Россини
Шрифт:
Напрасное ехидство. Россини нисколько не боится показываться на людях. Он даже гуляет по Милану пешком. А лысину скрывает искусный парик. Однако в ложе вместо маэстро все видят синьору Изабеллу Кольбран-Россини, и она вызывает всеобщее любопытство.
— Хорошо сохранилась.
— Не постарела. Всего на семь лет старше мужа.
— А ему сколько?
— Тридцать семь с небольшим. Говорят, они все время ссорятся. Часто бывают скандалы.
— В самом деле?
— Она ужасная мотовка, а он очень жадный. Она все спускает в карты…
— Но она же очень богата!
— Она все переписала на имя мужа.
— Неосмотрительно!
— А теперь он не дает ей денег. В Париже она вынуждена была давать уроки пения, чтобы заработать несколько франков.
— Но это неправда! Ее муж очень добрый человек!
Россини
— Маэстро, ваши триумфы… Ваша слава… Весь мир у ваших ног… Я ваш скромный, но восторженный почитатель…
— Оставим комплименты, молодой человек. Я привык к ним и знаю им цену.
— Но я… Еще в консерватории… Представляете, Дзингарелли запрещал нам изучать вашу музыку.
— Знаю, знаю. И вы пели ее у себя в спальне.
— И слушали в Сан-Карло, куда бегали под предлогом, будто идем навещать родственников… И аплодировали.
— Знаю, знаю. Аплодировали, как сегодня вашему «Пирату».
— О, гораздо больше. Мы аплодировали гораздо больше.
— Молодой человек, я хотел сказать вам вот что. Вы написали прекрасную оперу. В ней видна еще юношеская неопытность. Но дай вам бог, чтобы у вас всегда был только этот недостаток! Вы начинаете тем, чем многие другие заканчивают.
Когда маэстро приезжает наконец в Болонью, в начале сентября, его встречают как короля. Но он сразу же укрывается в Кастеназо, на вилле жены.
— Я буду жить как Цинциннат [77] , — говорит маэстро.
77
Цинциннат — римский патриций, консул, диктатор. Согласно преданию был образцом скромности, доблести и верности гражданскому долгу.
— Будешь писать еще одну оперу? — спрашивает наивный Вивацца.
— Нет, нет. Я хочу сказать, что займусь теперь сельским хозяйством.
— Но вы же гораздо больше заработаете денег своими операми.
— Да, но я хочу жить спокойно.
И он клянется, что больше и слышать не желает о театре и музыке. Надолго. Но, естественно, в том же сентябре и в октябре соглашается дирижировать в театре Коммунале весь оперный сезон, репертуар которого составлен в основном из его опер — «Отелло», «Семирамида» и «Танкред». Главную партию в них исполняет изумительная певица — Джудитта Паста. Однако после спектаклей маэстро каждый раз уезжает в Кастеназо. Но в октябре уже холодно, и Россини с женой перебираются в Болонью, в палаццо, который он купил еще шесть лет назад и переделал на свой вкус, потому что ему доставляло удовольствие изменять обстановку, убранство и архитектуру дома.
Теперь он полностью отдается светской жизни: приемы, на которые его приглашают едва ли не каждый день, приемы, которые в оставшиеся дни он устраивает друзьям у себя, музыкальные вечера, на которых выступают лучшие певцы и музыканты, приезжающие в Болонью, и на которых «сам кавалер Россини», сообщают газеты, и «его прекрасная супруга» исполняют дуэты, вызывая бурные аплодисменты. Жизнь его спокойная и удобная. Отдых и музицирование в равной мере заполняют ее. Маэстро поднимается в полдень, как приучила его парижская театральная богема, и ложится в полночь. С полудня до полуночи — обеды, приемы, концерты, ужины. Главным образом, обеды и ужины. Россини еще раз убеждается, что Болонью не случайно называют «жирной».
Ну а искусство? Театр? А обязанность писать по контракту новые опусы для Оперы? В марте 1830 года приезжает в Болонью один из двух директоров Итальянской оперы — синьор Робер. Он совершил длительное путешествие, чтобы поговорить о театральных делах.
— Вы приехали сюда по делам? — спрашивает Россини.
