Россия и современный мир №3 / 2014
Шрифт:
Феномен уличных революций («оранжевых», «цветных», «роз» и т.д.) заразителен. Возможно, начало XXI века войдет в историю именно под знаком этого феномена. И если уж он возникал, принимая характер цепной реакции, то в одной, то в другой стране евразийского, ближневосточного и североафриканского ареалов, то ему совсем просто перекинуться из региона в регион на территории одной страны. Применительно к России 1917 г. отечественные историки назвали этот процесс «триумфальным шествием советской власти». Но вот незадача: на окраинах Российской империи триумфальное шествие оборачивалось всплесками национализма и сепаратизма.
Крым продолжил майданную уличную революцию, но по-своему. Референдум в Крыму и его результаты нелегитимны? А какая легитимность требуется уличной революции? Легитимность булыжника (как на Монмартре в дни Парижской Коммуны или на Красной Пресне в 1905 г.)? Легитимность штыка (как при взятии Зимнего дворца в октябре 1917 г.)? Легитимность
Решающую роль в событиях в Крыму сыграло, конечно, то, что 2/3 населения полуострова на протяжении десятилетий составляли русские, и они хорошо помнили, что с 1918 по 1954 г. Крым входил в состав РСФСР, а в составе Украинской ССР оказался по воле первого секретаря ЦК КПСС Хрущёва и послушного ему президиума Верховного Совета СССР; это решение было нелегитимным даже по меркам условной легитимности партийного государства, каким был Советский Союз, поскольку не прошло не только референдума (диковинное понятие в тогдашнем советском государстве), но и предварительного обсуждения на Верховном Совете.
Легитимность статуса Крыма выступает таким образом не постоянной, а переменной величиной и зависит от точки зрения аналитика. Формально-юридически крымчане нарушили Конституцию Украины, организуя референдум о своей судьбе, что по букве закона является прерогативой Верховной рады и президента; но формально-юридическим нарушением было и отстранение Януковича от власти, не говоря уже о решении «нового правительства» Украины сменить Конституционный суд.
В такой ситуации (назовем ее ситуацией мирной революции) на передний план выступают сущностные, глубинные, социальные факторы. Независимо от того, какую юридическую силу имели итоги состоявшегося референдума – они вне сомнений отразили волю народа, проголосовавшего за воссоединение с Россией. Почти все население Крыма (более 90% голосовавших) при высокой явке избирателей (70–80%) сделало выбор в пользу России. Можно сколько угодно говорить об «аннексии Крыма», но этот факт отменить нельзя. Могут ли быть скорректированы приведенные цифры? Если только в очень небольшой степени, что не меняет принципиально общей картины. Невозможно представить, что такое большое число людей были запуганы организаторами референдума, а их ответы фальсифицированы. Воля населения Крыма проявила себя вполне определенно и с этим нельзя не считаться. К сожалению, большинство западных политиков и наблюдателей попросту не обращают внимания на этот факт. Увлекшись перетягиванием геополитического каната и соревнованием мировых амбиций, Запад, в первую очередь США, забыли о правах человека, чье верховенство провозгласили сами.
В февральских телефонных разговорах с Януковичем вице-президент США Дж. Байден призывал украинского президента воздержаться от применения силы и подчеркивал поддержку своей страной движения Украины по пути, выбранному ее народом. В Крыму народ выбрал свой путь. Народ нелигитимен?
Уместно также напомнить, что в отношении независимости Косова Международный суд ООН 22 июля 2010 г. постановил: одностороннее провозглашение независимости части государства «не нарушает какие-либо нормы международного права». Этому решению аплодировали официальные лица США, Великобритании, Франции, Германии. «Это вопрос о праве народов на самоопределение, – заявила юридический советник МИД ФРГ С. Васум-Райнер, выступая на слушаниях в Гаагском суде. – К таким народам не применяется международная правовая норма об уважении территориальной целостности государства». К односторонним декларациям о независимости, заключила она, надо отнестись просто как к «фактическим событиям» 10 . Выход Крыма из-под юрисдикции Украины и стал таким фактическим событием.
10
http://www.czech.mid.ru/press-rel/hot_101.htm
Все, что произошло после вхождения Крыма в состав России, явилось прямым или косвенным следствием этого события в той же степени, в какой сам Крым стал следствием переворота в Киеве.
