Россия 2020. Голгофа

— Смирно!

Когда-то давно здесь шли бои. Жестокие, кровавые бои. Удмуртия — одна из тех немногих местностей в огромной России, которая не легла под большевиков, не подчинилась. Городской совет, конечно же, избрали, как без этого, но там большинство или эсеры, или беспартийные, или и вовсе заводские мастера. Жили-то у заводов, одновременно и на заводе работали, и огород держали. Хорошо жили! И большевикам ничего отдавать не собирались. Как белые двинулись — ижевцы поднялись, так турнули большевиков, что только пыль столбом! Главного большевика убили. Потом дрались с целыми большевистскими дивизиями, полки из ижевских и воткинских рабочих — мастеровых — были лучшими частями у Колчака. Многие полегли, но те, кто эвакуировался в Сан-Франциско, говорят, даже есть какое-то ижевское общество. В Советском Союзе тоже была история… Когда Ижевск переименовали в Устинов в честь умершего министра обороны Устинова, который в войну, считай, жил в Ижевске, весь город поднялся против. Политбюро, Генсека, министерства письмами завалили. Два года прошло, и отменили переименование. Такой вот уральско-ижевский характер. И сейчас не стерпели — когда пришедшие к власти в Москве предатели начали кроить-перекраивать страну, готовить ее к разделу по рецептам из Лондона и Вашингтона, мол, единая и неделимая Россия — это плевок в лицо всего цивилизованного мира [43] . Когда присоединили к Татарстану, готовя будущую волжско-булгарскую федерацию, — не стерпели, поднялись, вышибли всю тварь. А когда пришла пора в Москве с «демократическим правительством разбираться», поехали и туда разбираться…

43

Кто-то, наверное, подумает, что автор — немного спятивший пропагандист, еще и деньги получивший от «Единой России» или кого-то там, гэбни, в общем. Но проблема сепаратизма существует, причем со временем она приобретает все более опасные формы. Я могу понять татарина, который хочет отложиться от России, понять, но не простить и не перестать ненавидеть. А как понять русского, москвича, который спокойно заявляет, что да, империя полностью сгнила, надо разделиться на несколько частей, чтобы мир нас не боялся и чтобы нас приняли в Европу. Вот это как понять и как оправдать? Кто воспитывал этого урода? И что с ним делать?

Так что Удмуртия только по виду маленькая. Со своими законами — что либеральными, что ваххабитскими — лучше сюда не соваться. Целее будешь.

— Вольно! Слушай боевой приказ, товарищи.

Как-то разом вернулось это слово «товарищи». Хоть и в коммунизм мало кто верил, а пойди поверь после тех коммунистов, которые тридцать, почитай, лет изгалялись, а все равно товарищи. Господа… да какие к черту господа. Не то что рожей не вышли… просто время не то. Это раньше строем, со всеми орденами да на чапаевские пулеметы. А сейчас… не война это, а драка кость в кость, осатанелое мочилово. Они в Аллаха верят и глотки режут, а мы… а мы ни во что не верим, кроме того, что это — наша земля, она и будет нашей, а Аллаха нам и в… не сдался. Но тоже убиваем. И умираем просто и страшно…

В окопе все товарищи…

— Боевая задача — провести пешие поисковые действия в квадратах с девяносто восьмого по сто двадцатый включительно. После чего автомобильным транспортом выдвинуться в место дислокации. По оперативным данным в районе могут быть мелкие, разрозненные бандформирования татарско-националистического и ваххабитского толка численностью от десяти до тридцати человек, вооружение — автоматическое оружие, один-два пулемета. При обнаружении — окружать, вступать в огневой бой с целью уничтожения. Наблюдение ведется в установленном порядке. При прочесывании оружие держать наготове, дистанция — в лесу на предел прямой видимости, на открытой местности — пятьдесят метров, не сдваиваться, при обнаружении противника сигнал подавать голосом или выстрелом. Три группы. Первая — Бандит, командую я лично. Вторая — Кнут, командует Сергей Палыч. Третья — Ноябрь, командует Миша. Вопросы?

— Долго тут будем?

Типичный в таких случаях вопрос.

— Пока ноги до ж… не сотрем. Еще?

— В населенные пункты заходим?

— Нет, но проверяем. У кого увижу водку или самогон — пусть вешается. Я серьезно. Еще?

Вопросов больше не было.

— Рации на приеме. Командиры, командуйте, через пять минут начнем движение. Все!

