Романсеро

Монахи тихо молились.

КАРЛ I

В хижине угольщика король

Сидит один, озабочен.

Сидит он, качает дитя, и поет,

И слушает шорохи ночи.

"Баюшки-бай, в соломе шуршит,

Блеет овца в сарае.

Я вижу знак у тебя на лбу,

И смех твой меня пугает,

Баюшки-бай, а кошки нет.

На лбу твоем знак зловещий.

Как вырастешь ты, возьмешь топор,-

Дубы в лесу затрепещут.

Был прежде угольщик благочестив,-

Теперь все стало иначе:

Не верят в, бога дети его,

А в короля тем па,че,

Кошки нет -- раздолье мышам.

Жить осталось немного,-

Баюшки-бай, -- обоим нам:

И мне, королю, и богу.

Мой дух слабеет с каждым днем,

Гнетет меня дума злая.

Баюшки-бай. Моим палачом

Ты будешь, я это знаю.

Твоя колыбельная -- мне Упокой.

Кудри седые срезав,

У меня на затылке,-- баюшки-бай,-

Слышу, звенит железо.

Баюшки-бай, а кошки нет.

Царство добудешь, крошка,

И голову мне снесешь долой.

Угомонилась кошка.

Что-то заблеяли овцы опять.

Шорох в соломе все ближе.

Кошки нет -- мышам благодать.

Спи, мой палачик, спи же",

МАРИЯ-АНТУАНЕТТА

Как весело окна дворца Тюильри

Играют с солнечным светом!

Но призраки ночи и в утренний час

Скользят по дворцовым паркетам.

В разубранном павильоне de Flor'

Мария-Антуанетта

Торжественно совершает обряд

Утреннего туалета.

Придворные дамы стоят вокруг,

Смущенья не обнаружив.

На них -- брильянты и жемчуга

Среди атласа и кружев.

Их талии узки, фижмы пышны,

А в ножках -- кокетства сколько!

Шуршат волнующие шелка.

Голов не хватает только!

Да, все -- без голов!.. Королева сама,

При всем своем царственном лоске,

Стоит перед зеркалом без головы

И, стало быть, без прически.

Она, что носила с башню шиньон

И титул которой так громок,

Самой Марии-Терезии дочь,

Германских монархов потомок,-

Теперь без завивки, без головы

Должна -- нет участи хуже!
–

Стоять среди фрейлин незавитых

И безголовых к тому же!

Вот -- революции горький плод!

Фатальнейшая доктрина!

Во всем виноваты Жан-Жак Руссо,

Вольтер и гильотина!

Но удивительно, странная вещь:

Бедняжки -- даю вам слово!
–

Не видят, как они мертвы

И до чего безголовы.

Все та же отжившая дребедень!

Здесь все, как во время оно:

Смотрите, как смешны и страшны

Безглавые их поклоны.

Несет с приседаньями дама d'atour1

Сорочку монаршей особе.

Вторая дама сорочку берет,

И приседают обе.

И третья с четвертой, и эта, и та

Знай приседают без лени

И госпоже надевают чулки,

Падая на колени.

Присела пятая -- подает

Ей пояс. А шестая

С нижнею юбкой подходит к ней,

Кланяясь и приседая.

С веером гофмейстерина стоит,

Командуя всем парадом,

И, за отсутствием головы,

Она улыбается задом.

Порой любопытное солнце в окно

Посмотрит на все это чудо,

Но, старые призраки увидав,

Спешит убраться отсюда!

– ----------------

1 Камеристка (фр.).

ПОМАРЭ

Бог любви ликует в сердце,

И в груди гремят фанфары:

Венценосице виват!

Слава царственной Помарэ!

Эта родом не с Таити

(Ту муштруют миссионеры),

У Помарэ дикий нрав,

И повадки, и манеры.

К верноподданным выходит

Раз в четыре дня, и только,

Чтоб плясать в саду Мабиль,

И канкан сменяет полька.

Рассыпает величаво

Милость вправо, благость влево,

Вся -- от бедер до ступней -

В каждом дюйме -- королева!

Бог любви ликует в сердце,

И в груди гремят фанфары:

Венценосице виват!

Слава царственной Помарэ!

II

Танцует. Как она стройна!

Как изгибается она!

Прыжок, еще прыжок... о боже!

Готова вырваться из кожи.

Танцует. Руки вдруг сплела

И закружилась, как юла,

И замерла, как дух бескрылый...

О господи, пошли мне силы

Танцует. Смолкло все кругом...

Так перед: Иродом-царем

Плясала дочь Иродиады,

И мы напрасно ждем пощады.

Танцует. Гнется до земли.

Что сделать мне? Скажи! Вели!

Казнить Крестителя! Скорее!

И голову дать Саломее!

III

Та, что ела черствый хлеб

По велению судеб,

Ныне, позабыв задворки,

Едет гордо на четверке.

Под баюканье колес

Мнет в подушках шелк волос,

Над толпой в окно смеется,

Что толпа пешком плетется.

О судьбе твоей скорбя,

Я вздыхаю про себя:

Ах, на этой колеснице

Ты доедешь до больницы,

Где по божьему суду

Смерть прервет твою беду,

Где анатом с грязной дланью,

Безобразный, с жаждой знанья,

Тело сладостное вмиг

Искромсает, как мясник.

Эти кони также скоро

Станут жертвой живодера.

IV

Смерть с тобой поторопилась

И на этот раз права,-

Слава богу, все свершилось,

Слава богу, ты мертва!

В той мансарде, где уныло

Мать влачила дни свои,

Вся в слезах она закрыла

Очи синие твои.

Саван сшила, сбереженья

За могилу отдала,

Но, по правде, погребенье

Пышным сделать не смогла.

Тяжкий колокол не плакал,

Не читал молитвы поп,