… Понимаешь, Любик, это уже закон бытия. Прошу простить мне, я так нечутко отнесся к тебе, когда ты напомнила однажды о ребенке…