Россия и современный мир №2 / 2015

Если же мы ставим вопрос о соотношении инновационного развития, обеспечивающего максимальное развитие человеческих качеств и социальной справедливости, понимаемой не как уравниловка, а как гарантия удовлетворения жизненных потребностей каждому при равных стартовых условиях и распределение благ свыше гарантированного минимума на основе социального эффекта от его деятельности, то мы получаем существенно иную картину.

Именно такая социальная справедливость есть самый эффективный путь формирования высококачественной, креативной рабочей силы, которая единственно способна обеспечивать прорывное технологическое развитие, создавать новые экономические, социальные и политические институты, преодолевающие провалы рынка и государства, формировать систему образования, нацеленную на развитие креативности, а не только функционального профессионализма.

То, что это прогрессивно с социально-гуманитарной точки зрения, очевидно. Существенно, однако, и то, что и чисто рыночный эффект в этом случае максимально высок.

Дорогая, высококвалифицированная и, главное, креативная рабочая сила притягательна для инвестиций. В инновационной экономике капитал стремится туда, где есть креативный работник. Для того чтобы создавать и внедрять, скажем, нанотехнологии, нужен человек, который долго живет, рано выходит на пенсию, имеет 25-летнее образование, постоянно повышает квалификацию и социально стабилен. А для того, чтобы был создан массовый слой таких работников, необходимо общедоступное высшее образование. Иными словами, социально справедливое развитие даже с прагматической точки зрения выгодно инновационной экономике. Неслучайно Финляндия – страна с хорошо развитой социальной системой – находится на первом месте в мире по инновационному развитию.

Наконец, исключительно важно иметь в виду, что большое заблуждение – думать, что социально ориентированное развитие могут позволить себе только богатые страны. Доля расходов на социальные нужды в сравнении с долей расходов на содержание аппарата власти и насилия, мера социальной дифференциации, наличие или отсутствие программируемого развития – все это показатели, во многом инвариантные по отношению к уровню развития страны. Стратегия социально ориентированного развития для разных типов экономик и обществ будет иметь разные формы реализации. Но если руководство страны с относительно небогатым населением использует факт бедности для оправдания недофинансирования образования, науки, здравоохранения и культуры, то это просто означает, что оно уклоняется от ответственности за здоровое цивилизованное будущее собственного социума.

Россия в контексте теории и практики социального государства

А.Ф. Храмцов

Храмцов Александр Фёдорович – доктор политических наук, ведущий научный сотрудник Института социологии РАН.

Социально-политическое и экономическое развитие стран и народов, возникающие проблемы и оценка перспектив традиционно находятся в центре идейно-теоретического противоборства, глубоких общественных реформ и революций. Ретроспективный взгляд убедительно показывает, что государства и общественные системы, опирающиеся на социальные модели, в рамках которых решение проблем социальной солидарности и сплоченности, а также достижения на этой основе личного и общественного благосостояния отнюдь не было приоритетным, оказывались неспособны обеспечить социально справедливое распределение ресурсов. А это в конечном счете способствовало их фиаско, о чем вполне определенно свидетельствует и отечественная история XX в.

Диаметрально противоположную картину дает 70-летний послевоенный опыт классических западноевропейских социальных государств, ставший одним из важнейших факторов формирования европейской социальной модели. Передовое в цивилизационном отношении государство нового типа, каковым является социальное государство, оказывает весьма глубокое влияние на множество взаимообусловленных элементов, структур и подсистем общества, функционирующих на различных уровнях, на все многообразие связей его составных элементов.

В поступательном развитии западноевропейских стран находит свое отражение плодотворная попытка практического решения животрепещущих на протяжении веков проблем – гармонизации отношений как внутри социума, так и между государством и обществом. Социальное государство складывалось в результате широкого исторического компромисса противоборствующих социальных и политических сил западноевропейских обществ, в основе которого – взаимное признание права на существование и развитие в общих интересах различных общественных сил, в том числе и предпринимательства, и рабочего движения, их политических и экономических организаций.

Более конкретное содержание этого компромисса проявлялось и в том, что реформистское рабочее движение перестало рассматривать частную собственность как тот институт, против которого следует вести борьбу. Осознание диалектики единства и борьбы социальных антагонистов в западноевропейских странах привели к дальнейшему развитию ряда идей Дж. Кейнса. Когда стало ясно, что наилучшим способом достижения социального мира является превращение объектов эксплуатации в главных потребителей произведенных благ, концепция «государства благосостояния» получила надежный фундамент.

Данная концепция предполагала, что само государство благосостояния будет стоять на прочной конвергентной основе. Конвергенция, находившаяся более 100 лет в основе постепенного сближения социал-демократического и традиционного правоцентристского буржуазного реформизма, была краеугольным камнем становления и развития, теории и практики социального государства. Позитивный конвергентный процесс определил возможность создания сложной общественно-политической системы, не являвшейся ни классическим капитализмом, ни ортодоксальным социализмом, а всего-навсего социальным государством, впитавшим в себя немало положительного из идейного багажа обоих. При этом возникали условия для более глубокого общественного осознания того факта, что существующая широкая зона общих интересов контрагентов социального противоборства должна постоянно увеличиваться. Инструменты для этого – укрепление демократии и осуществление инициативной социальной политики, обеспечивающей создание государством рамочных условий для защиты жизненных интересов подавляющего большинства населения.

Эволюция государств благосостояния убедительно показала, что активная, учитывающая интересы всех слоев населения социальная политика все более определяет позитивное поступательное развитие политических отношений, темпы, характер и эффективность социально-экономических процессов. Это проявляется и в последние годы, когда, несмотря на всю сложность и противоречивость современного развития, социальное государство с достаточной степенью успешности обеспечивает относительную целостность и эффективность всей системы, являясь надежным стабилизатором общественного развития, в котором изначально нуждалась постсоветская Россия, и потребность в котором отнюдь не исчезает. В комплексе идей, которые в принципе могли бы объединить российское общество для решения вышеуказанной задачи, ключевое место могла бы занять концепция социального государства.

Однако данная констатация делает чрезвычайно важным прояснение некоторых промежуточных вопросов относительно готовности России к позитивному восприятию теории социального государства, а также к осуществлению вытекающих из нее требований в практической политике. Среди них: какие шансы на то, что этот феномен приживется на современной российской почве? Что этому мешает, а что может способствовать? Какие предпосылки должны быть созданы для необходимого переформатирования социальной деятельности российского государства?

Следует отметить, что изначально и российское общество, и новая, но в значительной мере все еще старая отечественная элита имели в своем большинстве весьма смутное представление о мировоззренческих основах, особенностях становления и функционирования социального государства. Это в немалой степени объясняется спецификой развития отечественных представлений о данном институте. Если говорить о советской науке, то конкретным аспектам социальной политики развитых стран в ней уделялось в целом заметное внимание. Однако проблематика социального государства была ею в значительной степени обойдена, и это не могло не накладывать существенного отпечатка на дискуссию о социальных перспективах страны в возникающих новых условиях. Несомненное же усиление социальной деятельности западноевропейских государств рассматривалось прежде всего как результат классовой борьбы наемного труда и притягательной силы примера стран реального социализма. И только в качестве редкого исключения в отдельных малотиражных изданиях [см., например: 11] оно интерпретировалось как итог осуществления стратегической линии развития западноевропейских обществ.