Россия и мусульманский мир № 4 / 2014
Шрифт:
Интерес к цивилизационной идентичности как новой возможности обеспечения национального единства России актуализировался после предвыборной статьи В.В. Путина «Россия: Национальный вопрос». На фоне краха политики мультикультурализма во многих европейских странах стало очевидно, что ставка на формирование только гражданской идентичности при абсолютизации цивилизационного самоопределения, культурной автономии себя не оправдывает. Понимание этого обстоятельства нашло отражение в статье. По словам автора, «цивилизационная идентичность основана на сохранении русской культурной доминанты, носителем которой выступают не только этнические русские, но и все носители такой идентичности независимо от национальности. Это тот культурный код, который подвергся в последние годы серьезным испытаниям, который пытались и пытаются взломать. И тем не менее он, безусловно, сохранился. Вместе с тем его надо питать, укреплять и беречь» 12 .
12
Путин
Тема поиска цивилизационной идентичности получила продолжение и в Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 г. В ней отмечается, что «современное Российское государство объединяет основанный на сохранении и развитии русской культуры и языка, историко-культурного наследия всех народов России единый культурный (цивилизационный) код, который характеризуется особым стремлением к правде и справедливости, уважением самобытных традиций населяющих Россию народов и способностью интегрировать их лучшие достижения в единую российскую культуру» 13 .
13
Стратегия государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 г. [Электронный ресурс]. Режим доступа:consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=139350
При всей своей научной непроясненности понятие «цивилизационный код» выполняет важнейшую функцию по закреплению представлений о непрерывности континуитета бытия России в мире в менталитете россиян. Именно мифология цивилизационного кода лежит в основе формирования цивилизационной идентичности современного российского общества. Главной составной частью этой цивилизационной идентичности является представление о единстве и незыблемости тысячелетнего исторического опыта существования России, убеждение в сохраненности неких культурно-цивилизационных констант, перешедших в наличествующую современность, несмотря на крушения в разные эпохи государственных систем России – Киевской Руси, Московского царства, Советского Союза.
В этом смысле новое Российское государство представляет собой исторически обусловленную модификацию той культурно-цивилизационной традиции, которая развивается уже более тысячи лет. Формирование гражданской идентичности новой России должно осуществляться в опоре на трансисторические цивилизационные принципы, символизирующие непрерывность развития, целокупность тысячелетнего существования России в мировой истории. Кризис гражданской идентичности, который до сих пор не преодолен, обусловлен кризисом цивилизационной идентичности, утратой глубинной связи с цивилизационным кодом России и ее культурно-историческим наследием. Как следствие, гражданская идентичность конструируется преимущественно в опоре на новое Российское государство и его символы, во многом утратившие в менталитете россиян свою историческую ауру и сакральный смысл.
Полноценная гражданская идентичность, конституирующая такие важнейшие параметры жизни человека, как ценности, смыслы, принципы, культурные нормы и пр., возможна только на основе цивилизационной идентичности. Поскольку эта последняя находится в настоящий момент лишь в стадии зарождения, рефлексируясь в качестве абстрактного цивилизационного кода, граждане России часто не чувствуют своей общности, у них по существу отсутствуют общие социокультурные ценности и ориентиры, что приводит в том числе к межнациональным и межконфессиональным конфликтам. Как отмечает Л.В. Савинов, «в России проблема гражданской нации – это главным образом проблема совпадения кодов национальной (универсальной) и этнических (уникальных) идентичностей с русской цивилизационной (социокультурной и исторической) матрицей» 14 . Можно констатировать, что на данный момент подобного совпадения нет.
14
Савинов Л.В. Концепт нации, конституция и этнополитика // Ценности и смыслы. – 2009. – № 3. – С. 77.
Этнокультурные различия граждан многонационального Российского государства, не попадая на общую интегрирующую культурно-цивилизационную основу, становятся конфликтогенным фактором, а не тем преимуществом России перед другими государствами, о котором так часто говорят высшие российские политики. Этнокультурное многообразие России только тогда станет фактором развития и модернизации, когда оно будет фундироваться на общероссийском культурно-цивилизационном базисе, вобравшем в себя квинтэссенцию позитивного опыта бытия российской цивилизации в ее тысячелетней истории. Цивилизационная идентичность, призванная отображать данный базис, представляет тем самым огромный социальный капитал современной России, способный реально содействовать гармонизации межэтнических и межконфессиональных отношений, а также обеспечению национального единства Российской Федерации.
