Россия и современный мир №3 / 2013

Поэтому тезис автора о «коротком историческом моменте» ни в коей мере не соответствует действительности. Если процесс приватизации был бы начат на полгода, или даже на год позже, то никакая опасность ему не угрожала. Наоборот, власть первого президента и его окружения только укреплялась, по единодушному мнению как отечественных, так и зарубежных обществоведов, даже чрезмерно. Американский политолог Стивен Фиш считает, что «в России в 90-е годы было создано “сверхпрезидентство” – небывалое в мире сочетание демократических выборов и диктаторского правления, раздутая и сверхмощная исполнительная власть, не уравновешиваемая ни законодательной, ни судебной и не подотчетной им» [25, p. 16]. Опасность для страны исходила не от недостатка, а наоборот, от излишней концентрации власти в руках «президента всея Руси» и его ближайшего окружения и фактически полной бесконтрольности ее со стороны общества.

Чем же в таком случае была вызвана беспрецедентная спешка в столь кардинальном для страны социально-экономическом и политическом решении? В книге Е. Гайдара ответов на эти вопросы нет, какого-либо обоснования такой поспешности не приводится. Возможно, в книге их нет потому, что нельзя же было признаться в том, что провести приватизацию надо было так быстро, чтобы россияне не успели опомниться. Все последующее убедительно это подтверждает. Именно для этого Б. Ельцин добился от Верховного Совета РСФСР чрезвычайных полномочий с 1 ноября 1991 г. для проведения реформ сроком на один год. «Тогда я не мог взять в толк, – пишет М. Полторанин, министр информации в правительстве РФ, – зачем Ельцину такая невероятная спешка? Ради чего? Что можно сделать за такой короткий срок? Бредни экономистов из ватаги Гайдара, будто Россия стояла на каком-то краю, опровергнуты самой жизнью… Зачем так гнал коней Борис Николаевич?» [14, с. 242–243]. Впрочем, реформаторы достаточно откровенно сами отвечают на эти вопросы.

«Программы приватизации, – пишет Е. Гайдар, – правительство с огромным трудом пропихнуло (именно так в тексте. – Р.С.) через Верховный Совет, растрачивая остатки первоначального политического капитала реформаторского курса» [4, с. 159]. В этой гонке они сметали все препятствия, чем могут и похвастаться. Вот недавнее признание А. Чубайса: «Победа не была окончательной. Верховный Совет на время затих, а потом очухался (так в тексте. – Р.С.) и опять пошел в атаку… В те годы депутаты обладали правом приостанавливать действие президентских указов, а ведь у меня вся приватизация на этом строилась. Мы подготовили многослойную программу противодействия планам Верховного Совета… Конструкция с залоговыми аукционами была придумана еще в 1995 г., а обо всем с олигархами договорились в январе 1996 г. в Давосе. Дальше тянуть было нельзя, выборы приближались…» [3, с. 30–31].

Существует традиция проведения аналогий между социальными нормативами и биологическими. В частности, при оценке продолжительности осуществления экономических реформ и ожидаемого от них эффекта в различных по величине странах ссылаются на то, сколько времени вынашивают потомство различные по размеру животные – от нескольких недель у кошки, девяти месяцев у человека и почти до двух лет у слона. Сравнение приватизационных процессов в России и странах Балтии полностью опровергает эту естественную закономерность. Крошечная по сравнению с Россией Эстония потратила на приватизацию около шести лет [24, p. 35–41], а Россия – всего два с половиной года.

Поспешность в приватизации можно объяснить следующим обстоятельством: Е. Гайдар, А. Чубайс, А. Кох и другие члены правительства были достаточно информированными людьми и тогда, в 1992 г., прекрасно понимали, что, несмотря на многозначительные намеки о неких угрозах возврата к социализму, Россия уже не вернется назад, к всеобщей государственной собственности. Но при этом трезво осознавали, что время их личного пребывания у власти ограничено, так как 1 ноября 1992 г. Б. Ельцин утратит свои чрезвычайные полномочия, данные ему V съездом народных депутатов на год, и формирование номенклатурного капитализма или, говоря словами самого Е. Гайдара, «реальный процесс распределения собственности», вполне может состояться и без них, что делало конкретно для них ситуацию действительно критической, «безвыходной» [11, с. 306], поэтому так лихорадочно спешили.

