Ромашковый венок. Рассказы

Я сидел молча. Героический рассказ Чортяки меня смутил, но бабушкина правда расстроила совсем. Резко засвербело в носу, я всхлипнул, дёрнул головой. Слёзы, мелкими каплями, разлетелись во все стороны, забрызгав скатерть. Бабушка ойкнула, бросила стряпню, и долго стояла потом надо мной, гладила по голове, прижимая её к своей груди и изредка целуя в макушку. На речку я больше не ходил, и Чортяку не видел.

Через месяц мы с отцом отправились на Дальний Восток. Бабушка простилась со мной, завещав мне приехать, похоронить её. Через четыре года так и случилось. Отец негодовал, но я пересёк с Востока на Запад огромную нашу страну, чтобы проводить бабушку в последний путь, хоть и дожидалась она меня в леднике почти целую неделю.

Разбирая после похорон документы, я нашел старую фотокарточку. На ней совсем юная бабушка стояла в обнимку с красивой молодой девушкой. На обороте, крупным, ровным школьным почерком было выведено: «Любимой сестре от Олеси, на добрую память».

Медвежье Золото

Давно ожидаемая в университете лекция была в разгаре. Лектор, маленький, импозантного вида старичок, с редкой светло-русой бородой, завладел вниманием аудитории безраздельно. ''Легенда, легенда, легенда!,– шептались студенты между собой,– настоящая легенда!''. Они набились в лекторий под завязку, и внимали словам академика с неподдельным, слегка даже театральным благоговением. Ужасно хриплый, видимо, от долгих странствий и дорожных лишений, голос их кумира никого не раздражал, напротив даже, придавал образу лектора суровое мужское обаяние.

Фёдор Иванович был избран академиком недавно, но не кичился этим званием нисколько.

Путешествуя с научными экспедициями по всем континентам, целуя вершины заснеженных гор, продираясь сквозь сельву и задыхаясь в песчаных бурях, он считал себя учёным практическим, настоящим, не кабинетным. Страдая ли от малярии, трясясь ли в старом джипе по бездорожью саванны, он безоговорочно верил, что приближает триумф человека над природой. Так продолжались долгие годы беззаветного служения науке и географическому обществу. Коллеги Фёдора Ивановича почти что боготворили, ведь ему всегда удавалось находить финансирование, даже для самых дорогих экспедиций. Впрочем, светиле науки многие денежные тузы, очевидно, шли навстречу. Так или иначе, всё это было в прошлом, и сейчас Федор Иванович стоял за кафедрой в пиджаке и дорогом шёлковом галстуке, безупречных брюках с идеальными стрелками, в начищенных до блеска штиблетах. Заслуженный триумф блестящей карьеры, только и всего.

Иногда ему снились голубые лагуны Индийского океана, иногда – пыльные приволжские степи. Он был влюблен в планету Земля трепетно и застенчиво, с подростковой страстью первооткрывателя. Всё ему было мило: и бразильские фавеллы с земляными полами, и каменный мешок Нью-Йорка. Одно лишь место на Земле внушало ему отвращение – глухой лес в Тверской области, оплот дикой нетронутой природы, с высоченными, медленно раскачивающимися деревьями, густым, в паутине, ельником, огромными вонючими болотами, кабанами, волками и резко вскрикивающими в пугающей полутьме птицами.

Юный учёный оказался там в ходе преддипломной практики. Его научный руководитель, маститый учёный, придумал для своих студентов необычное задание: как будущие географы, они должны были высадиться в неизвестной местности, впятером, и, применяя на практике полученные знания, совершить настоящую экспедицию. Место для смелого эксперимента было выбрано не случайно. Недалеко, у Селигерских озёр, у преподавателя Фёдора была дача, и предполагалось, что конечным пунктом этого лесного похода станет именно она, с последующим банкетом на свежем воздухе. Планы экспедиции постоянно корректировались, сроки смещались, выезд, наконец, был назначен на сентябрь.

Долго не могли определиться, каким образом попасть прямо в самую чащу, в эпицентр лесной жизни, так сказать. Решение пришло гениальное – недалеко от дачи профессора находилась вертолётная база, начальник же её водил с учёным знакомство. Не сразу, но после поездки на шашлыки, с баней и коньячком, согласие командира летного отряда было получено. Договорились, что управление вертолётом возьмет на себя он сам, найдёт по военным картам полянку, где можно без помех приземлиться, и доставит юных учёных прямо в сердце леса.

Предстоящее приключение будоражило горячие сердца юношей. Все ждали его с нетерпением, не пренебрегая, впрочем, тщательной подготовкой. Научный руководитель хитро щурился, встречая будущих бесстрашных исследователей в стенах университета. Иногда подшучивал, вспоминая свои экспедиции к Полярному кругу, смиренно замечая, что все они, конечно, меркнут перед опасностями грядущего предприятия.

Кроме Фёдора в группу входили: высокий вихрастый белорус Сергей, с чуть конопатым и всегда добрым лицом; горбоносый еврей Семён, щуплый, с необычно длинными руками, уже начавший лысеть; парень откуда-то с Урала, тихий, молчаливый Иван; наконец Толик, друг Фёдора, коренной, как и он, москвич, смешливый, сметливый, немного высокомерный. Мальчики не то чтобы дружили, но часто общались и были, в целом, друг другу приятны, что немаловажно в походах. Что до Федора с Толиком, так те даже жили по соседству, ходили в одну школу, где сблизились, и решили поступать на географический, в университет, вместе.