Россия накануне смутного времени

История новгородских помещиков Жегаловых дает наглядное представление о превратностях судьбы, подстерегавших обедневших дворян в годы разрухи. В 80-х годах XVI в. С. Жегалов с братьями владел небольшим поместьем с барской запашкой в 15 четвертей и единственным крестьянином, пахавшим 10 четвертей пашни [269] . Как установили дозорщики в 1594 г., Сильвестр Григорьев сын Жегалов с братьями разорился и был вынужден наняться в монастырь: «…поместье свое покинул, а живет в монастырских слугах у Спаса на Хутыни». Второе поколение «избывших» службы и земли помещиков деградировало окончательно. Двое сыновей Федора Жегалова сели «во крестьяне» у помещицы А. Шамшевой и распахали пустошь: «Др. Лубенское, что была пустошь… а в ней живут дети боярские неслужилые во крестьянех дв. Горемыка Федоров сын Жегалов, дв. Ушак Федоров сын Жегалов, пашни паханые две чети с осьминою, в живущем четь обжи» [270] . Порядившись к помещице во крестьяне, Жегаловы надежно укрылись от военной службы.

269

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 961, л. 379 об.

270

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 972, л. 243 об., 236–236 об.

Судя по дозорным книгам 1594 г., один из племянников С. Жегалова поступил на службу к соседскому помещику И. А. Судакову: «Деревня Менухово, а в ней Ивановы люди Судокова — дв. Сава Григорьев сын Жегалов, дв. Молофей Игнатьев сын Маслов… пашни паханые людцкие семь чети, обжа без трети обжи…» Савва Жегалов служил у помещика в качестве приказчика и за службу пахал пашню «на себя» [271] .

Дворянское «оскудение» в годы разрухи привело к тому, что низшие слои феодального сословия оказались охваченными настроениями острого недовольства. Это обстоятельство имело важные последствия.

271

Там же, л. 228–228 об., л. 232.

Во второй половине 80-х годов городские движения в России достигли апогея. П. П. Смирнов полагал, что возбудителями волнений были боровшиеся за власть бояре. По мнению С. В. Бахрушина, выступления в городах носили классовый, антифеодальный характер, а их главной движущей силой были посадские низы [272] . На основании источников можно установить, что наряду с посадскими людьми значительную роль в столичных волнениях играли мелкопоместные дворяне.

Описывая апрельские антиправительственные выступления 1584 г., летописец отметил, что в результате раздора между «дворовыми» и земскими чинами «некой от молодых детей боярских учал скакати из большего города (Кремля. — Р. С.) да вопити в народе, что бояр Годуновы побивают». Когда народ осадил Кремль, повествует другой летописец, «дети боярские многие на конех из луков на город стреляли» [273] . В мятеже участвовали «ратные московские люди», пришедшие «с великою силой и со оружием к городу». Среди мятежников оказались не только рядовые служилые люди, но и знатные земские дворяне из провинции. В ходе расследования выяснилось, что заводчиками мятежа были «большие» рязанские дворяне Ляпуновы (из этой семьи вышли знаменитые деятели «смуты») и Кикины, а также «иных городов дети боярские» [274] . Архивы не сохранили источников, позволяющих судить о требованиях дворян, участвовавших в уличных беспорядках. На основании правительственных заявлений можно заключить, что дворян особенно волновала проблема налогового обложения.

272

Смирнов П. П.Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. М. — А, 1947, с. 331–333; Бахрушин С. В. Классовая борьба в русских городах XVI — начала XVII в., с. 213–214.

273

Пискаревский летописец, с. 87; ГИМ, Летописец, № 2524/42797, л. 75 об.

274

Новый летописец. — ПСРЛ, т. XIV.

Недовольство «скудеющих» мелкопоместных дворян приобрело столь опасные масштабы, что правительство в конце концов было вынуждено прислушаться к их требованиям.

Как удалось установить Н. А. Рожкову, ранее 1591–1592 гг. правительство распорядилось «обелить» (освободить от податей) часть собственной запашки служилых людей [275] . Самые ранние сведения насчет осуществления этой меры сообщают дозорные книги Бежецкой пятины 1593–1594 гг. со ссылками на платежную книгу той же пятины 1591–1592 гг.

275

Рожков Н. А.Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в. М., 1899, с. 266–267.

Реформа налоговой системы преследовала четко уловимую цель. Власти предоставили налоговые льготы в первую очередь и исключительно тем дворянам, которые несли государеву службу. Например, они «обелили» пашню служилому человеку Ф. Л. Осинину, но после его смерти лишили всех льгот его вдову и малолетнего сына, потому что сын «государевы службы не служит, а по государеву цареву и великого князя Федора Ивановича всея Русии указу вдовам и недорослям обелные земли нет». Сборщики податей отказались «обелить» пашню семье сына боярского Я. Бачманова, находившегося в плену. Сделав соответствующую выписку из «платежниц» 1591–1592 гг., они пометили в книгах 1594 г.: «И о том как государь царь и великий князь Федор Иванович всея Русии укажет» [276] .

276

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 972, л. 210–211, 205–205 об., 110.

Н. А. Рожков полагал, что поместный оклад был единственным «руководящим началом» при «обелении» барской запашки: одну обжу «обеляли» при окладе в 100, 150, 200 и 300 четвертей, две обжи — в 450 четвертей и т. д. [277] Приведенные ниже данные подтверждают и уточняют этот вывод (см. табл. 4).

Расхождения между поместным «окладом» служилого человека и фактической «дачей» были подчас очень значительными. Но чиновники не придавали этому обстоятельству большого значения. Исходя из «оклада» помещика, они «обеляли»: по 10 четвертей — на 100–200 четвертей поместья, по 15 четвертей — на 300–400, по 20 четвертей — на 450 четвертей поместья.

