Роман с Полиной

Потом вернулся домой, взял ключи от машины, взял документы, сложил половину денег в сумку, вторую половину оставил родителям, засунув их в морозилку за пачки с пельменями. Потом подумал, некачественный схорон. Аккуратно вскрыл пельменные пачки, переложил содержимое в пластиковый пакет, упаковал в пустые коробки дойчмарки, заклеил, сложил в морозилку. Посидел на прощание в папином кресле, мне почему-то казалось, я уже никогда не посижу так.

Я взял с собой пластиковый пакет с пельменями, купил в ларьке литровую бутылку качественной водки «Финляндия» и поехал к Полининому отцу.

Глупо было, конечно, с моей стороны полагать, что этот алкаш днем сидит дома. Он, действительно, не сидел, он лежал, вусмерть пьяный, на тюфяке. Кровати под ним уже не было. За столом сидели два каких-то ханурика и пьяная баба. То, что она принадлежит к прекрасному полу, я понял не сразу, но только когда она в качестве главного аргумента в споре, который они вели между собой, задрала хламиду и показала оппонентам задницу. Они оживились, увидев в моих руках бутылку с «Финляндией». Я отбил ее, велел сварить пельмени и стал разговаривать со стариком. Это было пустым занятием, он ничего не мог сказать. Даже после того, как присосался к бутылке и высосал почти треть.

Мне пришла хорошая мысль, я поехал искать ту контору, которая занималась сводничеством с американами. Деньги мне здорово помогли, через десять минут у меня были в руках адрес и все данные Роберта Давида Маасса, профессора из Бостона и т. д. и т. п., снятые с компьютера и распечатанные на прекрасной мелованной бумаге.

Тут же у этих людей я взял адрес конторы, которая занимается загранпаспортами, визами и туризмом.

В этой конторе я заказал паспорт, визу и туристическую поездку в Америку, она состоялась через два дня. Я хорошо заплатил, и мне пообещали сделать все документы через два часа. Я пошутил с девушками, которые здесь работали, — очень хорошенькие чистенькие девушки, и все как одна знают иностранные языки — и пошел погулять. Я зашел в ресторан «Фудзияма» и поел суси, оно мне не понравилось, сакэ понравилось больше, тепленькое, с непривычным вкусом.

Я пришел к девочкам через два часа с огромным шоколадным тортом за 10.000 рублей и бутылочкой «Амаретто» за 7.000. Это пришлось очень кстати, они сидели в специальной комнате и пили кофе.

Одна, видимо, главная, вышла ко мне и проводила в свой кабинет.

— Есть проблемы, — сказала она. — Компьютер не пропускает вас на загранпаспорт, вы находились под судом, у вас три года условно, в течение этих трех лет вы не имеете право выезжать за границу.

— Сколько стоит эта проблема? — спросил я.

— Нет, так нельзя, мы солидная фирма, — говорит она.

Я дал две тысячи марок. Она обещала посоветоваться с девочками. Через три минуты она пришла и сказала: давайте еще три. Я дал. Она мне выдала новенький заграничный паспорт и строго предупредила, что мне его выдали не сегодня, девятнадцатого августа, а девятнадцатого июля, месяц назад, когда еще не было решения суда о моей ответственности. Я заплатил еще, она мне выдала билеты на самолет и туристическую путевку. И что меня больше всего удивило — я посмотрел в паспорт, там стояла американская виза.

Я решил дальше собирать камни и поехал к Володе. Он сидел под землей в своем переходе с остальными нищими и базлал им про наш классный отдых. Я посадил Володю в машину, посадил однорукого кавторанга и поехал в ВИТ, который, как известно, продает и оформляет машины в течение двух часов. За эти два часа я купил и оформил три новенькие «девятки» цвета «мокрый асфальт», одну Володе, одну кавторангу, одну моему отцу.

