Россия и мусульманский мир № 5 / 2016

Изменения в составе международной миграции, а также новые тенденции в развитии городов (появление множественных ядер расселения, многофункциональное зонирование, джентрификация) нашли свое отражение в Лос-Анджелесской школе городских исследований [Dear, Dishman 2002; Marcuse, Kempen 2000; Bolt, Burgers, Kempen 1998; Brettell 2005; Kavita, Holloway 2005; Ray, Halseth, Johnson 1997]. Ее представители обратили внимание, что начиная с 1960–1970-х годов в США выросло число иммигрантов из Латинской Америки, Восточной, Юго-Восточной и Южной Азии, многие из которых сразу поселились в пригородах 11 . Рост числа иммигрантов из одной страны в пригородах привел к формированию районов, получивших название «этнопригород» или «мультиэтнический пригород», который являлся поселенческим и деловым анклавом с заметным кластером выходцев из одной страны [Li 1998]. Этнопригород функционировал как тип поселения, который имел одновременно некоторые характеристики и пригорода, и анклава, но при этом отличался от последних, в частности тем, что в этнопригородах часто селились высокоресурсные мигранты [Li 2006].

11

Этот феномен принял огромные масштабы, получив название «бум пригородов» (boomburb) [Katz, Berube, Lang 2005].

Несмотря на изменения в составе внешней миграции, чикагская школа расселения иммигрантов в городах и ее модель пространственной ассимиляции во многих случаях не потеряли своей значимости и до настоящего времени [Katz, Berube, Lang 2005; Krase 2012]. Так, до сегодняшнего дня остается актуальным тот факт, что на дисперсное или концентрированное расселение иммигрантов (особенно на начальном этапе) влияет их социальный и человеческий капитал. Другими словами, как в центральных районах города, так и в пригородах иммигранты оказываются не только из-за их экономического положения, но и благодаря родственным и дружеским сетям, посредническим институтам. Таким образом, ограниченный финансовый и социальный капитал вынуждает селиться в перенаселенных низкорасходных районах, в которых обеспечивается этническая и социальная поддержка. Оба типа расселения (как в центральных районах города, так и в пригородах) объединяет то, что внутри этих районов сосредотачиваются создаваемые мигрантами и ориентированные на них этнический бизнес, различные службы и институции (например, церкви, медиа- и коммуникативные сети, туристические агентства, магазины, рестораны, служба такси, отели, химчистки и др.) [Brettell 2005; Jenkins, Sauber, Friedlander 1985; Fong, Elic 2010; King 1996].

Европейские исследователи также предпринимали попытки изучить применимость этих двух основных разработанных в Америке моделей расселения иммигрантов к ситуации в Европе: например, сравнивая Маленькую Италию в Сан-Диего с Чайнатауном в Триесте, Л. Форд и его соавторы отмечают, что первоначально американское общество отрицательно отнеслось к подчеркиванию этнического характера того или иного района («Чайнатауны», «Маленькие Италии»), но после Второй мировой войны ситуация изменилась, и во многих американских городах стали создаваться специальные этнические тематические парки, что привело к росту благосостояния района и повышению цен на жилье. В Европе же, поскольку концентрированное расселение мигрантов нередко является результатом этнических конфликтов, власти многих стран (за некоторым исключением) выступают против «этнического брэндинга» и подчеркивания этничности того или иного городского района [Ford, Klevisser, Carli 2008].

Выбор района проживания и особенности расселения трудовых мигрантов в Москве

Изменения в российском обществе, вызванные внешней миграцией, инкорпорация мигрантов и миграционная политика нашли свое отражение в трудах многих отечественных социологов, географов и демографов [Зайнчковская 2009; Малахов 2014; Мукомель 2012; Рязанцев, Хорие 2010]. Также следует отметить работы сотрудников Центра независимых социологических исследований в Санкт-Петербурге [Бредникова, Паченков 2002; Бараулина, Карпенко 2004; Бредникова, Ткач 2012; Абашин, Чикадзе 2008]. Однако специального изучения мигрантской инфраструктуры и ее роли в инкорпорации мигрантов пока не было, и, как показывают многочисленные зарубежные исследования, прежде чем приступать к рассмотрению институций, создаваемых мигрантами и ориентированных на мигрантов, необходимо проанализировать их расселение в городе.

