Россия молодая. Книга 1

Улыбаясь, он стал развязывать кошелек, который был полон золотом Маргрет.

– Ты глупец! – сказала Карин злобно, на этот раз золото не подействовало на нее. – Ты думаешь, что мне нужны твои деньги...

– И деньги тоже! – усмехнулся премьер-лейтенант. – Деньги нужны всем. Нет такого человека, который бы ими пренебрегал. Даже королю нужны деньги...

– Ты так думаешь, потому что никого не любишь! – крикнула Карин. – Ты плохой человек, очень плохой человек! Я не видывала человека хуже тебя. Недаром моя Христина называет тебя волком. И правда, ты похож на волка.

Сильными челюстями Дес-Фонтейнес быстро жевал горячее, наперченное, жаренное на вертеле мясо.

– Вот как? – спросил он равнодушно. – На волка? Раньше ты мне этого не говорила, малютка! Ты называла меня – мой птенчик, да, да, я это хорошо помню. А что касается моей любви, то я ведь тебе и не говорил о ней, и нам было недурно, не правда ли? Мы просто резвились, веселились и не тратили попусту слов...

Она села в постели, ночной чепец съехал на сторону, волосы рассыпались по плечам. Чем-то она напоминала ему Маргрет – может быть, цветом волос и нежным румянцем?

– Ну хорошо же! – воскликнула Карин. – Я посмотрю, как ты будешь резвиться и веселиться, когда узнаешь то, что знаю я...

Дес-Фонтейнес обернулся к ней, отстранил тарелку.

– Что ты там наделал, глупец, на перепутье трех дорог? Ты убил офицера? За что? Тебе не понравилась песня, да?

– Я ничего не понимаю...

– Не понимаешь? Скажи, какая песня тебе не понравилась?

Она опустила босые ноги с постели, подошла к нему, придерживая сорочку на груди, заговорила дрожащими губами:

– Вчера ко мне приходил священник от королевского капеллана Нордберга. Тело убитого найдено. Офицеры поклялись на библии, что тебе не понравилась песня, они только не помнят – какая была песня... Следствие ведет сам королевский капеллан, дела о поединках поручены ему. Теперь они хотят знать, какая была песня.

– Глупая песня о Нарвской битве! – сказал премьер-лейтенант. – Но, пожалуй, этого им не следует знать. Вздор! Если офицеры были так пьяны, что не помнят причины поединка, капеллану никогда не проведать, с чего началось дело...

И он засмеялся глухим смехом, точно залаял. Карин вздрогнула, закрыла глаза: Ларс Дес-Фонтейнес никогда не умел смеяться.

– Пустые страхи, девочка! – сказал он. – Но ты хорошо сделала, что предупредила меня. Теперь я знаю, чего им от меня нужно... Ложись и вытри глазки. Тебе вовсе не идет, когда ты плачешь. Ты должна быть всегда веселой.

Во сне он кричал: ему снился русский беглец, повешенный на мачте галеры. Длинные ряды виселиц окружали его...

6. КОРОЛЕВСКИЙ КАПЕЛЛАН

У двери кабинета королевского капеллана стояли два штык-юнкера в касках и легких панцырях, с руками, сложенными на рукоятках мечей. При виде старого полковника кирасир с сыном они сделали мечами на караул и вновь замерли словно изваяния – огромные и неподвижные.

Камер-лакей распахнул перед полковником и премьер-лейтенантом тяжелые двери.

Капеллан Нордберг – духовник короля и первый каролинец Швеции, как его называли при дворе, – неподвижно смотрел на вошедших. Длинный, с исступленно поблескивающими глазами, с резкими движениями, он более походил на безумного, нежели на первое духовное лицо в государстве. О нем говорили, что он подражает баснословному епископу Хэммингу Гату, тому самому, который при Сване Нильсене, командуя осадой Кальмарского замка, мечом добивал раненых датчан и бесстрашно сражался с самострелом в руках – не хуже любого ландскнехта. Так же, как Хэмминг Гат, капеллан Нордберг прибегал к духовному языку только тогда, когда именем «распятого за нас Христа» требовал поголовного уничтожения пленных, или начала новой войны, или очередной расправы с католиками, православными, мусульманами... О непомерной жестокости и кровожадности Нордберга ходили легенды даже при дворе Карла, где мягкосердечие никем не признавалось за добродетель.

