Россия перед Голгофой

Вот почему дамы высшего света, стремившиеся опытным путём получить исчерпывающий ответ на этот сакраментальный вопрос, освященный авторитетом плодовитого беллетриста, стали сознательно слепо копировать образ жизни и поведение куртизанок, обезьянничать, или обезьянить, как говаривали в то время. «От нас все уйдут, если мы сами не сделаемся Леонтинами!» — с грустью признаётся Марье Михайловне её подруга Елена Шамшина [199] . Дамам с камелиями вслед за великосветскими львицами стали подражать даже дотоле скромные чиновницы.

199

Боборыкин П.Д. Сочинения: В 3-х тт. Т. 1. М.: Худож. лит., 1993. С. 48, 49, 50.

Тешить жён — богачам не забота, Им простительна всякая блажь. Но прискорбно душе патриота, Что чиновницы рвутся туда ж. Марья Саввишна! вы бы надели Платье проще! — Ведь как ни рядись, Не оденетесь лучше камелий И богаче французских актрис! [200]

Первые годы после отмены крепостного права стали временем последнего всплеска дворянской роскоши. Большая масса наличных денег была изъята из сферы производства и направлена в сферу потребления. В связи с отменой крепостного права в Российской империи была проведена выкупная операция. Государство кредитовало выкуп крестьянами личной свободы, усадьбы и земельного надела. Крестьяне получили от государства выкупную ссуду, и эта ссуда была единовременно выплачена помещикам. Полученную ссуду крестьяне должны были погасить в течение 49 лет по 6 % ежегодно. Эти ежегодные платежи назывались выкупными платежами. Огромные деньги, полученные помещиками в качестве выкупных свидетельств от их бывших крепостных, дворянством были бездарно прокучены. Мало кто был всерьез озабочен вложением этих денег в обустройство своих родовых и благоприобретенных имений. «Выкупные свидетельства после 1861 года зудели в руках дворян-помещиков. Где же легче, быстрее и приятнее можно было их спустить, как не за границей…» [201] Повсеместно господствовало расточительное потребление. Устраивались шикарные приемы, шампанское лилось рекой, и гостям из числа золотой молодежи было несть числа.

200

Некрасов Н.А. Балет (1866) // Сочинения: В 3-х тт. Т. 2. М.: Худож. лит., 1959. С.58.

201

Боборыкин П.Д. Воспоминания: В 2-х тт. Т. 1. За полвека / Подготовка текста и примечания Э. Виленской и Л. Ройтберг. М.: Худож. лит., 1965. С. 406. (Литературные мемуары.)

Однажды граф Шереметев оказался на званом вечере в доме княгини Ольги Петровны Волконской. Хозяйка дома на Дворцовой набережной была одной из тех львиц, что почитали парижские нравы образцовыми и стремились пересадить их на петербургскую почву. Пел цыганский хор. «Княгиня неистово требовала, чтобы пели “Пропадай моя телега, все четыре колеса” и сама приударила» [202] . Через несколько лет такой жизни, когда даже кутежи лишились своей былой художественности и приобрели вульгарную разнузданность, состояние не одной княгини Волконской, но всех этих модных дам без исключения было расстроено совершенно — и граф Шереметев с сожалением вспоминал о непозволительной слабости мужей. Мужья не могли противостоять ни женской расточительности, ни женской разнузданности.

202

Мемуары графа С.Д. Шереметева. С. 172.

Внимательно вчитаемся в мемуары графа Сергея Дмитриевича. Мемуарист не был склонен смаковать пикантные подробности и не стремился оставить потомству скандальную хронику жизни высшего света времен своей молодости. Однако иногда привычная сдержанность изменяла графу, и тогда он проговаривался о том, о чем иные предпочли бы умолчать. Внимательное чтение мемуаров убеждает нас в том, что в пореформенной России происходило нечто большее, чем «повреждение нравов». Женщина перестала быть душой семьи, а сама традиционная семья стала подвергаться разрушению. И хотя в высшем свете само это разрушение сопровождалось соблюдением благопристойностей, суть дела от этого не менялась.

«С мужем она жила почти что врозь и очень любила окружать себя совершенно молодыми людьми, к которым сама привязывалась. Особенно покровительствовала она Кавалергардскому полку».

«Сделавшись женою сановника, с которым обжилась, она сохранила за собою свободу действий, поскольку допускаемо оно было пределами благоразумия и приличия».

«Всё было предметом отрицания: религия, родина, семья… Это было роковым последствием сложных психологических причин, и прежде всего оно было подготовлено родным кровом, в котором проповедовалось открытое отрицание семьи…» [203] .

203

Мемуары графа С.Д. Шереметева. С. 52, 135, 242.

