Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814
Шрифт:
Новое ополчение распределялось по трем округам. В задачу восьми губерний первого округа входила защита Москвы. Двум губерниям (Петербургской и Новгородской), которые образовывали второй округ, была поручена оборона столицы империи. Оба округа должны были быть мобилизованы немедленно. Мобилизацию в третьем округе, состоявшем из шести губерний, предполагалось провести не ранее сбора урожая, но даже тогда она должна была проходить поэтапно. Командующим третьего округа был генерал-лейтенант граф П.А. Толстой, ранее служивший в качестве русского посла в Париже. Толстому гораздо более по душе было сражаться с Наполеоном, чем любезничать с ним. Как объяснял он сам, если бы только кто-нибудь дал ему достаточно артиллерии, чтобы прикрыть его атаки, он бросил бы против врага свои вооруженные вилами колонны — русский вариант французского всеобщего ополчения (lev'ee en masse) образца 1793 г. [389]
389
Народное ополчение… С. 368.
Самыми боеспособными частями ополчения в 1812 г. были полки, сформированные в Петербурге и Новгороде. Поскольку П.X. Витгенштейну приходилось отчаянно защищаться от французов, у этих полков было немного времени на подготовку до того, как они оказывались в реальных боевых условиях. Гарнизон столицы
390
Богданович М.И. Указ. соч. Т. 2. С. 56.
Действия ополченцев второго округа в 1812 г. носили исключительный характер. В отличие от своего прусского аналога — ландвера образца 1813–1815 гг. русское ополчение никогда не объединялось в бригады и дивизии вместе с частями регулярной армии. В большинстве случаев они выполняли функции скорее вспомогательного корпуса, чем части полевой армии. В начале осени 1812 г. большая часть ополченцев была использована для создания кордонов и блокирования дорог с тем, чтобы не дать фуражирам и мародерам противника вырваться за пределы прилегавших к Москве территорий. Во время отступления Наполеона некоторые отряды ополченцев использовались для контроля над отвоеванной территорией; они также помогали восстанавливать здесь порядок, систему управления и линии коммуникаций. Другие отряды конвоировали военнопленных. В 1813 г. большая часть ополчения была задействована в блокаде Данцига, Дрездена и ряда других крепостей в тылу союзников, которые оборонялись силами крупных гарнизонов противника, состоявших из регулярных войск. Ни одно из этих занятий не было особенно героическим или романтическим, хотя и уносило много жизней. Тем не менее ополчение играло очень важную роль, потому что оно освобождало десятки тысяч солдат регулярных частей русской армии для несения полевой службы [391] .
391
Помимо работ В.И. Бабкина и В.М. Безотосного изданием, в котором максимально полно исследуется ополчение, является многотомный труд В.Р. Апухтина, подготовленный к 100-летию Отечественной войны 1812 г.: Апухтин В.Р. Народная военная сила: Дворянское ополчение в Отечественной войне. М., 1912. В.Р. Апухтин столь же решительно воспевает успехи дворян, сколь В.И. Бабкин стремится преуменьшить их вклад. Работа И.И. Проходцева представляет собой чрезвычайно информативное исследование по истории Рязанского ополчения: Проходцев И.И. Указ. соч. С. 229–621.
Серьезной проблемой для ополчения в 1812 г. был дефицит огнестрельного оружия. К концу июля Россия столкнулась с острой нехваткой ружей. К тому моменту было роздано почти 350 из 371 тыс. ружей, имевшихся на складах за полтора года до начала войны. Текущий выпуск ружей практически полностью зависел от действий государственных и частных производителей в Туле. В течение мая-декабря 1812 г. в Туле было изготовлено 127 тыс. ружей, в среднем по 16 тыс. в месяц. После падения Москвы, однако, многие ремесленники разбежались из Тулы по своим деревням, это на протяжении многих недель серьезным образом сказывалось на объеме производства, что привело в ярость Александра I. Впоследствии много усилий пришлось направить на производство пистолетов для кавалерийских резервов, и на какое-то время главным источником получения ружей для российской армии стал импорт 101 тыс. штук из Великобритании и захват многих тысяч ружей у французов. Верно то, что М.И. Кутузов первоочередной задачей считал вооружение новых рекрутов, предназначавшихся для полевой армии. Ополченцы находились в хвосте очереди на получение огнестрельного оружия. То, что доставалось на их долю, обычно было плохого качества, и большинство ополченцев в декабре 1812 г. были по-прежнему вооружены вилами [392] .
392
Сперанский В.Н. Указ. соч. С. 381, 392, 407–423; М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 4. Ч. 1. С. 20.
Все это сильно расстраивало М.И. Кутузова. После назначения на пост главнокомандующего одной из первых его забот было выяснить, какие резервные силы поддерживали полевые армии. Истинное положение дел удручало. Последними остатками того, что изначально рассматривалось как вторая линия обороны, были батальоны М.А. Милорадовича, большая часть которых примкнула к Кутузову до Бородино. Все, что от них осталось, были полки Д.И. Лобанова-Ростовского и А.А. Клейнмихеля и ополчение. Даже если бы Лобанов поспел к обороне Москвы, Александр I все равно запретил бы М.И. Кутузову использовать его полки. По мнению императора, новобранцы были недостаточно обучены и, что еще важнее, следовало сохранить костяк, вокруг которого новые рекруты могли бы сплотиться и стать боеспособной армией. Часть ополченцев из Московской и Смоленской губерний действительно прибыли для обороны города вовремя. После Бородино Кутузов частично включил их в состав своих полков с целью восполнить понесенные ими огромные потери. Однако, имея в своих рядах столько плохо обученных, а порой даже и невооруженных людей, совсем не удивительно, что Кутузов и Барклай отказались от идеи проведения рискованного сражения в предместьях Москвы [393] .
393
Сборник исторических материалов, извлеченных из архива собственной Е.И. В. канцелярии. Вып. 1. С. 64–65.
В результате город был потерян. Благодаря Милорадовичу и Барклаю армия не распалась во время отступления через Москву, но в последующие дни она подошла к этому ближе, чем когда бы то ни было. Кутузов, проезжая перед своими маршировавшими полками, впервые не был встречен приветственными криками «ура!» К истощению и огромным потерям теперь добавились чувства позора и отчаяния, вызванные оставлением Москвы без боя. Как всегда, лишь тонкая грань отделяла официальную реквизицию от грабежа. Дисциплина в армии страдала, и многие солдаты начали опустошать близлежащие деревни. Пальма первенства в этом деле принадлежала казакам, но они отнюдь не были единственными, кто принимал в этом участие. Неподалеку от Тарутинского
лагеря возник импровизированный рынок награбленного, идея которого формально была позаимствована у французов [394] . Большая часть солдат пребывала в глубоком унынии и чувствовала себя предателями в связи с оставлением Москвы.394
Ульянов А.И. Тарутинский лагерь: «неудобные» факты // От Тарутино до Малоярославца: К 190-летию Малоярославецкого сражения. Калуга, 2002. С. 23–36.
В грабежах участвовали даже некоторые младшие офицеры. Поручик И.Т. Радожицкий вспоминал: «Суеверные, не постигая, что совершается пред их глазами, думали уже, с падением Москвы, видеть падение России, торжество Антихриста, потом скорое явление страшного суда и кончину света». Находившийся далеко от Москвы в расположении Третьей Обсервационной армии А.П. Тормасова генерал-майор князь В.В. Вяземский вопрошал Бога, почему тот позволил Москве пасть: «Боже! За что же? Наказание столь любящей тебя нации!» При этом на примете у Вяземского имелось множество вполне мирских зол, на которых следовало возложить вину за случившееся. В их числе были: водворение иностранцев, просвещение, Аракчеев и Клейнмихель, а также плоды, «распутством двора выращенные». Если даже это звучало почти что как обвинение в адрес императора, великая княгиня Екатерина Павловна в своих письмах к брату была еще более откровенной. Она писала ему, что многие осуждают его за то, что он неумело вел войну и обесчестил Россию, оставив Москву без боя [395] .
395
Радожицкий И.Т. Указ. соч. Ч. 1. С. 172; 1812 год… Военные дневники. С. 215; Переписка императора Александра I… С. 107–108, 119–122.