Юго-Восток Украины был окрылен перспективой получения независимости и / или присоединения к России аналогичным способом – через референдумы. И мы знаем, что эти референдумы дали результаты сравнимые с теми, что были в Крыму. Различие в том, что данные об организации, условиях проведения и репрезентативности голосования в Донецкой и Луганской областях менее полны, чем те же данные по Крыму; известно, в частности, что в целом ряде населенных пунктов этих областей голосования не было (что вполне объяснимо, учитывая сохранение прежних административных органов). Вряд
ли, однако, это существенно повлияло на общую картину, учитывая, что львиная доля населения региона проживает в «голосовавших» городах.Зеркальное сходство действий сторонников Майдана и анти-Майдана проявилось в восточных областях в еще большей степени, чем в Крыму. Майдановцы захватывали государственные и общественные учреждения – то же повторилось в десятках городов и поселков Донбасса и Луганщины 11 . Майдановцы быстро создали свои силовые и административные структуры в Киеве и западных областях – митинговавшие на Юго-Востоке сделали то же самое. Киевское власти прекратили вещание основных российских телеканалов – власти ДНР отключили в начале июня пять киевских каналов.
11
Новые власти Украины быстро предъявили самопровозглашенному «народному губернатору» Донецка В. Губареву обвинение в подстрекательстве к захватам административных зданий, но ни одного подобного обвинения не было выдвинуто против организаторов сотен случаев захвата государственных и общественных учреждений национал-радикалами по всей Украине.
Политический спектр в институтах государственной власти в Киеве еще более сдвинулся вправо. В середине мая 2014 г. А. Турчинов предложил министерству юстиции через суд наложить запрет на деятельность Коммунистической партии Украины, хотя совсем недавно коммунисты и сторонники его собственной партии «Батькивщина» вместе находились в легальной оппозиции Януковичу и правящей Партии регионов. В июле Рада приняла закон о ликвидации фракции коммунистов внутри нее. Еще ранее украинские ультра-националисты приобрели больший вес в киевском правительстве и его силовых структурах. Опасаясь потери Донбасса и Луганщины, новое правительство взяло курс на силовое усмирение собственного народа. Когда в марте-апреле 2014 г. была воссоздана Национальная гвардия Украины (расформированная в 2000 г.), в ее состав, помимо военнослужащих МВД, вошли бойцы «Самообороны» Майдана и боевики «Правого сектора». Именно ей было поручено действовать в авангарде сил подавления мятежных городов и регионов на Юго-Востоке страны.
Россия оказалась в сложнейшей ситуации – нельзя прибегнуть к открытому военному вмешательству, но нельзя и оставаться глухой к призывам мятежных русскоязычных регионов о помощи и принятии их в состав РФ в условиях фактической гражданской войны, жертвами которой все больше становится мирное население Юго-Востока. Этим двойственным императивом (или, точнее, запретом) объясняются и некоторые паузы в официальных декларациях, и сдержанное отношение президента и его окружения к объявленным референдумам, выразившееся в рекомендации В.В. Путина отложить их. Но поздно: стремление Донецка и Луганска к отделению от Киева приобрело необратимый импульс; быстро созданные новые региональные структуры власти ни в коем случае не хотят возвращаться под контроль центральной власти, особенно после начала кровопролитных боев – в этом случае речь пошла бы уже не только о потере завоеванных позиций, но и о жестких персональных (причем масштабных) репрессиях. Этот пункт останется ключевым и в любых переговорных процессах, если начнется реальный поиск компромисса и наименее болезненного выхода из создавшейся ситуации.
Запад и прежде всего США, получившие с отходом Крыма к России больнейший щелчок по носу в глобальной геополитической игре, стали искать возможности «реванша за Крым» любой ценой (исключая, конечно, прямое военное столкновение с Россией). Однако западная политика попала в ловушку собственных противоречий: ее официальные представители несколько месяцев подряд обвиняли Россию во вмешательстве в украинский кризис, а после провозглашения независимых республик в Луганской и Донецкой областях оказались вынужденными просить Россию о вмешательстве, дабы предотвратить их окончательную суверенизацию, а затем разоружить. И получилось, что санкции в отношении России приобрели характер чисто конъюнктурного давления, лишившись даже мизерной морально-правовой базы. В чем-то положение Запада и России оказалось схожим: продолжать санкции против России нелогично, поскольку внутриукраинский конфликт окончательно и бесповоротно принял характер кровавой гражданской войны, но отменить их – значит признать их бессмысленность. Парадоксальность положения России заключается еще и в том, что если бы она действительно могла сейчас обратить вспять процесс суверенизации юго-восточных областей Украины и преуспела бы в этом, недруги обвинили бы ее, что она из имперских и антиукраинских побуждений не сделала этого раньше («ведь могла же»!).
Трудно вместе с тем отделаться от ощущения, что руководство РФ совершило одну большую ошибку – оно недостаточно четко и громко обозначило свою позицию нежелания и неготовности способствовать разделу Украины после Крыма и тем более так или иначе поощрять сепаратистские движения на Юго-Востоке страны. Особой необходимостью было объявить отказ принять в состав Российской Федерации любые новые украинские области, возжелавшие отделиться от Киева.
Проще говоря, жизненно важно было сказать: