Роман воспитания

Это не поездка в гости, это испытание, подумала Света... Очнулась от запаха: Лев Израилевич тер ей виски мазью "Звезда" и при этом испуганно тряс остатками курчавости.

– Светочка, нельзя же так близко к сердцу все, м-м... Не знаю, как вас оставлять такую! Я ведь с мамой попрощаться еду. Пока уезжаю один...

Куда? В Канаду. В какую Канаду? В такую... брат давно уже там. Все живут двойной жизнью, а Лев Израилевич - тройной. Все на работе говорят одно, дома, на кухне, - другое, а он еще ночами письма от брата читает.

– Вы меня отвлекаете так искусно? Или это правда?

– Правда, я уезжаю. Заставляют...

До Светы доплескивалось, что на работе у него скандал: из творческого кружка, который он вел много лет, одна студентка повесилась. Правда, ее удалось спасти, но записка попала в руки КГБ, что-то про подлость советского режима... Как она будет жить без его советов?

– Одесса-мама, - донеслось откуда-то. Света была как автомат: сумка на колесиках - раз, сумка "инь и ян" - два, рюкзачок Антона - три, Сонечка, дай руку, Настя, держись за дядю Леву!

Сели в автобус, и он вдруг так резко дернул с места, словно его попросили зуб вырвать! Дети повалились на Льва Израилевича, а Света на них. В Канаде так не дергают, наверно, почему-то пронеслось в мыслях.

– У вас, Бася Абрамовна, шкатулка есть?
– спросила первым делом Настя.

– Пошли скорее к врачу, а то мы ее опоздаем, - ответила Бася Абрамовна (типичный одессизм, подумала Света).

Но Насте совершенно не хотелось идти:

– У меня все прошло!

– У тебя все прошло, как я - девушка, - мелькая со стаканами чая, говорила Бася Абрамовна.
– Левушка, тебе покрепче? А вам, Светочка? Сейчас жасмин... вот.
– Она сорвала розовые лепестки с цветка на окне и каждому бросила в чашку по щепотке благоухания.

За чаем Антон успел сказать, что дядя Лева - самый умный человек в Перми. Настя испугалась, что теперь его задарят подарками.

– А шкатулка с украшениями у вас есть?
– снова пошла она в атаку.

– Айнф! Пойдемте, я вам что-то покажу, - таинственно подмигнула им Бася Абрамовна.

Настя вздрогнула от предвкушения. Но вместо шкатулки старушка показала им балкон, весь уставленный ящиками с цветами. И большинство из них закрыли уже свои бутоны до утра.

– Закрываются цветы - спать ложиться должен ты, - прошептала Бася Абрамовна.

– Открываются цветы - просыпаться должен ты, - продолжила Сонечка, мечтая о завтра.
– Мы у бабушки поедим в саду всего!

Настя сразу поняла, что Сонька подпевает Басе Абрамовне, чтобы побольше ей из шкатулки досталось завтра, тихая-тихая, а внутри-то... сережки уже примеряет, которые ей подарит баба Бася!

– Я вам, Светочка, стол свой письменный подарю, когда уеду, - вдруг сказал Лев Израилевич.

– И мы его будем называть "стол, который не поехал в Канаду", - вдруг поняла Света.

– Куда ты поехал?
– залилась слезами Бася Абрамовна.
– К Изе в Канаду?

– Бася Абрамовна! А когда вы нам шкатулку откроете?
– гнула свое Настя.

И Света взорвалась: когда это кончится, где брать силы! Но Бася Абрамовна сразу открыла старую шкатулку, крышка которой держалась на одном шпингалетике-гвоздике. Насте достались серебряные старинные сережки, а Соне - бусы из кораллов. Антон получил таймер, присланный Изей из Канады. Дети уже спали с открытыми глазами. Но Настя свернула губу в очередную фигуру, приготовленную для воя: если ей бабушка Бася сейчас же не проткнет уши и не вденет подаренные сережки... Бабушка взяла иглу, одеколон, и через пару Настиных громких выдохов все было кончено.

Два менталитета

Александра Филипповна, мать Светы, обычно ругала своих детишек, которым было давно за тридцать, а они обижались, что подтверждало ее версию их глупости и детскости. Александра Филипповна думала: почему они обижаются, как дети, и когда они уже вырастут?

У Баси Абрамовны другой вид материнской любви. Это любовь тихая и глубокая, давящая в одну сторону. Она обкатывала ее сына так, что ему казалось: мать вообще его не воспитывает, как камню в реке кажется, что воды вообще нет, так она незаметно струится.

– Вы никогда, наверное, Бася Абрамовна, не нервничали, - завистливо сказала Света, - потому что у вас вырос вон какой сын.

– Разве это вырос?
– спросила Бася Абрамовна.
– Чтоб у вас было столько денег, как вам кажется, что он вырос. И дождусь ли, когда они вырастут?

– Зато, как все еврейские мальчики, он был послушен, - продолжала свои плоскости Света.

– Разве я вам не рассказывала?
– спросила Бася Абрамовна, как будто они уже встречались много раз, а не впервые сели поговорить.
– Левушка был хороший мальчик, но связался с компанией... такой! Бросил книги, приходил домой в три часа ночи. Иногда его приводили. Но если б я думала, что мой сын думает только об выпить, так ладно, а он же еще стал после думать, да-да, только об погулять. На курсе была гойка, по причине ее непереносимой красоты Лева безвременно женился... Объегорила моего Леву.
– Но тут Бася Абрамовна вспомнила, что Света - тоже не еврейка, и смутилась...

Пора было на автостанцию, и Лев Израилевич пошел провожать.

– Светочка, помните всегда, как делала моя мама: она выспится сначала, а потом уж... сына беспутного... поражает горестным видом.

За поворотом показался троллейбус. Мы еще увидимся в Перми? Света припала к остаткам курчавости Льва Израилевича. Да-да, я вам еще стол должен подарить, как обещал. Что мне стол - разве он заменит!.. А мне вообще в Канаде ничто никого не заменит.

Свекровище

– Люди стали ленивыми, вот и живут бедно!
– выговаривала свекровь Свете. У Светы сразу нервно зачесалось глубоко в ушах, пыталась мизинцем почесать - не достает. А прошло лишь две недели жизни в гостях.

Света улыбалась какой-то неестественной, отчаянной улыбкой. Она думала, будет ли спасать свою свекровь, если вдруг ту... ну, в общем, паралич хватит. Горячая и молодая Александра Филипповна, тогда просто Сашенька, двадцати семи лет от роду, как сейчас перед глазами: ныряет в постель к парализованной свекрови, обнимает ее и засыпает. Она отогревала безмолвную старушку своим телом - сейчас бы сказали, что лечила биополем. И вылечила. А старушка даже не была в полном смысле слова родной - она взяла Светиного отца из детского дома уже большим, кажется, лет двенадцати. Он был несчастного 1928 года рождения: родителей раскулачили, а ребенок оказался в детдоме... А Света? Сможет ли она своим телом согревать?.. Но ведь с тех пор медицина ушла вперед и есть лекарства от инсульта, вот что.

– Ленивые мы, конечно. Но не виноваты... Родились-то от кого? При Сталине самых неленивых расстреляли, остались в живых серые, незаметные. Наше поколение родилось от таких...

Когда Миша приехал через две с половиной недели, он ничего не знал об этом разговоре (Света не успела написать), и мать сразу высыпала всю обойму: ленивые, бедные, для чего учились столько лет в институтах-то, где ум... А Миша отвечал:

– Ты думаешь, что я умный? А я не умный, я просто здесь родился и живу.