Роман воспитания

– Миша, собирайтесь, проводите меня, началось... ой-ой... подарки сам выберешь, ладно? Ноги вымыть срочно! О! Ой!

– Мама, ты напишешь мне квадратное письмо? Напишешь?

Даша уже знала, что есть квадрат, а есть прямоугольник. Настя с нею занималась с такими фигурами, которые еще назывались окна: окна можно было закрыть то квадратом, то прямоугольником. От дяди из Канады приходят иногда прямоугольные письма, и мама грустит.

– Мама, хочу квадратное письмо!

Но мама словно не слышала ее, она схватила из корзины с бельем свое платье с ирисами и побежала к раковине. Стирать будет? Нет, мама вымыла ноги, с трудом закинув их по очереди на раковину, вытерла платьем и бросила его тут же: "Ой! Ой!"

Папа взял Дашу на руки, хотя она уже большая, и они все побежали бегом по улице. Мама словно не мама была, но папа был по-прежнему папой, и это немного успокаивало Дашу. Папа говорил:

– Доченька, помолчи, сейчас нам не до тебя пока.

Вдруг мама стала мамой и сказала человеческим голосом:

– Даша, тебе ребенок напишет письмо: сестра или брат! Я обещаю! Миша, это и будет ей подарок, ты не хлопочи, а остальные дети пока приедут от бабушки, купим подарки. Ой, ой! Опять схватило! Только и отпускает на минутку! Вот что: пол вымыть не забудь. Боже мой! О!

– А что ты хочешь, дорогая, четвертые роды - это четвертые роды, бурно протекают.

– Сейчас рожу прямо на асфальт!
– крикнула мама.

– Ты, мама, родилась, вот и рожаешь!
– ответила Даша.

– Потерпи, осталось-то... два дома, и все!
– сказал маме папа.

Когда они подошли к родильному дому, мама скрылась там с криками "ой-ой", а папа стал Даше показывать буквы на вывеске "Родильный дом". Даша знала уже буквы "о", "д" и "м". Папа палочкой на земле писал ей слово "Даша", а потом вдруг "Агния". Она в этом слове знала лишь букву "а". Почему Агния? И тут им сообщили, что у мамы родилась девочка. Папа спросил: назовем ее Агния? Даша кивнула.

Старушки на скамейке спросили: кто родился? Даша важно ответила:

– Мама родила девочку...

Когда маму с девочкой выписали из больницы, Даше в руки сразу положили письмо: квадратное! На странице, вырванной из тетрадки. И там внизу было подписано: Агния. Даша уже знала в этом слове почти все буквы. Это было послание новорожденной Агнии к сестре: "Даша, я тебя люблю!"

– Ну что ты делала без меня, Даша?
– спросила мама.

– Стеснялась.

Это было что-то новенькое, и мама вопросительно посмотрела на папу. Папа пожал плечами:

– Гости у нас. Приехал друг Василия из Москвы. Мы же всюду знамениты, я не шучу. Василий ездил в столицу и рассказывал о нас.

– Что, например, можно про нас рассказывать?
– удивилась Света.

– Про термосы, как мы их покупали... и все такое. Кореец, Пак. Он шьет здорово, обещает мне брюки сшить из того материала, что ты купила.

Брюки - это хорошо, но Свете сейчас совершенно не до гостя! Миша, как водится, не вник в смысл ее слов, он продолжал: Василий говорит, что Пак приговаривал: только б одним глазом взглянуть на этих Ивановых. Кстати, Пак - это среди корейцев тот же Иванов, а когда он приехал, то оказалось, что у него в самом деле один глаз, но это не заметно под темными очками, ты не бойся, Даша вот привыкла, он всю столицу обшивает моднейшей одеждой, а пол я вымыл, как ты видишь, Света!

Света пошла вымыть руки и увидела под раковиной еще мокрую половую тряпку - она показалась ей странно знакомой. Ба, да это же ее платье с ирисами, единственное нарядное, а муж им пол вымыл!

– Как ты мог? И оно же шелковое, не впитывает влагу...

– А я откуда знал, что это платье. Лежало под раковиной, вот я и...

– Но я им в безумии схваток вытерла ноги... а ты! Если б у меня пять нарядных платьев было, а то одно, и то не запомнил... эх! Кто там? Уже гости? А мне совершенно сейчас не до этого... Я там уговорила одну женщину... молодую... не оставлять сына в роддоме. Ее жених бросил. Я сказала: "Ночью тебя задушу". Она: "Не задушите!" Я: "Женщины, уходим отсюда! Мы не будем с этой фашисткой лежать. Когда я Настю взяла, то она под кроватью плакала, если кто обидит во дворе. Заберется и скулит. Ей в голову не приходило ко мне под мышку нырнуть... Своего сына оставить без матери!" Стала я подушку и одеяло собирать, другие тоже: мол, уходим. И тогда заплакала эта девчонка, ей семнадцать лет: нет у нее пеленок! Но я пообещала собрать все: коляску, пеленки, одеяло, ползунки! И она согласилась кормить мальчика. Но еще кочевряжилась: а покажите мне его! А разверните! А почему у него такой нос? А нос всегда будет курносый? Да, кричу, потому такой, что ты такой ему родила!..

