Романтики с Хай Вея

– Это что-то вам покоя не даёт, – подытожил Саша. – Игорь Юрьевич, дорогой, раз вы у нас следователь – вы созвонитесь с архивами. А я кину несколько писем свои фидошникам, авось кто из них что знает. Земля слухами полнится.

– Это точно. И ещё. Саша, созвонись со Стасом, спроси, кто ещё, кроме него, помнит тётку. Поговорить бы, сам понимаешь…

– Спрошу. Игорь Юрьевич, а ведь мы с вами видели фамилии только части тех, кто там работал. Допустим, эти погибли. А остальные? Там же, как минимум, было человек триста. А то и больше. И что – все они?… Не может быть.

– Может. Только спросить не у кого. Вот было бы хорошо. Раз – и готово!… Но вот только не бывает такого везения в нашей работе, увы и ах. Я съезжу в ЗИЦ, посмотрю, что там сохранилось.

– А что такое есть ЗИЦ? – поинтересовался Саша.

– Зональный Информационный Центр, – объяснил Игорь Юрьевич. – Вообще-то это всё предприятие – гиблое дело. Срок давности по убийствам – десять лет, а тут прошло больше тридцати. Да и погибнуть они все могли в разных местах. Так что в одном месте все дела никак не могут быть сконцентрированы. Понятно объясняю?

– Понятно, – грустно сказал Саша. – Жаль.

– Кстати, я тут подумал ещё вот что… – Игорь Юрьевич тяжело вздохнул. – Придётся ещё и в ИЦ тоже ехать, ведь Очаково – это область. Как там этот дед сказал – кого-то зарезали?

– Был такой момент, – ответил Саша.

– А если зарезали не в Москве? Это же запрашивать область придётся, не иначе. Так-то вот, Сашенька. А, ладно! Прорвёмся.

– Игорь Юрьевич, вы погодите ехать в эти ваши центры, вы послушайте, что я скажу. Старик говорил о тех событиях, которые происходили преимущественно в непосредственной близости от места его проживания, верно? Откуда ему знать про убийства или несчастные случаи, которые он не видел, или о которых не говорили в этом самом Очаково? Так?

– А верно. Тогда в газетах про такие дела почти не писали, только про всякое светлое будущее – и только. Можно попробовать начать с отделения милиции в самом Очаково, авось, что и получится…

– Вы, как я погляжу, хотите действовать, и чем скорее, тем лучше, – усмехнулся Саша. – Ой, и врежут нам женщины, чует моё сердце…

– Устроим выгул дам по приезде. С шашлыком и купанием. В Царицыно. Они простят, – с достоинством ответил Игорь Юрьевич. – Должны же они, в конце-то концов, понимать, что в каждом мужчине ещё с древних времён жив охотник…

– …и преследователь, – подытожил Саша. – Я уже и сам не рад, что мы решили этим заняться. Я словно вижу за этими фамилиями что-то…

– Что-то – что? – не понял следователь.

– Что-то большое. Огромное. Словно мы очутились в тёмной комнате вместе со слоном, и стали его исследовать на ощупь… а начали с хвоста. Примерно так. Я понимаю, это немного расплывчато, но…

– Нет, это вполне доступно, – успокоил его следователь. – Я это ощутил гораздо раньше. Вот только такая интересная аналогия – слон в комнате – мне в голову не пришла. Как-то мне тревожно от всего этого. Беспокойно, что ли… Саш, ты кинь письма своим друзьям, не забудь. Может, что и выясним.

– Хорошо. Я, конечно, ничего не обещаю, но попробую. Ладно, тогда давайте займёмся каждый своим делом, а то…

– А то что?

– А то я есть хочу. Я же только-только пришёл.

– И это ты называешь – «заниматься своим делом»? – съязвил следователь.

– Подчеркну – любимым, – парировал Саша. – Всего хорошего, Игорь Юрьевич.

– Всего…

* * *

Они созвонились через день, оба порядком разочарованные. Сашины друзья по Фидо не имели понятия о том, что его интересовало, но пообещали что-нибудь узнать при случае, буде такой представится. Саша попросил не передавать информацию по цепочке дальше, как это нередко происходило – он внезапно подумал, что это лишнее. Зачем тревожить людей понапрасну? Стас свёл его со своей матерью, сестрой покойной Дарьи Ольшанской, но та, кроме охов и вздохов, ничего толком сначала не смогла рассказать, лишь потом разговорилась. Да, её сестра Дашенька (причём сестра младшая, пять лет разницы) закончила биологическое отделение МГУ, потом поступила на работу в «почтовый ящик», там стала увлекаться туризмом, ходить в какие-то походы в горы, где и погибла. Как выяснилось, даже тела её не нашли – просто ушла в туман и не вернулась. А поиски ничего не дали. Вот и всё. О том, чем занимался злополучный институт, Стасова мама не имела никакого понятия. Сама она всю жизнь проработала бухгалтером, вырастила двоих детей и о научной карьере ни в жизни не помышляла. Она, кстати, была ребёнком от первого брака, а Дарья Ольшанская – от второго. Не смотря на разницу в возрасте сёстры друг друга любили, и когда Даша погибла, Ирина Алексеевна, Стасова мама, по её словам, очень переживала. И переживает сейчас, через тридцать с лишним лет после трагедии.

Саше показали фотографию Дарьи Ольшанской, и он понял, почему, собственно, его родной отец чуть было не предпочёл эту девушку его родной матери. Красавицей Дарья не была, но было в её лице нечто такое, что заставляло смотреть пристально – какая-то завораживающая внутренняя сила, одержимость, которая приковывала взор. Симпатичная девушка, шатенка, не полная и не худенькая, задорная, озорная… и зачарованная чем-то неведомым.

– Это за год до смерти, – сказала Ирина Алексеевна. – В поход они собирались, дома фотографировались… Как магнитом их в эти горы тянуло, отец говорил тогда – не ходи, добром это не кончится. И прав оказался… Так и вышло.

– А есть у вас ещё фотографии? – спросил Саша с надеждой. – Может, кто из их института снимался с ней, а у вас сохранились снимки?

– Я посмотрю, погоди минутку… – Ирина Алексеевна листала фотоальбом. Старый, синий, с завязочками. – А, вот… Это она с твоим папой и с Володей Айзенштатом. Он, как говорили, был в Дашу сильно влюблён, этот Володя. Но сама я его никогда не видела, он к нам не приходил.

– А откуда вы знаете, кто это? – спросил Саша.

– Так вот же, написано…

«Памир, 1965год. На память Дашуньчику от Володи и Вити»

– Понятно… а ещё есть? Вы простите, что я прошу, но… очень надо.

– Сашенька, а что там такое-то случилось? – спросила Ирина Алексеевна.

– Да пока, вроде, ничего, – пожал плечами Саша. – Кое-что нашли про этот институт, решили разузнать. Ведь, получается, Дарья не одна погибла. Выходит, что там погибло гораздо больше народу, почти все, кто там работал…

– Разве так бывает? – подумала вслух Ирина Алексеевна. – Странно это.

– Было бы не странно, я бы и не спросил. Да и вообще… Я тут подумал, что по отношению к отцу это было бы справедливо… хотя бы узнать, как он жил, где работал, что делал. А то мы живём – и ничего вокруг себя не видим, понимаете? – спросил Саша. В те минуты он заставил себя поверить, что говорит правду. И Ирина Алексеевна поверила ему.

– Это правильно, Сашенька, – покивала она. – Верно. Только больно редко сейчас у нас дети думают о том, что с их родителями было когда-то. Вот Стас совсем не задумывается, как мне кажется…

– Да нет, что вы, – заверил Саша, немного покриви душой. – Стас первый предложил этим всем заняться, между прочим. Так, поначалу просто сидели, вспоминали родственников…

– Тогда молодец. Похвалю потом, что тётку вспомнил. Ты не поверишь, Саша, как быстро жизнь летит! Мне временами кажется, что вот только-только мы были молодые, что только-только школу закончили, куда-то там поступать собирались… потом вдруг – раз! И дети у всех… а чужие дети быстро растут, знаешь ли… раз! И уже эти дети школы позаканчивали. Я же не чувствую, что мне шестьдесят, Сашенька. Что в шестнадцать, что сейчас… вот только время остаётся всё меньше и меньше…

– Да ну что вы, ей Богу!… – возмутился Саша. – И не думайте даже, что вы говорите такое! Вы ещё молодая и привлекательная женщина, Ирина Алексеевна, и грех вам говорить такие глупости.

– Может, ты и прав, Саша. Дай Бог.

– Да не «Дай Бог», а серьёзно. Ваш отец сколько прожил?

– Восемьдесят девять.

– А мать?

– Девяносто один.

– И что вы говорите после этого? Что время остаётся всё меньше? Да вы ещё всех нас переживёте, – заверил Саша. Он ещё не подозревал того, что в этот момент был самым настоящим пророком – Стасова мать прожила девяносто три года – не рекорд для этой семьи, но очень солидно, что говорить. Если бы он узнал – то, вероятно, возгордился бы. Но…