277

Рожков Н. А.Указ. соч., с. 269.

Таблица 4.

«Обеляемая» запашка (в обжах)	Оклад (в четвертях)	Дача (в четвертях)	ЦГАДА, ф. 1209, кн. 972, л.
Пол-обжи	(?)	50	75 об.
Обжа	100	50	81 об.
Обжа	150	40	118 об.
Обжа	200	200	117, 210 об. — 211
Полторы обжи	По 300 (у 3-х братьев)	По 232 (у 4-х братьев)	210
Полторы обжи	400	400
Две обжи	По 450 (у отца и сына)	60 четвертей (и рядок)	100 об.
Две обжи	450	320	29 об.

При «обелении» господской пашни писцы столкнулись с рядом трудностей практического характера. Следуя имеющимся инструкциям, они освобождали от податей главным образом барскую, «усадищную» пашню, т. е. пашню возле барской усадьбы. Но они не всегда знали, как поступить с пашней, которую пахали «люди» и слуги помещика. При «обыске» в Спасском погосте в 1593–1594 гг. дозорщики «обелили» помещикам 15 обеж, но отказались «обелить» 17 з обжи людской пашни, «что пашут люди на себя, а не на помещика». Наибольший интерес представляет мотивировка подобного образа действий: «…а приложена люцкая пашня с крестьянскою пашнею в перечень, потому что верить тому нечем и сыскать было допряма неким, люцкая то пашня или прямая крестьянская». При подведении итогов по Михайловскому погосту в Орехове дозорщики обложили людскую пашню податями, но по иным мотивам: «…а толко людцкая пашня пашут на себя, а не на помещиков». Таким образом, людская пашня исключалась из «обельной» в двух случаях: когда нельзя было проверить ее принадлежность помещичьим слугам (а не крестьянам) и когда слуги пахали пашню на себя. Поскольку значительная часть поместий земли Бежецкой пятины запустела, писцы, исходя из интересов казны, «обеляли» помещикам землю как из «жилого», так и из «пуста» [278] . Первые более определенные сведения об освобождении бежецкой барской запашки от податей относятся к 7100 г., иначе говоря, к осени 1591 г. и зиме 1592 г. Надо полагать, что податной реформой была охвачена не одна только Бежецкая пятина. В. И. Корецкому удалось найти несколько поземельных дел Деревской пятины 90-х годов с прямой ссылкой на указ царя Федора об «обелении» пашни. В 1596 г. деревские помещики Матвей и Федор Невзоровы писали в своей челобитной грамоте на имя царя Федора: «А по твоему государеву [указу] с усадищских пашон твоих всяких податей имати не велено, а велено имать с крестьянских пашен» [279] . Процитированная грамота как нельзя более точно определяет значение годуновского указа об «обелении» помещичьей запашки. Указ стал важной вехой в истории феодального дворянства. С одной стороны, он способствовал преодолению внутренних противоречий между различными прослойками и группами феодалов, одни из которых обладали феодальным иммунитетом («тарханами»), а другие должны были платить подати с собственной пашни. Указ благоприятствовал консолидации различных групп служилых людей в единое и замкнутое феодальное сословие. С другой стороны, «обеление» барской запашки впервые провело резкое разграничение между податными сословиями и привилегированным классом феодальных землевладельцев.

278

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 972, л. 197–198, 292, 269.

279

В. И. Корецкий.Из истории закрепощения крестьян в России в конце XVI — начале XVII в. — История СССР, 1957, № 1, с. 183.

Полное освобождение от тягла небольшой запашки, имевшейся в усадьбе любого мелкого помещика, должно было по замыслу правительства гарантировать служилой мелкоте минимальный доход, спасти ее от нищенской сумы в голодный год и крепче привязать к поместью. Годуновский указ помог приостановить разорение низшего дворянства и замедлить прогрессирующее запустение поместного земельного фонда.

Мероприятия по «обелению» дворянской пашни свидетельствовали о том, что в начале 90-х годов правительственная политика все больше отвечала интересам наиболее многочисленных средних и низших слоев дворянства. В том же плане следует рассматривать и законодательство по крестьянскому вопросу.

Глава 7 Дело Нагих

Вскоре после смерти Грозного царица Мария и ее сын Дмитрий вынуждены были покинуть Москву. По завещанию, составленному за много лет до смерти, Иван IV распорядился выделить в удел вдове город Ростов, а ее возможному сыну — Углич и три других города. Царица Мария Нагая не получила никаких земель отдельно от сына. Осведомленные русские летописи утверждают, что в последнем завещании Грозный «повеле дать удел град Углич со всем уездом и з доходы» младшему сыну царевичу Дмитрию [280] . Над царевичем и его матерью скорее всего была учреждена боярская опека. Именно поэтому в уделе не была образована Боярская дума [281] .

280

ДДГ. М., 1950, с. 440–441; ПСРЛ, т. XIV, с. 34–35.

281

Когда царь Иван выделил глухонемому брату Юрию Углич в удел, он образовал при нем думу во главе со знатным боярином князем И. А. Куракиным.

Федор отпустил младшего брата на удел «с великой честью», «по царскому достоянию». В проводах участвовали бояре, 200 дворян и несколько стрелецких приказов. Царице было назначено содержание, приличествовавшее ее сану [282] . Но никакие почести не смогли смягчить унижение вдовствующей царицы. Удаление Нагих из столицы за неделю до коронации Федора имело символическое значение. Власти не пожелали, чтобы вдова царица и ее сын присутствовали на коронации в качестве ближайших родственников царя.

282

Морозовский летописец, л. 75; Горсей Д. Путешествия (II), с. 48.