– Вы из Московии? – спросил капеллан премьер-лейтенанта.

– Да, из Московии.

У капеллана дергался рот. Он прижал щеку ладонью – рот перестал дергаться. Глаза его смотрели пронизывающе.

– Что они говорят о поражении под Нарвой?

– Русские не слишком часто вспоминают поражение под Нарвой, – ответил Дес-Фонтейнес. – Они более склонны беседовать о своих победах под Азовом...

Капеллан улыбнулся.

– Вот отчего вам так не понравилась песня о Нарве...

Лицо премьер-лейтенанта медленно пожелтело. Полковник с тревогой смотрел то на сына, то на капеллана.

– Вы убили достойнейшего офицера, – говорил капеллан, – и за что? За то, что он в песне выражал чувства, пламеневшие в его груди! Философ, проповедующий вредные короне идеи, трус, не решившийся даже достать необходимый короне чертеж Новодвинской крепости, презренный превозноситель московитов убивает храброго офицера, воспользовавшись его неумением драться на шпагах...

Дес-Фонтейнес молчал, опустив голову, не слушая капеллана. Кто предал его?.. И вдруг кровь прилила к его лицу: Карин – вот кто! Проклятая тварь всегда считала себя доброй лютеранкой.

– Мартин Лютер учит нас тому, что человек есть не более, как вьючное животное, – говорил Нордберг. – Это вьючное животное может быть оседлано и богом и дьяволом. Вас оседлал дьявол. Молитесь! Что есть вы в промысле божьем? Нынче вас будет слушать его величество. Вы еще можете смягчить вашу участь, если произнесете речь, достойную того, кому она будет направлена... Идите!

И, повернувшись к старому полковнику, Нордберг добавил:

– Мне душевно жаль вас, гере Дес-Фонтейнес. Но что можно сделать? Молитесь!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Мы все – шуты у времени и страха.

Байрон

1. КОРОЛЬ КАРЛ XII

Речь была продумана даже в мелочах, но теперь Ларс Дес-Фонтейнес решил говорить иначе. Были минуты, когда он смирился, теперь же, когда на карту было поставлено все его будущее, а может быть, и сама жизнь, премьер-лейтенант более не сомневался в том, как ему следует поступать. Не может быть, рассуждал он, чтобы в государственном совете королевства шведского не нашлось трезвых голов, не может быть, чтобы сам король шведов, вандалов и готов, юный Сигурд, северный Зигфрид, не внял голосу разума. Надобно держаться смело и независимо. Король Карл, что бы о нем ни говорили, храбр, он оценит смелость. И, быть может, выслушав своего премьер-лейтенанта, он разгонит льстецов, невежд и воинов, подобных герцогу де Кроа, и прикажет Ларсу Дес-Фонтейнес занять причитающееся его уму и проницательности место в королевстве...

Перед тем как ехать во дворец, они с отцом выпили по кружке голландского флина – гретого пива с коньяком и кайенским перцем. Теперь оба успокоились и перестали страшиться будущего. Премьер-лейтенант говорил по дороге:

– Я много лет ежечасно рисковал жизнью, кто же усомнится в моей верности короне? Король не может не выслушать меня. У него, разумеется, пылкая голова, но она остынет от моей речи. Смелость в суждениях – вот тот козырь, с которого я пойду. Кто знает Московию лучше меня? Кто возразит мне? Кто приведет доказательства разумнее моих? Придворные лизоблюды и льстецы? Лесть развращает властителей мира к старости, в молодости душа нечувствительна к ней... Мою речь король не сможет не оценить, я произнесу ее достаточно убедительно, а когда мои мысли подтвердятся жизнью, дорога для меня будет открыта. Плох тот игрок, который никогда не рискует всем, что у него есть. Я привык рисковать...