А. Солженицын дал российским реформаторам свою оценку: «Чубайс философствовал тогда, что нигде в мире не видели такой быстрой приватизации. Так буквально и есть. Такого нигде в мире больше не было. С огромной скоростью раздали за бесценок наши благословенные недра: нефть, цветные металлы, алмазы, уголь, производство. Ограбили до нитки Россию» 21 . Позже он уточнил: «В середине 1994 года высокодоверенный вице-премьер Чубайс, демонстрирующий недавним советским людям “стальную волю”, объявил “второй этап приватизации” – так, чтобы государственное имущество перешло бы в руки немногих дельцов (эта цель публично заявлялась членами его аппарата). Притом он выдвинул лозунг обвальности приватизации, то есть почти мгновенности ее, врасплох… Приватизация внедрялась по всей стране с тем же неоглядным безумием, с той же разрушительной скоростью, как “национализация” (1917–1919) и коллективизация (1929–1931), – только с обратным знаком» [18, с. 22].

21

Московский комсомолец, 11.06.2004, с. 3.

С самого начала экономических преобразований, реформаторы и их апологеты усиленно пропагандировали тезис: их способу приватизации в России не было альтернативы. Ошибка лишь в том, признали они после проведения приватизации и часто это повторяют сегодня, что не объясняли населению, каким образом она осуществляется и что вообще происходит в экономике. Дружное признание post factum своей вины в том, что народ держали в неведении о методах и ходе приватизации, рождает естественные вопросы: Почему все осуществляли молча? Зачем упорно скрывали свои действия? По каким таким соображениям не объясняли населению суть происходящего? Разве кто-нибудь мешал им, тогдашним хозяевам страны, и тем более хозяевам СМИ, делать это? Достаточно резонный, а главное, исчерпывающий ответ на эти вопросы дает Е. Ясин: «Бывают ситуации, когда вам просто нечего сказать» 22 .

22

Московский комсомолец, 25.01.2010, с. 5.

2. Россияне «сами виноваты»

14 августа 1992 г. Б. Ельцин подписал Указ № 914 «О введении в действие системы приватизационных чеков в Российской Федерации». Все граждане России могли получить приватизационные чеки (ваучеры) – государственную ценную бумагу целевого назначения, имеющую номинальную стоимость 10 тыс. руб. Приватизационный чек предоставлял своему владельцу право приобрести акции приватизируемых предприятий, а также акции чековых инвестиционных фондов на всей территории Российской Федерации. На это был отведен календарный год (с декабря 1992 по декабрь 1993 г.), после чего ваучеры были изъяты из обращения. Вот выдержки из информационного бюллетеня «Ваш приватизационный чек», выпущенного в 1992 г. Государственным комитетом РФ по управлению государственным имуществом: «Приватизационный чек получает каждый гражданин России – от младенца до глубокого старца. На свой приватизационный чек Вы можете купить акции или имущество какого-либо предприятия, инвестиционного фонда, в вашей власти продать приватизационный чек за наличные деньги. Вы можете принять участие в “большой приватизации”, купив на чек акции приглянувшегося Вам крупного или среднего предприятия. Такую покупку Вам поможет оформить местное отделение Российского фонда федерального имущества или регионального фонда имущества, а если их нет – территориальный комитет по управлению имуществом. Если самостоятельный выбор акции кажется Вам слишком рискованным, обращайтесь к посредникам – специализированным инвестиционным фондам». Предстоящее участие в распределении общенародной собственности, формирование массового слоя средних собственников, широко декларируемое в тот период российскими реформаторами, побудило россиян обзавестись ваучерами. К началу 1993 г. ваучеры были выкуплены свыше 90% населения России.