Хотя чувство отчаяния было острым, прошло оно довольно быстро. В течение нескольких дней настроения начали меняться. Штабной офицер писал, что уныние, которое поначалу вызывал вид горящей Москвы, скоро сменилось гневом: «Ныне мужество мое возрождается, и я снова горю мщением». Начало распространяться мнение, что далеко не все еще потеряно, и что, как это выразил молодой поручик А.В. Чичерин из Семеновского полка, варварам, вторгшимся в его страну, придется поплатиться за свою «дерзость». Свой вклад в перемену настроений внес М.Б. Барклай де Толли, посетивший каждый отряд своей армии для того, чтобы объяснить, почему у русских теперь имелось преимущество, и почему они одержат победу в кампании. Поручик Г.П. Мешетич вспоминал, как Барклай объяснял его артиллерийскому расчету, что действовал согласно плану, и что «такая продолжительная ретирада отвлекла неприятеля от всех выгод в его армии и послужит ему гибелью, и что он впал в приготовленные ему сети, из которых он не выпутается иначе как истреблением оного» [396] .
396
Мешетич Г.П. Указ. соч. С. 50; Дневник Александра Чичерина. С. 14–16.
В Тарутино в армии вновь появились некоторые атрибуты нормальной жизни. Кутузов настоял на том, чтобы религиозные службы совершались каждый воскресный и праздничный день, и подавал личный пример, присутствуя на каждой из них. На выручку пришел еще один важный элемент русской жизни — баня: полки приступили к строительству собственных бань. Строгий кодекс армейской дисциплины на этот раз также сыграл положительную роль. 21 октября, например, Кутузов утвердил смертный приговор, вынесенный военным судом прапорщику Тищенко, который превратил находившийся под его командованием егерский отряд в разбойничью шайку, грабившую и даже убивавшую местное население. Смертный приговор в отношении одиннадцати действовавших под его началом егерей был заменен на троекратное прохождение сквозь строй, состоявший из тысячи человек [397] .
397
О Тищенко см.: Отечественная война 1812 года. Материалы Военно-ученого архива. Т. 19. С. 335–336; История лейб-гвардии Егерского полка. С. 88; 1812 год в дневниках… Вып. 2. С. 200.
Однако, возможно, как ничему иному, перемена настроений была обязана тому факту, что после многих месяцев непрестанных маршей и лишений, у армии в Тарутинском лагере появилось наконец несколько недель для отдыха. Позиция и укрепления лагеря были не особенно сильны, но французская армия уже сделала все, что могла, и оставила русских в покое. Поскольку урожай в плодородных районах центральной России был собран совсем недавно, российская армия могла на протяжении нескольких недель оставаться на одном месте, не испытывая продовольственного дефицита. Снабжение шло через Калугу из богатых аграрных губерний, лежавших к югу от нее. Оттуда же подходили подкрепления. Поручик А.В. Чичерин из Семеновского полка прибыл в Тарутино промокшим до нитки, без гроша в кармане и не имея сменной одежды, так как весь его багаж потерялся в Москве. На выручку пришла его семья, от которой он в числе прочего получил столь великолепную палатку, что ее на время позаимствовал сам М.И. Кутузов. Он вспоминал, что стояла прекрасная погода, и что офицеры не отказывали себе в приятной беседе, музицировании и чтении — причем все это имело особую пикантность, характерную для военного лагеря. По-настоящему их беспокоила лишь одна вещь: опасение, что их император может заключить с французами мир. Один офицер заметил на это, что если это произойдет, он отправится за границу и будет драться с Наполеоном в Испании [398] .
398
Дневник Александра Чичерина. С. 18–19, 28; Дневник Павла Пущина. Л., 1987. С. 61–62.
Ответственность за принятие решения о войне или мире возлагалась на российского императора, находившегося в Петербурге. По самым различным причинам безосновательно было ожидать, что он заключит мир. Фридрих-Вильгельм III продолжал сражаться после падения Берлина, и Франц II отказался подписывать мир после падения Вены как в 1805, так и в 1809 г., хотя в последнем случае австрийцы сражались, не имея союзников. Москва даже не была столицей империи Александра I. Кроме того, заключить мир после падения Москвы, вопреки чаяниям аристократической оппозиции, означало поставить под угрозу свою собственную жизнь и судьбу престола, что было хорошо известно императору. Однако во многих случаях скрытая причина натянутости, то и дело возникавшей в 1812 г., заключалась в том, что ни Александр, ни русская аристократия не вполне доверяли друг другу в том, что касалось способности сохранить хладнокровие или внести весомый вклад в победу на фоне того немалого напряжения сил, которое было вызвано вторжением Наполеона [399] .
399
О взаимном недоверии пишет графиня Эдлинг, см.: Державный сфинкс. С. 172–173.