Как развивались события далее, соавторы рисовали за завтраком: Пак снял размеры с Миши, выжидательно глядя на Свету, он серьезно думал, что она после четвертых родов будет еще блистать для него остроумием. Ивановы отдали ему альбом Энгра (немецкий), Дюрера (немецкий), Мира (итальянский) и несколько болгарских открыток Шагала. Ну и, конечно, отрез для брюк. С тех пор прошло десять лет, но ни брюк, ни Пака они никогда более не видели.

Жизнь продолжается

Прежде чем описывать Великое Безразличие, придется описать, чего не было в новой комнате Ивановых, из которой выехала соседка Нина. Но, впрочем, легче перечислить, что в ней было: этюдник, мольберт, кусок загрунтованного холста, кружка с кистями, бутылка растворителя, пельменные доски, на которых Настя писала сразу три картины: семейный портрет с солнцем, натюрморт с черными гладиолусами и автопортрет в виде дикарки. На юге Настя сделала себе ожерелье для пляжа, дикарское: на шее красиво болтались ракушки, разноцветные тряпочки и косичка из обрезков замши, которая торчала вбок, но к месту.

– Цвета, ты блины решила печь? О'кей! А Нисский - хороший художник? Вот в учебнике... Нет? Я и то смотрю: все слова отскакивают от картины, ушли слова, не идет энергия. Нечего сказать и ничего не чувствую. Вся каменею от этой картины, по-нехорошему.

– Да, от картины должно идти струение... Учи английский-то!

– Я была в магазине, написала пол-автопортрета, прогуляла Агнешку!

– И, таким образом, английский выучился сам собой? А кто обещал, что в этом году будет учить язык до тех пор, пока английский текст не покажется родным?

Взрывная жестикуляция Насти показала Свете, что обещать-то она обещала, но... Думаешь вдоль, а живешь поперек, как говорит бабушка с Тобиком. А Свете еще нужно было составить отчет для Инны Константиновны: какие теплые вещи куплены Насте на зиму, какие оздоровительные мероприятия проведены в текущем году - всего восемь пунктов. Поездку на юг можно считать мероприятием или нет? После желтухи у Насти долго была бледнуха и прозрачнуха, как говорил Антон. Дороти в восторге от Настиной внешности: какая она загорелая, ресницы так (пальцы у глаз веером). Но дорого обошлась поездка к бабушке, опять нужно печь, чтобы экономить, а блины на большую семью - это час-два у плиты. Света так устает, а Лев Израилевич в ответ на ее жалобы пишет: это ваше лучшее время! Пусть трудно, но зато вы ощущаете сильнее жизнь, даже в смысле пищи - всего хочется. Свету возмутило такое мнение. Если так рассуждать, то годы, проведенные Настей у матери, - лучшие ее годы, ведь ей все время остро хотелось всего, правда, слух, зрение и обоняние у нее развиты более, чем у других детей, но...

– Мама, пришел Игорь, я выйду на минутку?
– спросил Антон.

– А музыка? Ну, если дело идет о спасении от смерти, то выйди...

– Да, мама, дело идет о жизни и смерти, - сказал сын. Взял две батарейки, моторчик и проволоку - видимо, для спасения жизни именно они понадобились.

Соня счастливо мыла пол, сообщая матери: красоты вокруг столько! Налила в синее пластмассовое ведро воды, а вода колышется, такая игра бликов, круги и полукруги, светомузыка.

– Мама, скоро блины?
– пришла на кухню Даша.
– А почему мы не пользуемся туалетной бумагой, которая в диване лежит? Полный диван там!

– Это обои, доченька, для Настиной комнаты. Сколько всего нужно!

– А я думала... ты опять любуешься. Помнишь, папа купил, а ты любовалась, потому что папа впервые сам что-то купил для дома.

– Настя, почитай десять минут Даше, я пеку, пеку, все мешают!

– Мама, я хочу опять "Лев и собачку"!

– Цвета, а почему Лев не полюбил другую собачку-то? Я бы полюбила, и все.
– Настя подумала секунду и вкрадчиво сказала: - Даш, я тебе "Алису" почитаю - там часы, такие... которые дни показывают. Уже японцы изобрели такие, да!