Подсчеты реальной стоимости государственной собственности, произведенные по различным методикам, сходились в том, что на каждого жителя России, от младенцев до глубоких стариков, приходится общественных богатств на сумму от 40 до 50 тыс. долл. 23 Когда приватизация будет закончена, то выяснится, что «ваучер вообще не имел никакого значения, кроме социально-психологического, – впоследствии напишет Е. Гайдар. – Этот документ – часть права на приватизируемую собственность, и его реальная оценка не зависит от того, что на нем написано. Она определяется объемом приватизированного имущества, уровнем финансовой стабильности, теми льготами, которыми обладают трудовые коллективы. В конце концов, из соображений простоты остановились на номинале в 10 000 рублей» [4, с. 162]. Но в ноябре 1992 г. россияне ничего об этом не знали, ибо их уверили в том, что стоимость ваучера соответствует стоимости двух автомобилей «Волга». А уже в 1993 г. на 10 тыс. руб. из-за галопирующей инфляции можно было купить две или три бутылки водки.

23

Глава Госкомимущества РФ в правительстве Е. Гайдара, т.е. фактический организатор проведения приватизации А. Чубайс, уверял, что стоимость приватизационного чека, предназначенного каждому гражданину России эквивалентна стоимости двух автомобилей «Волга», т.е. около 25 тыс. долл. Знаменитый микрохирург Святослав Фёдоров в 1992 г. сформировал коллектив экспертов для оценки национальной собственности Российской Федерации. По его данным, на долю каждого гражданина России приходилась сумма от 150 до 200 тыс. долл. (Комсомольская правда, 26 ноября 2002 г.). Аналогичную сумму называли и западные эксперты. (См., например: Lane D. The Rise and Fall of State Socialism: Industrial Society and the State. – Cambridge, 1993. – P. 49.)

В соответствии с Указом Президента РФ №1186 от 7 октября 1992 г. для аккумулирования приватизационных чеков граждан Российской Федерации были созданы чековые инвестиционные фонды (ЧИФы). При обмене приватизационных чеков на акции ЧИФов (т.е. при использовании приватизационных чеков в качестве средства платежа) граждане становились акционерами этих ЧИФов с соответствующими правами (право на получение дивидендов, право на участие в общем собрании акционеров, право на получение части имущества после ликвидации акционерного общества). Граждане могли осуществлять обмен приватизационных чеков на акции приватизируемых предприятий и осуществлять иные инвестиционные операции на рынке ценных бумаг с целью получения прибыли. Через средства массовой информации населению реформаторы давали настоятельный совет «не торопиться с выбором места вложения ваучера», «тщательно взвесить шансы стать акционерами прибыльных организаций». В этой связи известный тогда общественный деятель, член Верховного Совета РСФСР Н. Травкин задавал реформаторам вопрос: «Ну, хорошо, не будем торопиться, а что делать дальше?» 24 . По-видимому, кроме самих реформаторов никто этого не знал. Согласно статистике, около 30 млн. россиян вложили свои ваучеры в чековые инвестиционные фонды, а около 45 млн. – вложили ваучеры в акции различных предприятий, треть владельцев ваучеров их продали. К окончанию чековой приватизации «рыночная» стоимость ваучера подскочила с 20 до 40 тыс. руб., что на тот момент составляло порядка 18–20 долл. Остальные (это около 75 млн. человек) не могли найти им применения.

24

Интервью с Николаем Травкиным // Известия, 14.02.1993, с. 3.

Законодательство 1990-х годов было так задумано, чтобы не позволить многим ЧИФам, используя ваучеры граждан, приобретать контрольные пакеты акций крупных, высокорентабельных, перспективных, эффективно развивающихся предприятий. Поэтому приватизационные чеки простых граждан попали на малоэффективные в экономическом смысле предприятия, многие из которых давно обанкротились, или сразу же были ликвидированы, или, наконец, были через некоторое время исключены из Единого государственного реестра юридических лиц как недействующие, похоронив под своими обломками надежды миллионов граждан получить в собственность хотя бы «кусочек» государственной собственности.