Роман межгорья

— Ильтымас, ильтымас… А что значит ильтымас, разве поймешь ее больную голову, — начал сердиться Евгений Викторович. — Ну, что ты ей скажешь?

Саид-Али заметил чету Храпковых именно в тот момент, когда их остановила женщина в парандже. Увидев, как пятится врач от этой настойчивой женщины, он понял, что должен вмешаться и помочь.

Кратчайшей тропинкой Мухтаров подошел к ним и даже испугал, неожиданно заговорив с плачущей женщиной. Женщина быстро набросила на лицо волосяную чиммат, хотя Саид-Али почтительно отвернулся.

— Этой женщине нужна неотложная врачебная помощь. У нее умирает ребенок, — перевел Саид-Али ее плачущий лепет.

— Но… В больнице есть дежурный врач, — не поблагодарив, произнес Евгений Викторович.

Саид со своей помощью появился так неожиданно. И Мухтаров, не меняя тона, продолжал:

— Ребенок, очевидно, нуждается в помощи хирурга… трахеотомии, он задыхается.

Евгений Викторович преобразился. Напоминание о необходимости немедленного хирургического вмешательства наэлектризовало этого тяжелого, неповоротливого человека. Храпков будто сделался выше, по-молодецки повернулся и побежал, выкрикивая;

— Пускай идет за мной… инструмент…

Торопясь в больницу, подумал: «Трахеотомия! Откуда он… узбек… об этом знает? Да и как сказал! Студент третьего курса не всегда сумеет так правильно произнести такое трудное название».

Конечно, другой муж, не Евгений Викторович, не врач, не оставил бы свою жену среди парка. В первое мгновение Любовь Прохоровна даже растерялась. Бежать ли ей за мужем, подобрав платье, потому что нормальным шагом трудно было теперь поспеть за ним? Или, может быть, повернуться и одной пойти дальше на островок, будто ничего и не произошло?

Но на тропинке стоял Саид-Али.

О вежливости узбеков у Любови Прохоровны не было никакого представления.

«Еще заговорит, чего доброго», — подумала Любовь Прохоровна. Вместе с тем желание, глубокое подсознательное желание поговорить с молодым узбеком владело ею.

— Извините за вмешательство! У нее несчастье: единственная дочь умирает от крупа, — промолвил Саид-Али.

И снова пауза. Надо сейчас же ответить ему, а слов не подобрать. Перед ней стоял молодой, даже… красивый молодой человек, вполне пристойный и по разговору и по поведению. К тому же — «трахеотомия», «круп».

— Мое почтение, — сказал Саид, повернулся и направился к празднично одетым людям, шумевшим на островке.

— О, пожалуйста, пожалуйста, — наконец нашла она слова. — У него такая профессия… Это ваша знакомая или родственница?

Он только пожал плечами. Откуда могло прийти ей в голову, что случайно встреченная на улице женщина должна быть его родственницей?

— Вы, наверно, студент-медик? Теперь узбеки тоже учатся на врачей…

И тотчас опомнилась: ведь она говорит с незнакомым человеком, еще обидится.

Что-то новое входило в ее жизнь, настойчиво и властно вступало в свои права.

Саид-Али снова остановился и, галантно поклонившись Любови Прохоровне, уступил ей дорогу. Потом спокойным тоном ответил:

— Да, Любовь Прохоровна, на врачей сейчас учатся и узбеки, и казахи, и туркмены… А я не студент. С элементарными медицинскими понятиями познакомился случайно.

Может, ей надо было обидеться, что посторонний, незнакомый человек называет ее по имени. Но что тут удивительного? Кто же в Намаджане не знает врача Храпкова и его жену?

— Однако… Случайно можно узнать лишь только имя жены врача, — сказала она, не собираясь проходить мимо Мухтарова, и стояла розовая, с блестящими, как у восторженного ребенка, глазами.

— Извините… — промолвил смущенный Саид, снова поклонился ей, собираясь отойти.

Но в это время на тропинке появился инженер Преображенский. Большие, круглые, в черной роговой оправе очки скрывали его глаза, оттеняли жесткие рыжие брови. «Джентльменская» улыбка играла на его устах. Один раз в жизни увидишь эту слащавую улыбку и никогда не забудешь ее.

— О, Виталий Нестерович, какими судьбами? Знакомьтесь… — и радостно и как будто испуганно поторопилась Любовь Прохоровна.

Преображенский предполагал, что этот могучий узбек схватит его руку своими обеими и пожмет ее, как дар. Но Мухтаров с интересом посмотрел на невысокого, подвижного инженера, не торопясь подавать ему руку. У него совсем не было желания проявлять какой бы то ни было восторг по поводу этой случайной встречи. Они сдержанно, даже холодно, пожали друг другу руки.

— …женск… — только и услышал Саид из уст своего нового знакомого и, пробормотав в ответ тоже что-то невнятное, еще раз поклонился им и направился к пруду.

За ним пошли Храпкова и Преображенский. Любовь Прохоровна, быть может, хотела еще удержать Саида возле себя, но Мухтаров уже скрылся среди кустов сирени.

VIII

Храпковы были не на шутку удивлены появлением Виталия Нестеровича Преображенского. Намаджан в прошлом никогда не привлекал приезжих издалека. Для Преображенского даже Ташкент был «засушенной провинцией», которую он беспрерывно проклинал, стремясь вырваться в центр.

— Знаете, Виталий Нестерович, ваше появление здесь, в Намаджане, для меня абсолютно, понимаете, абсолютно… неожиданно. Мы с Любочкой часто вспоминали вас и Софью Аполлинарьевну, но встретить здесь…

— Нет ничего удивительного, Евгений Викторович, время меняет все. Годы могут изменить имя, внешность, характер и судьбу, — кажется, так гласит мудрое изречение Платона. Вы вот специалист высокой марки, преспокойно работаете в этой дыре, хотя могли бы трудиться и в более приличном месте.

— Я не жалуюсь.

— Вижу. А я должен жаловаться, но… разве только на отсутствие работы. Такой ужас — чувствовать себя дармоедом. Вы не знаете моей специальности…

Евгений Викторович обиделся.

— Извините, вы меня удивляете. Это уж не моя вина, хотя мы уже третий год как породнились. Путейцев я хорошо знаю, а вот вы, вижу, не знаете, что и я учился на строителя… Инженеру не найти работы в этом безлюдье… Да вы шутите! Вы же строитель!

— Да. И еще какой строитель! Мой отец строил эти железные дороги, мосты… Говорите, безлюдье здесь…

— Извините, прошу меня понять правильно. Людей здесь, разумеется, достаточно. Они, видите ли, за время советской власти зашевелились всюду, точно в муравейнике. Сейчас узбек стал не тот: человеческое достоинство, энергия… Но все это, как говорят, масса. Людей же, понимаете, людей дела, специалистов, интеллигенции у них еще нет. Каждый инженер здесь ценится на вес золота.