Очевидно, что московское городское пространство неоднородно: согласно урбанистам, в российской столице одновременно существуют индустриальные, гипериндустриальные, постиндустриальные, сервисные и спальные районы, что обусловлено множеством факторов, среди которых и эволюция городского развития, включая особенности советского градостроительства, этапы заселения, различные экономические уклады и т.п. [Muratov, Vendina 2013; Вендина 2014]. Исходя из этого, а также из традиции изучения взаимного влияния города и миграции, можно было бы предположить, что в расселении мигрантов в Москве тоже должна существовать дифференциация, определяемая как городским социально-экономическим структурированием, так и ресурсами мигрантских сообществ. Чтобы проверить эту гипотезу, был использован подход культурной географии, согласно которому в городском пространстве существуют как традиционные (реальные), так и ментальные (вернакулярные) анклавы [Калуцков 2013]. Центральным в определении вернакулярного района является локализация в восприятии жителями отдельной городской территории, что, с одной стороны, влияет на пространственное поведение и самоидентификацию, а с другой – определяется ими [Павлюк 2007]. На основе анализа таких показателей, как экономико-социальное развитие (благополучие-неблагополучие, престижность-непрестижность), характеристики застройки, а также предполагаемого расселения мигрантов были выбраны следующие реальные административные территории столицы: Восточный округ в качестве проблемного района, центр Северного и Юго-Западного округов как благополучные территории с возможно небольшой концентрацией мигрантов, и, наконец, Западный округ в качестве части города с тенденцией к появлению мигрантов [Деминцева, Пешкова 2014], далее в каждом из округов было отобрано по одному вернакулярному району. Этот двухэтапный отбор и сравнение конкретных московских районов с целью анализа дифференциации городского пространства под влиянием внешней миграции позволили сделать интересные выводы о взаимовлиянии города и расселения киргизских и узбекских мигрантов.

Освоение мигрантом Москвы начинается с выбора места проживания, и в большинстве случаев первым районом, куда приезжает мигрант, является часть города, где живут либо близкие и / или дальние родственники, или, если нет родственников, – где селятся друзья, земляки, односельчане. «…[Жил] у родственников, они в Москве давно, устроились здесь хорошо. Из-за этого они приглашали. Я у них жил долго. Год жил у них. Потом я себе снял квартиру с другими ребятами. Дальше уже сам» (мужчина из Киргизии, 28 лет, повар) 12 .

12

Здесь и далее сохранены стилистика и лексика оригинальных интервью.

Поскольку основная цель приезда в Москву для большинства мигрантов из Узбекистана и Киргизии – устройство на работу, то в ряде случаев выбор района определяется интересами и возможностями работодателя, который и устраивает проживание мигранта. Один из наших собеседников рассказывал, что его первым жильем «была квартира, муниципальная что ли. Новая квартира. Мы сделали в подъезде кафель, все отделочные работы… Подъезда ремонт делали» (мужчина из Узбекистана, 35 лет, грузчик).

По мере приобретения опыта жизни в столице, увеличения круга общения происходит и расширение географии проживания и работы. Мигрант становится мобильнее, что, с одной стороны, выражается в частой смене места и иногда района проживания, а с другой – эта мобильность облегчает поиски нового жилья и работы. Одной из распространенных причин таких метаморфоз является изменение семейных обстоятельств или несложившиеся отношения с соседями по квартире, но ключевым принципом (особенно при смене района) становится близость работы и места проживания. В связи с этим иногда даже муж и жена вынуждены жить в разных районах столицы или Подмосковья, потому что в этом случае каждому удобнее добираться на работу. Вот пример из одного интервью: «Он [муж] на стройке работает. Я здесь. Здесь не нашли ему работу … [Он] на стройке живет. Там жилье дали» (женщина из Узбекистана, 37 лет, уборщица).

Следуя принципу близости дома и работы, две трети мигрантов, участвовавших в обследовании, тратят на дорогу максимум 30 минут, причем, как правило, работа находится в пешей доступности. «Близко к работе мужа, поэтому живем здесь. Мы долго искали квартиру, потом у знакомых взяли телефон, позвонили, приехали, посмотрели, нам понравилось, мы и остались» (женщина из Узбекистана, 26 лет, уборщица).