Эротические оргии, прозванные современниками «афинскими вечерами», стали выразительной приметой жизни великосветского Петербурга пореформенной поры. Этим не преминул воспользоваться Петр Дмитриевич Боборыкин, имевший репутацию «бытописателя и хроникёра русского общества» [204] . Петр Дмитриевич был одним из самых известных и читаемых российских беллетристов эпохи Великих реформ. Он не имел себе равных в умении первым уловить новейшее общественное явление, чтобы вслед за тем незамедлительно запечатлеть его на страницах своего очередного произведения. В русском обществе возникла потребность в фигурах подобного рода: в стране выходило множество толстых журналов, подписчики которых желали быть в курсе не только новостей политики, литературы и культуры, но и своевременно узнавать об изнаночных сторонах всех слоев жизни общества. В 1868 году в петербургском учёно-литературном журнале «Всемирный труд» был опубликован роман Боборыкина «Жертва вечерняя». Автор романа избрал для своего произведения форму интимного дневника, который ведёт Марья Михайловна — молодая богатая вдова гвардейского адъютанта. Вдова живописует свои любовные приключения, венцом которых стала разнузданная оргия вдесятером. В Великий пост, когда надлежит воздерживаться от скоромной пищи и суетных наслаждений большого света, «самые неприступные женщины столицы» и их любовники стали тайком собираться в большой петербургской квартире, имевшей пять отдельных интимных покоев, а посередине салон и столовую. «Пост не мост, можно и объехать» — так гласила народная мудрость. Великосветские дамы уединялись со своими кавалерами, после чего устраивался совместный ужин с шампанским, все участники которого облачались в игривые и фривольные костюмы, в которых они никогда не рискнули бы появиться в обществе. Ужин сопровождался обильными возлияниями, нескромными танцами и соблазнительными разговорами. Перелистаем дневник Марьи Михайловны.

204

Боборыкин П.Д. Воспоминания: В 2-х тт. Т. 2. С. 157. (Литературные мемуары.)

«Ужин кончился таким канканчиком, что у меня до сих пор болят ноги…»

«Мы заставили каждого из мужчин рассказать про свою первую любовь. Сколько было смеху! Все, лет по шестнадцати, потеряли свою невинность. <…> Три наши замужние жены рассказывали также истории из своего девичества. Я вышла замуж совсем дурой, а все они ой-ой!»

«Ужин перешел в настоящую оргию. И я всех превзошла! Во мне не осталось ни капли стыдливости. Я была как какая-нибудь бесноватая. Что я делала, Боже мой, что я говорила! Половину я и не помню теперь; но если б и вспомнила, я не в состоянии записать этого.

Сквозь винные пары (шампанского мы ужасно выпили) раздавался шумный хохот мужчин, крики, взвизгиванья, истерический какой-то смех, и во всей комнате чад, чад, чад!

Нет, я не могу кончить этой сцены, этой адской сцены…» [205] .

Эта «адская сцена» происходила во время Великого поста, когда православная церковь не благословляет даже супружескую близость. Оргия во время поста — это демонстративное осквернение и поругание нравственных и религиозных норм, деяние не только греховное, но и кощунственное. Однако сознание собственной безнаказанности доставляло всем участникам оргий ни с чем не сравнимое острое и пикантное удовольствие. «Эдак ужасно весело! Дурачить свет целым обществом, коллективно, как говорит мой Домбрович, ещё приятнее» [206] .

205

Боборыкин П.Д. Сочинения: В 3-х тт. Т. 1. С. 151, 159, 165.

206

Боборыкин П.Д. Сочинения: В 3-х тт. Т. 1. С. 152. Домбрович — любовник главной героини романа «Жертва вечерняя», обучивший Марью Михайловну непростому искусству безнаказанно «срывать цветы удовольствия». Февральская книжка журнала «Всемирный труд», на страницах которой было опубликовано описание великосветской оргии, подверглась конфискации. Цезура сочла эти эпизоды романа порнографическими.

Сразу же после выхода в свет роман Боборыкина приобрёл скандальную известность, а выражение «афинский вечер» стало крылатым. Подробности этих петербургских оргий были такого сорта, что известный в свое время беллетрист, поведав о них городу и миру в «Жертве вечерней», постеснялся рассказать об этом в своих литературных мемуарах «За полвека». Даже спустя полвека после изображаемых событий, когда порнографическая литература уже стала фактом российского книжного рынка, Боборыкин посовестился детально описать хотя бы один такой «афинский вечер». Он лишь вскользь упомянул о ёлке, которую устроил один из его приятелей под Новый год… «в семейных банях» [207] . Судя по всему, тяга великосветской молодежи к удовольствиям подобного рода была настолько конгениальна эпохе, что Лев Николаевич Толстой счел необходимым помянуть в современном романе «Анна Каренина» (1873–1877), что флигель-адъютант граф Вронский, по долгу службы сопровождающий иностранного принца во время его приезда в Петербург, знакомит эту важную персону с «животными удовольствиями» северной столицы. В честь приезда иностранного принца Вронский и его приятели организовали «афинский вечер», после чего Анна с нескрываемой ревностью спрашивала своего возлюбленного: неужели ему было интересно «смотреть на Терезу в костюме Евы»?

