Романтики с Хай Вея
Шрифт:
Странный список попался им на глаза. Фамилии знакомых. Знакомых, родственников, родных… из того времени, когда все любили горы и походы. И песни под гитару у костра. Романтики… с большой дороги. Напутали там всё к чертям, поди, разберись, наваляли, а теперь потомкам – разгребай? Столько лет прошло… это надо было сообразить! Удружила мадам Ольшанская. И товарищ Кормилкин-старший тоже помог своим присутствием. Саша, кстати, толком не знал, кем был отец. Мать всегда говорила, что он – химик. Отец не возражал против такой специализации, но больше вообще отмалчивался. Словно работал не на химическом комбинате (как считалось в семье), а на каком-то секретном объекте. Нет, конечно, никакого секретного объекта в природе не существовало. И умер Сашин отец при вполне объяснимых
Такого морального удовлетворения Саша не испытывал уже очень долго. Это было так хорошо, что он купил лишний кусок колбасы. Отметить счастье. Так что мир и впрямь тесен. И даже очень.
Первым делом Саша позвонил маме. И потому, что уже неделю этого не делал, и потому, что не давал покоя проклятый список.
– Саш, ты бы приехал, – с места в карьер начала мама. Не смотря на свои годы, она была весьма бойкая женщина, – я соскучилась.
– Мам, у меня работы по горло, – виновато ответил Саша. – Вот разгребу хоть немного, и сразу.
– Я это слышу каждый раз, когда ты звонишь. Саш, это не дело. А вдруг со мной что-то случиться, а ты и не узнаешь?
– Мама, ну не надо. Ну не такой я плохой сын, чтобы ты так…
– Я и не говорила, что ты плохой. Ты не плохой, а просто-напросто ленивый. И ещё. Саша, ты жениться собираешься…
– Я сейчас повешу трубку! – взорвался Саша. – Перестань, ради всего святого! Когда соберусь – скажу тебе первой.
– Ловлю на слове, – ответила мать.
– Мам, я по делу. Постарайся вспомнить, отец тебе не говорил, над чем или где он работал с шестьдесят пятого по семидесятый годы?
– Зачем это тебе надо? – удивилась она. – Историю семьи решил написать?
– Нет, кое-что интересное узнал. Например то, что отец был как-то связан с родной тёткой Стаса, Ольшанской. Что он с ней работал вместе.
– Откуда ты это узнал? – голос у матери почти не изменился, однако в нём появилось нечто новое. Настороженность. Удивление. Даже страх. Чужой человек этого бы не понял.
– Мой друг нашёл в архиве список фамилий каких-то людей. В нём – папина фамилия, а потом эта самая Ольшанская. Стас сказал, что это – его тётка.
– Так… какая же гадина это
сделала? – тихо спросила мать.– Мам, ты о чём? – опешил Саша. Он никогда не слышал в голосе матери такой ненависти. И горя.
– О том самом. Обещали, что всё это быльём порастёт, что все про это забудут. Что никаких документов не сохраниться.
– Так это и не документ. Просто список, написанный от руки. И ничего боле. Человек явно для себя писал.
– Какой человек? – строго спросила мать.
– Да он умер ещё в восемьдесят шестом году, – успокоил Саша маму. Однако она не спешила успокаиваться и снова спросила.
– Кто он? Как его фамилия?
– Воронцов, – честно ответил Саша.
– Нет, такого я не знаю. Вот если бы Викторов…
– Этот Викторов сам в списке, – ответил Саша. – Рем какой-то там. Написано, что он умер. И галочка стоит. Мам, ты не волнуйся. Я же просто так спросил. Почему… ты что, плачешь, мам?…
– Извини, Сашенька. Я просто понадеялась, что ошиблась. Лет-то уж много прошло… Эта Ольшанская… Дарья… Твой отец ведь хотел на ней жениться, а не на мне. Понимаешь? Старое бередить – всегда больно.
– А почему?… – начал Саша, и тут же осёкся. Нетактично…
– Да потому, что она погибла, Даша… Саш, какие там ещё фамилии?
Саша назвал. Мать несколько долгих секунд молчала, вспоминая, а потом сказала:
– Точно, они. Это в каком же году написано?
– В шестьдесят седьмом.
– Да они, покойнички. Причём все до единого.
– Как – покойники?! – опешил Саша.
– А так, сынок. Все эти люди в том же самом году и погибли. В шестьдесят седьмом. А в следующем мы с твоим папой поженились. А ещё через год родился ты…
– Мам, погоди про меня, хорошо? Скажи… как это – погибли? Что – все сразу?
– Да почти. К середине ноября в живых, по-моему, только твой папа и остался. Мы просто вовремя уехали оттуда. Словно Бог нас вёл, не иначе. Мы же где жили до восьмидесятого года?
– В Пушкино, – сказал Саша. – А что?
– А то, что папы твоего тоже бы не было, если бы мы с ним тогда остались. Да и его Бог покарал потом, сам знаешь. Всё за те грехи, за прошлые.
– Это ты про что?
– А про то, что делом, которое Богу не угодно, не надо заниматься. Вот про что. Сашенька, милый мой, ты про этот список постарайся забыть, ладно? Хотя бы ради меня. Просто не трогай эту дрянь, хорошо?
– Мам, ты со мной как с ребёнком – не тронь то, не бери это. Что за дело такое, скажи на милость? Наука?
– Наука… плохая это была наука, Саша. Я, слава Богу, так и не узнала, что там было.
– Папа тебе не говорил?
– Нет, конечно. Я бы и не попросила никогда. Он это понимал. Он хороший человек был, Сашенька, только сильно запутавшийся. Понимаешь?
– Не очень, – признался Саша.
– Он не мог понять, с какой стороны добро, а с какой – зло. Так и умер, не поняв этого.
– Мама, там в этом списке есть одна фамилия – Айзенштат. И не указано, что его уволили. Только год зачисления. Ты его помнишь?
– Володю-то? Помню. А как же, – мать вздохнула. – Еврей, а на еврея не похож совсем. Вот Валя Фридман – просто жидёнок чистой воды был, а этот совсем русский. Только фамилия. Шутили ещё, что Фридмана бьют по морде, а Айзенштата – по фамилии. Хорошие были ребята…
– Мам, я не про то совсем. Ты скажи, этот Айзенштат… он-то куда делся?
– Понятия не имею, – ответила мама. Разговор ей явно поднадоел. Поэтому Саша спросил, предчувствуя скорую перемену темы:
– Мам, а где они все работали? Ну, отец и все остальные?
– Я там не была никогда, но знаю, что находился институт где-то в Очаково. И что они ещё от станции на автобусе минут двадцать ехали. Вот вы, молодёжь, ещё жалуетесь, что вам работать тяжело. А им каково было? На метро, потом на электричке, а потом ещё на автобусе? Отец, между прочим, каждый день катался. По два часа с половиной. Вставал в пять, к восьми как раз приезжал. Вот так люди-то жили. А вы прямо переработали все…
– Вот такие мы плохие. Мам, я к тебе приеду на выходные, хорошо? И потом, надо же тебе когда-то добраться до окулиста? Я нашёл платного, очень хорошего…