— Да, потому что мы с Северини — официальные директора Итальянского театра, но нами руководите вы — его фактический директор.
— Прекрасно, вы приехали в очень удачный момент.
— Значит, у вас уже готова опера?
— Нет еще. Но я знаю, что вы хороший
певец, и это как нельзя кстати. Мне нужен дон Джеронио для «Турка в Италии», которого я сократил до одного акта, и вы будете петь его в прелестном домашнем театре моего друга графа Сампьери.— Но я приехал сюда не для того, чтобы петь!
— Дорогой синьор Робер, как часто нам приходится в жизни делать совсем не то, что мы хотим! Представляете, вот я, к примеру, стал писать оперы, хотя для меня самое идеальное — вообще ничего не делать.
Но как же так? Неужели он и в самом деле не занимается тем, что предусмотрено по контракту с Парижем? Нет, он думает над этим, думает! Летом 1830 года, укрывшись в тишине виллы Кастеназо, он пишет Люберу письмо с просьбой прислать либретто для второй оперы, которую он должен представить театру. Потом, рассерженный равнодушием Любера, обращается к министру де Ла Рошфуко, настаивая, чтобы ему доставили либретто, которое он «ожидает уже девять месяцев». Либретто, которое он ожидает, — «Фауст». Он хочет положить на музыку поэму Гёте. Он в восторге от нее, он сам составил план либретто и отправил его в Париж, чтобы там сочинили стихи.
— Я очень хочу поскорее начать работу, — повторяет он, — «Фауст» увлекает меня. В нем, на мой взгляд, слишком много всякого колдовства и сверхъестественного, но я постарался избавиться от всего, что в музыкальном произведении может породить длинноты и провалы, и сохранил основную сюжетную линию. Но почему так медлят, почему не присылают либретто? Хотят, чтобы я сам приехал в Париж ссориться с ними?
Отправиться ссориться в Париж он вынужден совсем по другому, весьма напугавшему его поводу. Французская революция в июле 1830 года свергла короля Карла X, с которым он подписал контракт. У нового монарха Луи Филиппа послужной список куда скромнее. Руководство оперой переходит в ведение министерства внутренних дел. Вот неожиданность! А как же его пожизненный оклад? А гонорар за новые оперы? В середине сентября, едва только Россини показалось, что в Париже больше не стреляют из пушек, он покидает Болонью, оставив жену в Кастеназо. Он рассчитывает пробыть в Париже всего несколько недель. Но остается там на пять лет.
Первое время он живет на вилле банкира Агуадо в Пти-буре. Потом перебирается к маэстро Северини, одному из директоров Итальянского театра. Вдвоем они занимают несколько комнат в служебном помещении театра под самой крышей. Здесь неуютно, не очень красиво, низкие потолки, мало удобств да и подниматься высоко, зато не нужно платить. И певцы всегда рядом.
Он снова становится кумиром Парижа, снова закручивается в вихре светской и музыкальной жизни — приемы, вечера, концерты, князья, министры, послы, которые постоянно навещают его, певцы, которые никогда не расстаются с ним, причем самые выдающиеся, — Паста, Мария Малибран [78] Гризи [79] , Рубини, Тамбурини [80] , Лаблаш [81] … Нет, правда, Изабеллы Кольбран, чтобы принимать гостей. Однако он находит ей временных заместительниц. Приемы, концерты и вечера следуют один за другим.
78
Малибран, Мария Фелисита (1808–1836) — французская певица, колоратурное меццо-сопрано, сестра певицы Полины Виардо-Гарсиа.
79
Гризи, Джулия (1811–1869) — итальянская певица, сопрано, одна из крупнейших представительниц бельканто в XIX веке. Для нее Доницетти написал партию Норины в оцере «Дон Паскуале».
80
Тамбурини, Антонио (1800–1876) — итальянский певец, драматический баритон, один из выдающихся певцов XIX века, обладал голосом красивого, мягкого тембра, феноменальной вокальной техникой, большой сценической выразительностью.
81
Лаблаш, Луиджи (1794–1858) — выдающийся певец, бас, обладал сильным голосом яркого тембра, большого диапазона, гениальный актер.