207

Боборыкин П.Д. Воспоминания: В 2-х тт. Т. 1. С. 196. (Литературные мемуары.) В романе «Жертва вечерняя» выражение «афинский вечер» ещё не употребляется. Персонажи романа именуют свои оргии ужинами как при регентстве. (Время регентства герцога Филиппа Орлеанского почиталось периодом исключительной распущенности нравов французского высшего общества.) После выхода романа Боборыкина в свет Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин в анонимной рецензии, в 1868 году опубликованной в журнале «Отечественные записки», не без иронии назвал описанные в «Жертве вечерней» великосветские оргии «афинскими вечерами». Читатели, получившие классическое образование, оценили иронию рецензента. Они были наслышаны о существовании произведения римского писателя-компилятора II века нашей эры Авла Гелия «Афинские ночи» и знали, что «афинскими вечерами» в древности называли вечерние беседы, изящные, утончённые разговоры. Со временем ирония улетучилась, выражение прижилось и стало нарицательным. «Афинский вечер» как синоним разнузданной оргии, кутежа упоминается Л.Н. Толстым в «Анне Карениной» и в романе А.Ф. Писемского «Масоны» (1880–1881). В кругах столичной богемы мода на «афинские вечера» благополучно пережила время контрреформ и существовала вплоть до Первой мировой войны. Поэтесса Паллада Олимповна Богданова-Бельская (1885–1968) — одна из муз русской поэзии Серебряного века, чьё имя стало одним из знаков «петербургской культуры 1913 года», — устраивала «афинские вечера» в своей квартире на Фонтанке (Рындина Л.Д. Ушедшее // Воспоминания о Серебряном веке. М.: Республика, 1993. С. 425). В начале XX века столичная мода захватила провинцию, и устроителей «афинских вечеров» можно было встретить даже среди преподавателей провинциальных гимназий. Любопытно использование термина «афинские вечера» применительно к событиям 20-х годов XX века в воспоминаниях служащего профилактория для проституток, где работала жена С.М. Кирова (Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920 — 1930-е годы. СПб.: Нева, 1999. С. 95). Роман Боборыкина был переиздан в 1993 году, когда в среде «новых русских» снова возникла мода на оргии в банях и саунах. Впрочем, «новые русские» вряд ли читали романы Боборыкина и Писемского и хоть что-то слышали об «афинских вечерах».

Светское общество пореформенной России было не более развращённым, чем в достославные времена моды на «добросовестный, ребяческий разврат» [208] . Придворные эпохи Великих реформ предавались разврату гораздо меньше, чем придворные эпохи Екатерины Великой, когда само нарушение всех и всяческих моральных норм могло рассматриваться как своеобразная норма. Но даже самые отъявленные повесы и авантюристы Екатерининской эпохи, цинично преступавшие любые запреты, никогда не покушались на отрицание нормы как таковой. После отмены крепостного права, существовавшего в течение нескольких столетий, уже никто не мог поручиться, что как традиционная семья, так и вековые нормы нравственности останутся неизменными. И, оставив мужчин далеко позади себя, великосветские львицы активно проявили себя в деятельности по расшатыванию семьи и нравственности. В эту деятельность они вносили оживление, свой почин, инициативу.

208

Лермонтов М.Ю. Дума //Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений: В 4-х тт. Т. 1. М.: Худож. лит., 1983. С. 36.

Но свет… Жестоких осуждений Не изменяет он своих: Он не карает заблуждений, Но тайны требует для них [209] .

Раньше светская дама, не сумевшая соблюсти эту тайну и немедленно превратившаяся в падшую женщину, могла лишь уповать на милосердие жестокосердного света. Всё было напрасно! Теперь же такая женщина повелительно заявляла не только свету, но и властям о своем праве распоряжаться собой и своей судьбой так, как она это считала нужным, а не так, как было принято в свете. И это своё право она ставила выше и ценила дороже, чем право света осудить падшую женщину. Она стремилась к обретению счастья, боролась за него и вопреки всему нередко в этой борьбе побеждала.

209

Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 19-ти тт. Т. 3, кн. 1. М.: Воскресенье, 1995. С. 205.