Роман воспитания
Шрифт:
Возвращение
– Малиновое варенье возьмите!
– Свекровь протянула трехлитровую банку.
– Кордовый отрез, Света, мне не нужен, а ты сошьешь себе...
– Часы возьмите: нам надарили их столько, - свекор махнул рукой в сторону шкафа, - Миша, выбери, какие понравятся!
– Стены-то хоть оставьте!
– усмехнулась Лю, которая здесь же отдыхала со своими сыновьями.
И Света поспешно стала застегивать замки на всех сумках: ничего не надо, тем более - кто понесет, ведь у Насти на правой руке мозоль от тугой ручки телевизора, а у Антона - от удочки...
– Люсенька, сходи
– Свекровь Светы явно заслужила, чтобы ее в случае чего невестка отогревала своим телом.
Но в самолете, когда Миша всем раздал по яблоку, Антон сразу перекосился: кислятина!
– А я все равно съем - буду характер на них воспитывать!
– бодрился брат своей сестры, то есть Миша.
Настя, выпив полтаблетки пипольфена, сладко спала всю дорогу. Но вот внизу показались скелеты вечно строящихся предприятий. И эти ребра недостроенных зданий еще раз напомнили Ивановым, что ждать отдельной квартиры не приходится. А как не хочется видеть соседку!.. И впереди сентябрь, надо Насте столько всего купить, да Антону виолончель, а еще пианино... Света так устала за отпуск!..
– Пермь!
– проснулась Настя.
– Цвета, я хоть с дачи, хоть из Одессы возвращаюсь в родной город - он как новенький!
...Первым пришел в гости Василий, и дети закричали, что плечи у него стали шире! Во всех местах, добавила Света.
– Да, что я вижу на твоих нижних плечах... джинсы!
– Устроился на такую работу: платят бешеные деньги почему-то...
Света думала: вот только немного отдохнет от летнего отдыха, сразу начнет искать третью работу, надо столько всего покупать детям.
– Я так вырос, что раковина мне низко, - заявил Антон, вытирая руки.
– Все равно Антон какой-то споткнутый весь, - поморщилась Настя. Вот я выросла так выросла!
– И она прошлась по комнате, неся на голове невидимый кувшин.
Вскоре Настя уже побежала к Ладе, захватив яблок и разных ракушек, и в дверях столкнулась с йогом Андреем.
– Ну что, все еще занимаешься медитацией?
– с ходу спросил друга Миша.
– Да нет, я сейчас наблюдаю себя как проекцию мирового духа, - не моргнув глазом отвечал Андрей.
– Ну, рассказывайте новости!
– Самая большая новость, что Лев Израилевич уезжает в Канаду, сказала печально Света.
И вдруг Василий заявил: хорошо, что эти евреи уезжают, - навредили уже довольно русскому народу, хватит, масоны они!
– А я смотрю, вислоусый у тебя видок стал: косишь под русопетов? удивленно произнес Миша.
– Откуда ты этого набрался?
Вбежала Настя: взять тетрадку. Они с Ладой задачки придумывают задали же придумать десять задачек за лето! Веки у нее были густо намазаны чем-то блестящим. Света завибрировала: что это?!
– Блестки! Елочные игрушки натолкли. Красиво, да?
А что загноится кожа, а на лице так трудно лечить гнойные раны сразу в мозг может инфекция перекинуться! Света уже кричала. Света кричит, а Настя спокойно спрашивает Мишу: какие можно придумать задачки?
– Очень простые. Девочки истолкли двадцать килограммов елочных игрушек для украшения морд. Утром они израсходовали два килограмма, а в обед - четыре. Сколько килограммов осталось на вечер?
–
– Любая проблема - это же приглашение к творчеству, а ты, Свет, в крик, - заметил йог Андрей.
Света протирала зеркало, оно вопросительно взвизгивало. И тут в его овал вошел Василий. Он сказал:
– Запад, - он важно и даже величественно, умным голосом повторил: Запад! Он зарылся в благополучие, в процветание... Без паблисити нет просперити!.. Они ж дрожат над просперити и постепенно забывают, что, конечно, это нужно было, но для души.
– А зато у нас какое преимущество?
– Миша весело рассуждал, потому что ему весело было вообще рассуждать. Что в лоб, что по лбу.
– Мы выживаем, как герои дарвинизма, все силы уходят на выживание, брошены в бой. И тоже душа в стороне... где-то...
Василий с неслышимым миру зубовным скрипом сказал:
– Тебе, Миш, весело, подхихикиваешь, а это значит, что душа у тебя не болит. Вот Андрей Тарковский в Москве, я слышу, уехал на Запад - и что? Не стал давать бесплатных интервью. И чего добился? Журналисты просто не писали о нем ни строчки. Нет чтобы немного цену снизить!
– смекалисто сказал Василий, тряхнув одним из подбородков.
– Запад развратил его.
– Если б Запад его развратил, он бы давно процветал, усек бы, сколько брать и выгоднее что...
– Миша, тут серьезный разговор, а ты уходишь от серьезного разговора, - с большой мукой в своих маленьких глазках сказал Василий. В его лице все было красивое: глаза правильной формы, прямой нос, чистая кожа, высокий лоб, но все части были словно взяты вслепую из разных наборов во время какого-то сверхсрочного аврала. Света увидела вдруг огромный - от неба до земли - плакат на грубой шероховатой бумаге, сделанный кричащими случайными красками. Пронзительно красный Василий выталкивает бегемотьим животом за рубеж маленького лимонно-желтого Льва Израилевича. Внизу, как полагается, злобно-зеленая ершистая трава, а вверху несколько синих мазков на пустой целлюлозе...
– Больше чтоб не было ни слова про масонов!
– приказным тоном выдала Света Василию.
– А то...
Забегая вперед, скажем, что Василий понял ее с первого раза. И тема была закрыта раз и навсегда.
– Миша! Папа!
– дико закричали на улице Настя и Антон.
– Идите сюда! Скорее!
– Мама из тюрьмы пришла! Миша, помоги!
– орала Настя.
Миша начал надевать носки, потом долго завязывал шнурки на кроссовках. В форточку донеслось Настино: "Скоро вы там? Они меня в гроб вгонят, эти меланхолики". Насте казалось: вечность уже прошла, а Миши нет.
Он вышел во двор. Темнело. Настя пыталась поднять с земли огромную тушу. Миша брезгливо стал помогать.
– Я не пьяная... я просто упала.
– Мама! Мамочка! Ты узнаешь меня? Я - Настя, Настя!
– Ты - Настя... Узнаю. А это Сережа, - мать Насти показала в сторону Антона.
– Ты, Андрюша, дружно с Настей?
– Чего она меня то сережит, то андрюшит, - зло пробурчал Антон.
Вдруг мать Насти крикнула куда-то в сторону:
– Коле-ок!
Настя стала урезонивать мать: тише, не кричи.