Исходя из того, что длительность проживания в одном районе и стаж работы на одном месте у большинства обследуемых не превышают двух лет, можно утверждать, что в настоящее время ни на одной исследуемой территории нет и пока не может существовать тенденции к закреплению мигрантов. Одной из причин является то, что значительная часть трудовых мигрантов не успевают укорениться из-за относительной краткосрочности пребывания. Этому также способствует и то, что подавляющее большинство мигрантов работают в сфере обслуживания – общепите, торговле, ЖКХ, – а такой вид трудовой деятельности можно найти в любом районе Москвы. Таким образом, если рассматривать среднестатистического трудового мигранта из Узбекистана и Киргизии, то они, как правило, живут практически в одинаковых условиях во всех четырех выделенных нами вернакулярных административных округах Москвы.

Мигрантская инфраструктура

В анализе городской инфраструктуры, которой пользуются трудовые мигранты, можно применить несколько подходов, первый из которых предполагает оценку того, какой инфраструктурой мигранты пользуются в «своем» районе и / или в других районах Москвы и в городе в целом. В рамках второго подхода удобно выявлять инфраструктуру буднего, выходного и праздничного дней. Третий подход позволяет увидеть городскую инфраструктуру, использование которой определяется потребностями мигранта, что в определенной степени перекликается с предыдущим подходом, поэтому можно выделить инфраструктуру повседневности, инфраструктуру досуга и инфраструктуру, которая предоставляет образовательные, медицинские, посреднические и другие услуги. В будние дни это, в первую очередь, транспорт, покупка продуктов и других предметов первой необходимости; в свободное время после работы и особенно в выходные дни это покупка одежды, авиабилетов, обращение к банковским услугам, встреча с друзьями, родственниками, семейные праздники и т.п. Последний, третий, подход фокусируется на использовании мигрантами либо общегородской инфраструктуры (магазины, рынки, общественные места отдыха и т.п.) и / либо инфраструктуры, создаваемой мигрантами в первую очередь «для себя», чаще всего в сфере услуг.

Тем не менее предлагается применить четвертый подход и рассмотреть инфраструктуру, создаваемую преимущественно мигрантами из Узбекистана и Киргизии в Москве. Она включает в себя этнические объединения, этномигрантские ассоциации, различные посреднические фирмы (агентства по продаже авиабилетов, агентства недвижимости, оформление документов и т.п.), «этнические» СМИ, медицинские центры, кафе и клубы, мигрантские сети, которые в значительной степени составляют основу мигрантских институций. Развитие и расположение мигрантской или мигранто-ориентированной инфраструктуры в Москве связано как с особенностями структуры и инфраструктуры постсоветского города, сохранением его «советской» планировки, так и с особенностями расселения мигрантов в столице [Деминцева, Пешкова 2014]. В определяющей степени в связи с тем, что мигранты живут во всех районах Москвы, используемые ими мигрантоориентированные институции находятся в самых разных местах столицы.

Этномигрантские объединения

В России существует два типа общественных организаций, ориентированных на представление интересов и удовлетворение этнокультурных потребностей различных групп, в том числе мигрантских сообществ: некоммерческие организации и общественные объединения, которые, в свою очередь, делятся на национально-культурные автономии (НКА) и общественные организации (в различных формах: ассоциация, фонд, культурный центр). Согласно ФЗ от 17.06.1996 № 74 «О национально-культурной автономии», изначально НКА являлись внетерриториальной формой самоорганизации этнических общностей, функции которых ограничивались культурной областью и некоторыми представительскими функциями [Осипов 2004], к которым в последние годы также добавилась посредническая социальная, правовая и бытовая помощь мигрантам. Учредителями и членами НКА могут быть только граждане РФ 13 .

13

Национально-культурная местная и региональная автономия [Информация 2014]. В настоящее время, по данным Министерства юстиции, в РФ зарегистрировано 1034 национально-культурные автономии различного уровня, из них в Москве находятся 84, в Московской области – 51.