Здоровяк ОМОНовец подошел к человеку, который в последний раз привычно и сосредоточенно проверял снаряжение. На него косились — новичок да и странный какой-то. И оружие странное.

— Ну, чего?

— Да ничего.

— Пойдешь со мной, в группе управления.

— О’кей…

Почему-то ОМОНовец испытывал раздражение — сам не мог понять, почему. Может потому, что старый его друг был теперь почти что чужим для него человеком?

— Командирам доложить готовность! — заорал он.

— Кнут — готовы!

— Ноябрь — готова!

— В цепь! На прямую видимость! Пошли!

Поле было не вспаханным. Только на краю маленькие, жалкие делянки.

Шли, и в голову почему-то лезла мысля о том, что идут они как захватчики, хотя земля — своя, кровная. Б… как при фашистах, ну точно. Хотя какие они фашисты?

— Кабанеро…

— Ща по башке дам… — ответил человек. Он шел немного не так, как шли другие. Обычно когда человек идет, он машинально смотрит себе под ноги. Этот шел, совершенно не смотря под ноги, но его глаза, быстрые и пытливые, оглядывали местность впереди, ни на чем конкретно не останавливаясь, постоянно перебегая с места на место. Это выдавало подготовку — боковым зрением лучше всего видится и движение, и то, что выделяется из общего ряда. Иногда сразу и не поймешь, что это, а мозг уже сигнал тревоги подает…

— Ну я, чо ли, тебе кликуху Кабан придумал? Чо — Васькой называть?

— Почему бы нет?

— У меня кот — Васька.

— В честь меня назвал?

— Ага… Точно.

— Сына бы назвал, чего — кота?

— Ага, ща-з… Ты мне лучше скажи, ты где так стрелять научился?

Вопрос был задан не просто так, вчера на пристрелку вытащенного из нычки оружия собралось пол-ОМОНа.

— В далеких краях…

— Совсем далеких?

— Ну… как сказать. Неблизких. Хотя в последнее время — все ближе и ближе от дома…

Капитан раздраженно пнул вывороченный ком земли.

— Мутный ты.

— Какой есть.

— Я не просто так спрашиваю. Ты с нами в одном доме, считай, живешь. Я за пацанов отвечаю.

— Вампиризмом не страдаю. Пояс шахида не ношу.

— Ладно… — сказал капитан, — хрен с тобой.

— Не обижайся, братишка. Просто о чем-то говорить неохота, а о чем и нельзя.

— О подвигах, что ли? Чего стесняешься?

— Стесняется зонтик в кармане открываться. Какие на хер подвиги — врага от родного порога отбиваем. Фашисты даже сюда не доходили. Подвиги…

— Ну какой это враг? Сравнил еще с фашистами.

— А что — не надо? Эта вся фигня только поначалу фигней кажется. А потом — уже поздно бывает. Я такое не раз видел и в разных странах — там тоже все поначалу фигней казалось. А потом… Какая разница — на танке до Буденновска [44] доехать или на «КамАЗе»?

Капитан полиции помолчал, переваривая.

— Осторожно. Лес впереди…

— Так, б…

Лес на Руси всегда был и укрытием от врага, и источником пищи, и материалом для строительства домов, и для обогрева. В лес ходили если и с опаской… так боялись заблудиться или лешего там. А вот сейчас лес стал чужим. Злым.

44

Возможно, кто-то и не помнит — буденновскую больницу захватила банда Шамиля Басаева.

Обычный лес — голый на опушке, затем уже растительность, но не всегда. В лесу, особенно взрослом, матером для подроста не хватает света, кроны скрывают его, там всегда полумрак. Но тут был смешанный, хвойно-лиственный лес, света хватало, но и продвигаться вперед было сложно, даже сейчас, по осени.

Как это всегда и бывает — началось внезапно. Хлестанула длинная, торопливая, на весь магазин очередь, и кто-то пронзительно закричал, а кто-то заматерился.

— Духи! — пронеслось по цепи…

Капитан выругался матом.

— Доложить, где контакт! Доложить, где контакт?!

— Вашу мать!

— Михея ранили, ранили!

Стреляли уже в несколько стволов длинными очередями. Выделялись милицейские «ксюхи», для нормального, общевойскового боя почти бесполезные.

— Справа!

— Пулемет сюда! Пулемет!

— Загибай фланг! Левый фланг! — заорал капитан в рацию, хотя услышать можно было и без нее.

Человек бросился бежать влево и вперед — в сторону от стрельбы, рискуя попасть под огонь своих же.