Володя не хотел брать, ведь я отдал ему половину того, что оставалось после сумасшедшей везухи в Ялте (ее он тоже не хотел брать).

Кавторанг троекратно расцеловал меня по морскому обычаю, рассказал, как потерял руку, защищая эфиопский социализм, после чего сел в «девятку» и укатил, в очередной раз удивляя всех лихим рулением и одновременным переключением скоростей одной левой — только моряк способен на это.

Отогнать отцовскую телегу я нанял парня.

Сам сел в «семерку» и, оставив Володю решать проблему «брать или не брать», погнал навестить закадычную подругу Полины. Я только успел подумать, что все сделал правильно и вообще нормально, путем, живу, как обнаружил, что меня «ведут».

Я крутил по всему юго-западу, нарушал правила, ездил на «красный», поворачивал там, где нельзя, и везде, как приклеенный следовал за мной невзрачный «жигуль» четвертой модели.

Я стал думать, кто это может быть. Те, кто приезжали ко мне на разборку за «мерс»? Там был суд, и он вынес свое решение. Конечно, им этого мало, ведь я сжег их «девятку», подстрелил одного, им обидно.

Грузинский след? Тоже, вроде, крутые ребята, и тоже как бы обижены на меня. На этом все, остальное вроде как чисто. То, что я делал с СВД, лежа на генеральской крыше? Это только Глобы могут узнать, но Глобам не до меня, у них другой бизнес, Вован говорил, что они потчуют Кремль, до остальных им нет дела.

Обыкновенным сыскарям на меня никак не подумать, никто не видел, как я вылезал на крышу, никто не видел, как я щелкал из СВД. Да и кто будет думать — наверняка никакого дела не заведено, трупа ведь нет, а кто без трупа станет заводить дело.

Выходит, я никому не нужен.

Кто же тогда «ведет» меня?

Я хорошо разогнался, выскочил через Матвеевское на Волынку, тормознул метров за сто до моста через Сетунь, перед ближней сталинской дачей, вильнув вправо, к Киприанову роднику. Мимо пронеслась «четверка», там сидели очень крутые ребята, судя по затылкам и спинам, настоящие носороги. Они мелькнули накаченными силуэтами, а я выехал на поляну.

Я эти места хорошо знал, лет пять по воскресеньям заходил сюда с Винчем, когда он был еще жив. По поляне я проеду шестьдесят метров, потом заеду за березы, куда четыре недели назад приезжал с Полиной. Брошу машину, а дальше чащоба и целый лабиринт тропинок, я могу уйти оттуда к Минскому шоссе и уехать куда хочу на любом из пяти маршрутов автобуса. Или возьму левака.

Могу уехать куда-нибудь по железке. Почему бы мне не уехать куда-нибудь далеко-далеко по железной дороге, деньги у меня с собой, правда уже не так много осталось, я экономный, на пару лет хватит. Познакомлюсь в электричке с какой-нибудь милой женщиной, хорошо бы из Тарусы, мне так нравится это место, там жили замечательные писатели, а писатели не дураки, знают, где жить, значит там хорошо. Она полюбит меня. Я полюблю ее. Я буду преподавать в школе, буду смотреть по вечерам на Оку, на закаты, познакомлюсь с Паустовским, если он еще жив, и может быть сам стану писателем.

Только мне надо решить, брать автомат или не брать, он лежит в тайнике под задним сиденьем. Если взять — плохо, когда заметут с оружием. Оставлять жалко. Вдруг еще когда-нибудь пригодится.

Я поставил «семерку» за березами и увидел, что «четверка» с преследователями свернула с шоссе и поехала по моей колее. Быстро, однако, они собрались с мыслями. Я взял автомат и побежал по тропинке, кто знает, может, придется отстреливаться.

Я быстро добежал до железнодорожных мостов через Сетунь. Какие-то беспризорники привязали к трубам пожарный шланг и раскачивались на нем с одного берега на другой. Тяжелый товарный состав грохотал над их головами.