Место и роль ислама в регионах Российской Федерации, Закавказья и Центральной Азии
Татарстан. Процесс реисламизации и современные тренды развития мусульманской идентичности
Религиозное возрождение у татар, происходящее в форме реисламизации, за последнее 20-летие прошло непростой путь. В начале 1990-х – в годы кризиса идентичности советских людей, враз ставших россиянами, в условиях идеологического вакуума на постсоветском пространстве татары, как большая часть населения страны, обратились к «исконным корням народа»,
«вере предков».Реисламизация в это время проходила в форме этноконфессионализации, когда религия воспринималась как часть народной культуры, как национальная традиция, а мусульманская идентичность у татар чаще носила характер «религиозного национализма» 15 . Это был период начала восстановления традиционного для татар мусульманского статуса и экстенсивного развития мусульманского поля республики: все большее число татар самоопределялись как мусульмане (при этом главным аргументом своей мусульманской идентичности объявлялось генетические родство – «родился мусульманином»), началось активное строительство мечетей, стало заметно присутствие других атрибутов ислама – проведение религиозных мероприятий и праздников в театрах, на стадионах, проведение домашних меджлисов и т.п. Но в целом общий уровень интереса к религии ограничивался символическими и культурными аспектами.
15
См.: Мусина Р.Н. Реисламизация татар как форма «религиозного национализма» // Ислам в России. – М., 1997. – С. 81–87.
Актуализацию мусульманской идентичности в то время можно рассматривать не как возрастающую религиозную активность населения и его возврат к вере, а скорее как повышение потребности в устойчивых культурно-цивилизационных характеристиках в жизни индивида и общества 16 .
Быстрый рост количества мечетей в начале 1990-х происходил на фоне нехватки квалифицированных имамов. Основную часть духовенства составляли представители так называемого народного ислама. Большинство из них, особенно в селах, в одночасье из «неофициальных мулл», ставших официальными представителями духовных управлений на местах, не имели элементарного религиозного образования. Так, к началу 1990-х годов из 55 имамов 41 был старше 60 лет, только один из них обладал теологическим образованием университетского уровня, и лишь восемь имели образование среднего уровня 17 . Имам для прихожан являлся авторитетом только в сфере выполнения религиозных обрядов, и основной массой верующих ислам воспринимался как система обрядов и элемент этнонационального самосознания.
16
См.: Российская повседневность в условиях кризиса. – М., 2009. – С. 134.
17
См.: Понарин Э.Д. Потенциал радикального ислама в Татарстане / Современная татарская нация: Концептуальные исследования. – Казань, 2007. – С. 208.
Следующий этап – середина и вторая половина 1990-х годов – период институционализации ислама в Татарстане: укрепляется Духовное управление мусульман, растет число мечетей, религиозных организаций, формируется система религиозного образования. Именно на этот период приходится столкновение новых, молодых имамов, часто получивших зарубежное религиозное образование, с имамами старшего поколения, ориентированных в основном на обрядовый, народный ислам. В столкновении «традиционной» и «новой» интерпретаций ислама можно обнаружить социальные основания: это не только конфликт «отцов и детей», традиционного и нового, но и борьба за сферы влияния. Способность теологически подготовленных молодых имамов объяснить простым языком сложный язык Корана, дать ясные и понятные каждому наставления и духовные ориентиры, в отличие от формализованного и догматического подхода к учению «старых» имамов, укрепляет их позиции и увеличивает число приверженцев 18 . В этот период благодаря также все более увеличивающемуся информационному полю за счет религиозных средств массовой информации, интернет-ресурсов, широкого потока религиозной литературы все более тесных внутриконфессиональных контактов с зарубежными мусульманами во время хаджа, учебы за границей и других форм коммуникаций происходит популяризация исламских духовных ценностей, новое понимание ислама. Прежнее ее восприятие как народной, этнокультурной традиции в форме «обрядоверия» уже недостаточно для современного человека, который начинает понимать свое несоответствие внутренней духовно-нравственной сущности ислама, системе его социальных, мировоззренческих, вероучительных норм.
18
См.: Сагитова Л.В. Институт семьи и традиция в процессе постсоветской реисламизации. Кейс средняя Елюзань // Этнологические исследования в Татар-стане. Вып. 4. – Казань, 2010. – С. 278.
На рубеже 1990–2000-х годов фиксируется усиление «нормативного ислама»: увеличивается число приверженцев более глубокого его восприятия. Все более явно проявляется «новая» религиозность, характеризующаяся большей теологизацией сознания, особенно в среде городской молодежи, где начинает формироваться новая, исламская субкультура 19 , для которой характерны строгое соответствие религиозным предписаниям в повседневной жизни, актуализированность социально-нравственного облика мусульманина, активная пропаганда ислама. Эта «новая» религиозность в меньшей степени связана с этническими интересами, чувствами, культурой 20 .
19
См.: Титова Т.А., Гараев Д.М. Формирование исламской субкультуры в Казани на рубеже XX–XXI вв. – Казань, 2008. – С. 252–255.
20
Анализ этноконфессиональной и религиозной идентичности татар см. в: Мусина Р.Н. Ислам и проблемы идентичности татар в постсоветский период // Конфессиональный фактор в развитии татар. – Казань, 2009. – С. 86–100; Мусина Р.Н. Религия в структуре идентичности татар-мусульман // Традиции и новации в духовной и политической культуре постсоветского периода: Сфера этноконфессионального взаимодействия. – Казань, 2012. – С. 146–149; и др.